Страница 276 из 307
– Ну, я–то на стене стояла… Зато муж! Он у меня скромный, сам не скажет, но даже не смотрит, что там с врагом после удара делается… Нет нужды… Хотите – щит кулаком проломит? Без всяких копий?
– На заклад? Без заклада не то веселье!
Щит не меч, в пиршественную залу вхож. И куда деваться ему, крепкому, беленому, когда его держат в восемь рук, чтоб не увернулся? Щепки летят! В бою все не так, удар редко приходится прямо, и ловкий часто берет верх над сильным…
Чиновный стол превратился в мечту разведчика. Не крапивное семя, брызжа в ярости слюной, мелочный сор под ноги королям метет – филиды, живые архивы британских держав, выбрасывают крючки и зацепы. У Эмилия память покороче, но до пергамента он все донесет, не расплескает. И начнет медленную и верную работу, именно что крапивную – из крапивных веревок рыболовные сети делают!
Врачи сварятся громко, выразительно и совершенно непонятно. Латынь Немайн знает, но названия хворей переменились, и все богатство сравнений и пожеланий благополучно ускользает даже от треугольных ушей.
У бардов слова понятны и сильны, но через меру обильны. Песни перепевают и выворачивают, стихи разбирают построчно, пословно и посложно. И как ловко друг друга поносят: иная хула на соперника выглядит как славословие своему королю… и, увы, не только королю. Каждый второй рискнул восхвалить римскую императрицу. И каждый четвертый – великую сиду. Так старались угодить, что в красавице, умнице да богатырше сиду можно было узнать только по имени. Что древнюю, что – настоящую.
Немайн патока приелась быстро. Повернула голову, брови сдвинула – не притихли, но дружно вернулись к славным королям, да друг к другу. Выходит, хорошо, что по Камбрии ходят сказки о бардах, вдруг седеющих от одного взгляда Неметоны… Может, не так уж плохо – быть древней сидой? Такой, которой все по плечу, и ума особого не надо, пока есть сила и пророческий дар. Сила, которая уже дрожит в мускулах, и дар, который требует обернуться к восточному столу, за которым вот–вот случится страшное.
Стол ремесленников. Оружейники, самые почтенные из всех, хвалятся умением и бьются об заклад – и добро, не здесь, на пиру, будут плавить и ковать! Потом. Получится соревнование в мастерстве… что плохого? Тем более, мастер Лорн, которому действительно есть чем хвастаться, молча ухмыляется в усы. Умеет ждать, а не умел бы – не выплавил бы первый в этом мире булат. Это было в прошлом году, а в этом… А в этом он пока молчит, и правильно делает!
Разве то, что все чаще звучит имя Немайн, как судьи, да все громче нарастает уверенное:
– Она наша! И сидит верно…
Да. Немайн сидит на восточной стороне королевского круга. И это плохо, потому что столы вот–вот начнут делить королей. Но это и вполовину не так плохо как то, что развели ювелиры и ткачи. Гильдии, женская наполовину и женская поголовно!
Голоса громкие, иные с тем серебром, что любой гам прошьет навылет. Немайн мгновение назад жалела, что сестра–римлянка плохо понимает по–камбрийски – теперь радуется. На востоке нарастает стремительный, неизобретательный, но ох и злой бабий лай. Хмель выплеснул то, что камбрийки привыкли прятать за достоинством воительниц, кровью и жизнью отвечающих за единое слово.
Начиналось с обычного – про руки, глаза да мозги, мол, такой не то, что уток сидовского станка – иглу костяную не доверить.
Выскочило – лютое, древнее. Времен, когда женщина была слишком слаба и слишком плохо вооружена, чтобы быть в состоянии убить другую. Дикое. И – римское! Изо ртов льется самое грязное и самое страшное, что только можно измыслить для поношения другой женщины – той, что назначена быть опорой дому, мужу и детям, хребтом семьи.
– Заткнись, порожний мех! Двоих мужей со света сжила – так и от третьего приплода нет… Тут не быки виноваты, коровенку надо под нож!
