Страница 301 из 307
Не улыбнулась – просияла.
И ведь права! Вот почему роща для свиней, а холм для распашки – табу! Скорее всего, друиды хорошо понимали, что если распахать склоны, пашню смоет – зато овраги искорежат и остальные поля. Простонародью же объяснили по–свойски. Иным – и колотушками.
– Майни… – Анастасия словно сама не верит, что так называет сестру, – Ты меня не пугай больше так. Надо уйти – скажи. Только скажи, что вернешься! Или… даже, что уйдешь насовсем. Только говори, пожалуйста… Я выдержу. Я теперь сильная. Я ведь не ребенок…
– Она же твоя сестра, – поясняет Луковка, – а не ты сама. Помнишь, ты меня учила с тобой здороваться и прощаться? А теперь сама забыла… И что нужно говорить вслух, тоже забыла!
Немайн молчит. Говорить – стыдно. Потому что – дошло. Медленно, как до того динозавра с мозгом в основании хвоста. Ну, у сидов шея длинная, на три позвонка длинней, чем у людей. Да и гены… Сущности явно кроме росомахи и жирафа прибавили! И что толку от памяти гениального инженера, который умел подмять или воодушевить людей на решение одной задачи – как правило, недолгой. Недели. Максимум – месяцы. Потом победитель, увенчанный славой, шагал по карьере дальше, оставляя за спиной пунктир связей… и только! Он никогда и никем не управлял постоянно, семьи, и той не завел. Немайн – и есть то, что получилось в результате одной из самых серьезных его попыток.
Что касается профессии… Половина коллег ненавидит вечно правого сноба, он не озабочивается отвечать тем же, просто растирает в пыль при случае – чаще всего ради доброй шутки. Остальные – нейтральны и профессиональны. Или делают вид.
Сида в Камбрии – год. И если ей еще не плюют в лицо на каждом шагу, не вызывают на схватки до смерти и позора – значит, она что–то большее, чем «пожарный корпорации» и «победитель катастроф» из двадцать первого века… Только пока не понимает и не умеет пользоваться тем, что неосознанно приобрела.
– Скажи что–нибудь! – говорит Луковка. – Анастасия не понимает твоего молчания!
Что можно выговорить, когда стыд сжимает горло? Разве – согнуть спину и шею. Когда чуть отпустит – признать:
– Я виновата… Простите меня! Анастасия, я же саму себя не помню… Вот и тебя чуть не забыла. Сестра, пожалуйста… Помоги вспомнить!
Тут ухо сиды резко повернулось, раздался окрик:
– Володенька, бяку брось! Брось, кому сказано!
Сын выпустил тварюшку. Жук, обрадовавшись спасению от огромного и, очевидно, насекомоядного существа, поднял надкрылья. Тяжелое жужжание – и он, промелькнув темной размытой чертой, исчез. Быстро, почти как пуля! Немайн вновь обернулась к сестре и подруге – лицо все еще просительное. Виновато и чуточку гордо сказала:
– Мальчишка. Глаз за ним да глаз…
– За тобой тоже, – буркнула Анастасия. – Для чего еще существуют любящие сестры? Конечно, я тебе помогу! И если надо, прикажу бросить бяку!
– Спасибо…
Немного сказала, но этого хватило. С холма спускались вместе. У святой и вечной августы Анастасии через плечо оказался переброшен ремень новейшего оружия, освоенного буквально за пару часов. Когда еще она толком фехтовать выучится! Социальные изменения – хорошо, но дать тем, кто тебе дорог, шанс защитить себя – важней.
У Луковки – мешок с насосом, зато без еды… Всех сидовых припасов как раз хватило втроем поужинать.
У Немайн – сын в переноске. Уже не оглядывается по сторонам, спит себе. А у матери в уголках глаз…
– Майни, ты плачешь? Тебе грустно?
Сида провела по глазам тыльной стороной руки. МокротА! Но сестре нужно ответить. Луковка смотрит на Анастасию с удивлением, словно та не замечает очевидного.
– Не грустно, – ответила Немайн. – Просто… Кажется, я счастлива. От того, что вы рядом!
