Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 110 из 113

 – Вкусные. Губы у тебя, – сказал я, и вновь поцеловал.

Дальше время остановилось. Мы стояли на крыльце, обнявшись, и весь мир вокруг просто перестал существовать. Только глаза Оксаны поблескивали в темноте, когда я отрывался от ее губ, чтобы перевести дыхание и шепнуть что–то бессмысленно глупое.

 – Опа, мы не помешаем? – звонко раздался голос Жеки из массы вывалившихся на крыльцо курильщиков.

Оксана спрятала лицо у меня на груди, а посмотрел на них, и покачал головой.

 – Не вешать нос, гардемарины, – напел, зажав сигарету в зубах Стас, прикуривая, и замахал руками, – давайте парни, отойдем. Давайте, давайте, не мешайте, – прогнал он всех с крыльца.

Я глянул на Оксану, она смущенно улыбнулась в ответ. Когда наши глаза встретились, звук будто приглушили, и громкие голоса парней доносились как сквозь вату. Поцеловав девчонку в нос, я почувствовал, какой он холодный. Ну да, на улице мы уже прилично по времени, и обругав себя за недогадливость, я отвел Оксану в дом, в тепло. Пробежав мимо стола, плеснул виски с колой два бокала, и повел девушку в одну из маленьких комнат на втором этаже. Когда уже поднимались по лестнице, краем уха слышал, как Геша со Стасом активно обсуждали возможность организовать музыку к застолью посредством подключения снятой магнитолы и автомобильного аккумулятора.

Уже минут через двадцать, раздался дружный, но нестройный хор голосов. «Когда переехал, не помню, наверное, был я бухо–ой…» – полетело на всю округу. Задорная песня далеко разносилась в ночной тишине. Где–то вдалеке завыла собака, и даже показалось, что подвывает она в такт. Но вслушиваться я не стал, было не до этого.

28 апреля, утро.

Старцев Александр, база отдыха Красная.

Будил всех естественно я. Нет, можно было конечно Рому попросить мне помочь, который, ухмыляясь, курил на крыльце одну сигарету за другой. Подумав, от этого варианта я отказался. Мало ли. Так как встал первым, умылся в гордом одиночестве, и пробежался по коттеджу. Жека со Стасом поднялись сразу же, стоило только за плечо тронуть, что одного, что второго. Гешу пришлось поднимать в буквальном смысле слова. После того, как разбудил этих троих, как цепная реакция пошла, и предбанник в сауне напоминал тамбур поезда Петербург–Москва утром после того, как проводница всех поднимет. Очередь помятых лиц с полотенцами через плечо. Армейцев не было, да они и на выпивку не налегали особо, а вот Николаевич с Доком в гостях остались.

Пока все умывались, мы с Ромой поставили на место в патрол аккумулятор и магнитолу, а после перекусили на скорую руку. Когда все гурьбой толпились на кухне, мы уже попивали чай на крыльце. На улице заметно потеплело, снег подтаял, изредка среди низких облаков проглядывало теплое солнышко. Благодать.

Делясь впечатлениями о тяжести похмелья, компания вывалилась на крыльцо, и естественно все задымили. Тяжелых, кстати, не было, видно вчера если и перебрал кто, то не критично. Парни стояли собранными на крыльце, и если Жека, Стас и Геша еще вчера заявили о том, что вместе со мной едут, то собранный вид Дима меня удивил. Неужели тоже собрался?

 – Я тут на работу не нанимался, как бы, – почесал затылок Дим. – А с этим перцем мы со второго класса вместе. Да, противный? – неожиданно спросил он, посмотрев на Стаса.

Не перестаю удивляться с этих парней. Их стиль общения непривыкших людей в тупик поначалу ставит.

 – Ты–то как, гардемарин? – спросил меня Стас, сдержав зевок.

 – В отличие от вас, алкашни, я нормально.

 – Ну–да, ну–да, мы заметили. Всю ночь клеил, – покивал головой Геша.

 – Мы просто разговаривали, – ответил я, вызвав волну безобидных шуток.