– Кто б говорил! Для меня без венчания и солененькое не в радость, а ты, сука течная, за труса вышла, что от походов под кровать хоронится – в которой ты с ухажерами кувыркаешься… И я–то не вру, примета есть: двойня от одного мужчины не урождается! А ты по зиме как раз двойню…
Немайн захотелось встать, пригрозить… Еще чуть – и перейдут грань, за которой неважно – действуют ли на пиру правила заезжего дома. Довольно одной вспомнить, что она не говорящий скот, а человек. Значит, воин, а всякий воин Камбрии знает слова, что на любом пиру, в важнейшем из заезжих домов не оставляют обидчику выхода и означают одно.
Поединок.
Не до победы, не до первой крови – до отрезанной головы побежденного!
Впрочем, лишь мужчины ограничиваются головой. Женщинам мало убить соперницу. Их обычай требует опозорить убитую – задрать платье, отрезать груди… Трофеи. В языческие времена их хранили – вместе с головой.
Немайн вспомнилась Анна. Теперь ученица, а когда–то чуть–чуть до взятия трофеев не дошло. Немайн скосила глаза вниз, на собственные прелести. Когда–то были бугорки, теперь холмы. Урок: иногда стоит меньше восторгаться чужим, которого себе не желаешь. А то можно и подарок получить. Трофей, который ни у кого отрезать не пришлось, но которым ученица и подруга гордится куда больше обладательницы.
Если бы в поединке всегда побеждал правый… но какая правда может быть в пьяной перебранке?
В рыжей голове мелькают варианты приказов. Свару можно прекратить… Но у гильдии есть глава. Лекарева Элейн. Славная женщина, с которой хорошо вести дела – и которая в состоянии держать в кулаке склочный длинноволосый народ.
И это она спокойно произносит половину роковой формулы – ровно до места, где должно стоять имя вызванной! За столом – тишина.
– Веселитесь, девочки, – голос ласков, взгляд холоден. – Веселитесь. Но каждая, кого я окликну по–имени до утра…
Вот именно поэтому глава гильдии – она. Последняя женская дуэль случилась в Диведе почти два десятка лет назад – и кто, думаете, на ней победил? Деловая хватка, ловко подвешенный язык, хорошие связи – все это влияет на выбор. Но власть, не способная при нужде опереться на страх – власть только по имени.
И все–таки самая опасная свара – за своим столом, за круглым. Короли не будут резать друг другу головы, ни прямо теперь, ни через неделю, на формальном поединке. Попросту – затаят.
Вот принц Рис мертвой хваткой вцепился в короля кередигионского, и считает уже не коров, коз и овец – каждую потоптанную травинку, каждый потравленный колосок. Клидог чует засаду… но не может отказаться от почести – признать славу. Но вот – финал:
– Так вы на соседей ходите оттого, что у вас флота нет. А флота у вас нет потому, что вы боитесь ирландцев!
Враг, которого принц думал втоптать в землю, довольно улыбнулся.
– Мы–то в состоянии защитить свой урожай и на земле. А вот вы… Плохо держитесь за землю, плохо. Ей, пожалуй, хозяин получше нужен.
– Уж не ты ли?
– Сказал бы я, что с ней лучше вашего управлюсь… Но – не буду. Обещал вести полки на север, и так тому и быть. Дивед мне не особо и нужен. Южная пятина Камбрии! Женская. Вот и прятаться вам, как малышне, за женские юбки. А будут они римлянки, сиды или жены Мерсийца – сами выбирайте!
Рис замялся… но спор подхватила жена, Гваллен. Улыбнулась. Погладила округлый живот, укрытый складками расставленного платья.
– Повеселил ты нас, сосед, – сказала. – Ох, и повеселил. Значит, ты не ирландцев, ты женских юбок боишься. Так может и мои сойдут? А то воительницы частенько в штанах…
Рис захохотал. Так, что Анастасия обернулась! Так, что слезы вытирать пришлось. Потом резко смолк.
– Нравится тебе наша земля, сосед. Нравится больше холодных гор Гвинеда. И пугают тебя не прекрасные дамы Юга и не жены наших друзей. Тебя пугает наша сталь. Та, что блестит, вынутая из ножен, перед геройским ударом! Поэтому я буду рекомендовать брату не двигаться в поход, пока ты не снимешься и не пройдешь хотя бы половину дороги до Гвинеда!