Эпилог
1
Пляшет огонек в камине – не людей греет, беседу. Кресло Немайн снова пустует. Промелькнула над городом, как короткий летний ливень, оставив умытую посвежевшую землю, но и остовы сломанных деревьев, и попорченные потеками из прохудившихся крыш стены…
Людям, заслужившим почет соплеменников ратными подвигами отныне придется считаться с Сенатом. Заведение, что задумывалось для пускания пыли в глаза соседям, отныне имеет собственный вес. Что для этого понадобилось? Две речи, два голосования и негласное обсуждение в «Голове». В Сенате – говорила августа. В «Голове» – оправдывалась перед своими солдатами императрица в старом, республиканском смысле слова: та, за кем армия пойдет на край света. В Сенате лились латинские речи – здесь хватило камбрийского говора.
Тогда с ней согласились лишь потому, что перед войной начинать усобную свару не ко времени. Теперь – все тихо, все правильно, куда правильней, чем раньше. Все заняты. Сенат, взамен объявленного всемогущества занят настоящим делом – вопросы торговли, промышленности, транспорта занимают их с головой. Война и мир остались королям, работа на земле – кланам. Те, кто собирается в «Голове», как и прежде, лишь присматривают, чтобы никто не обидел народ – ни короли и их люди, ни клановая старшина, ни гильдии с Сенатом.
Конечно, народное собрание должно созывать хозяину заезжего дома, но, если дело зашло далеко, десяткам, сотням и тысячам, сомкнувшим щиты, блестящим наконечниками копий и билов, понадобятся вожди.
Вот они сидят у огня, пиво пьют. Забот не убавилось – просто на смену одним хлопотам пришли другие. Меньше сговариваться самим, больше – послеживать. Не только за сильными людьми, за слабыми – тоже. Кто должен устыдить, подать пример, а то и отвесить пинок? Люди, увы, ленивы, недальновидны, трусливы – или станут такими, если дать им полную волю.
Пример – одна кумушка, наговорившись с греками, стала проповедовать, что, мол, отнимать жизнь – не женское дело. Что, мол, у греков женщина не ходит в походы, а почитаема как мать и жена. И никто не думает лишать ее прав на имущество…
Немайн на нее не было! Перед самым отъездом уронила:
– Власть – дочь острой стали! Закон – внук.
То–то сама каждый день с клинком упражняется и сестер гоняет.
Ничего, другие нашлись. Самую чуточку злые… Разоружить женщин – на треть убавить силу народного ополчения, что уже плохо. А совсем плохо – невозможность выбрать храбрую жену или невестку! Сын получается из матери… и если трусихи не будут умирать старыми девами чаще, чем героини – от рук врага, во что превратится народ Камбрии?
К тому же многие видали этих «полноправных гречанок» в Кер–Сиди, и оказываемый им почет. Да, мужья и сыновья их любят. Зато говорят… «Послушай, что говорит женщина и сделай наоборот». «Волос долог, да ум короток». И просто: «бабья болтовня». Чего стоят слова, которые не подкреплены правом отстоять их с оружием в руках? Чего стоит мнение каких–то гречишек, когда еще вчера по городу хаживали две римские императрицы, и у каждой на поясе – шашка?
Вот и еще одна оружная. У этой к поясу привешен легкий клевец. Сиан… пожалуй, она стала тем, чем была Эйра еще в прошлом году. Не ходит – шествует, умеет правильно поклониться и найти верные слова для приветствия. И больше сама подносов не таскает – для этого есть выделенные кланами помощницы. Лучшие: разносить яства и поддерживать беседу с гостями – не самая тяжелая из работ. Конечно, водяные колеса поменяли многое: и жернова крутит, и тесто месит, и белье стирает – речка. Сида научила воду даже чистить кольчуги и надраивать до блеска котлы! Но у котлов и жаровен на кухне стоять приходится живым поварам. А еще нужно стелить постели, прибирать комнаты… И все–таки нововведения означают для простых женщин дополнительные годы красоты и жизни. Так и должно быть в земле, в которой хранят правду!