На приколы я уже не реагировал, а с Оксаной мы действительно только разговаривали. Ну не только, целовались, конечно, и рукам я волю дал, но до секса дело не дошло. Я сумел сдержаться, все же выпил не настолько много, и особенно после намека с ее стороны об отсутствии первого опыта тормоза у меня включило. Проговорили полночи, уснули только под утро. Я вначале пытался убедить ее в том, что у нее просто влюбленность, и стоит мне несколько дней не появляться как все у нее пройдет, но этими словами сильно обидел девчонку. Утром уже, в очередной раз, обещав Оксане за ней вернуться при любых раскладах, попросил меня не провожать. Вообще прощаться не люблю. А уезжать люблю, и возвращаться люблю. Совершенно некстати сейчас, стоя на свежем воздухе, облокотившись на капот патриота, я вспомнил вкус ее губ, вспомнил, как обнимал ее, как...

– Геша, позови, пожалуйста… – замялся я, – дочку Васильева.

– А вчера еще Белоснежкой была,  – покачал головой Геша. – Ладно, ладно, сейчас схожу, – согласился он, когда я матерно высказался о потери новизны в обсуждении того, что одну симпатичную девушку я называл Белоснежкой.

 – И вообще, не было ничего ночью, сказал же. Она же совсем маленькая еще,  – сказал я, имея ввиду уже Оксану.

 – Правильно, – покачал головой Дим. – Шаришь, чувак. Так–то часть третья сто тридцать первой.

 – Чего?! – в один голос спросили Стас и уже двинувшийся в сторону коттеджа Геша.

 – Чего, чего. Часть третья, статьи сто тридцать первой УК РФ,  – посмотрел Дим на нас поочередно, – изнасилование заведомо несовершеннолетней, наказывается сроком от четырех до десяти лет.

– Мда, сарказм был слишком тонок… – когда пауза затянулась, пожал плечами Дим.

– Твой сарказм иногда настолько тонок, что тебя все принимают за дебила, – усмехнулся Стас.

 – Слышь, ты с таким количеством начальников поработал бы, как я, тоже научился бы в иронии отдушину находить, – сказал ему Дим, а потом сощурился, и покачал головой, – хотя нет, судя по тому, что у тебя лобовая броня плавно переходит в затылочную кость, это вряд ли.

Стас замешкался, и просто махнул рукой, даже ничего не ответив.

 – Про начальников, кстати, это ты правильно, – сказал я Диму, – тоже сталкиваюсь. Самая классика: «Сергей Петрович, это же каждому дураку очевидно!»

 – О! – выпятил губу Дим, одобрительно качая головой, – а ты тащишь, чувак!

 – А то, – улыбнулся в ответ я, – споемся…

28 апреля, утро.

Красный Бор.

Козачев, Михаил Юрьевич, заместитель начальника отдела по межведомственным взаимодействиям комитета по внешним связям правительства Санкт–Петербурга, сидел в пустом школьном кабинете второго этажа Красноборской школы номер два, и предавался одной из своих любимых привычек. Ковырялся в носу. Задумавшись, Михаил Юрьевич всегда непроизвольно запускал палец в нос. И только в последние несколько лет он приучил себя делать это в одиночестве. Привычка эта у него была давняя, еще с детства, и приносила много неудобств. Козя, Козявка, так дразнили его в школе. Козявкин – за глаза называли его в институте. После того, как он вернулся из армии, мало кто осмеливался подшучивать над ним в открытую. Козюля – всегда называла его ласково первая жена, застав в тот момент, когда он доставал содержимое своего носа.

Когда Михаил Юрьевич вспомнил об этой гадине, его передернуло. Фыркнув, он подошел к окну. Щелчком сбив козявку с ногтя, он засунул руку в карман штанов и вытер указательный палец о ткань внутри. Скрестив руки на груди, Михаил Юрьевич принялся раскачиваться с пятки на носок, глядя в окно.

Сквозь мутное и пыльное стекло был виден внутренний двор школы и несколько грязно–серых зданий силикатного кирпича. Низкие облака ползли по небу, почти касаясь крыш, от которых к ним в безветрии тянулись крупные нитки дыма из многочисленных труб. Михаил Юрьевич сцепил пальцы замком, и потянулся, подняв руки вверх. Пахнуло несвежим телом, и, что самое паршивое, пахло ведь от него. Он с отвращением покосился на брошенное в углу ватное одеяло, на котором он сегодня коротал ночь.

Сюда Михаила Юрьевича отправили вчера вечером, выгнав из гостиничного номера, когда стало ясно, что уехавшие утром бойцы вряд ли вернуться. Период их молчания затянулся, а возможности выйти на связь были, в фургоне радиостанция была. Был даже спутниковый телефон, но он с самого начала не работал.