Белые дьяволы

Единственные беспокойства нам причиняли тучи москитов, вившиеся в болотистых местностях, но вскоре моя кожа огрубела от бесчисленного количества их укусов, и я привык спать в густых клубах дыма, тянувшегося от тлевших сырых ветвей.

Все шло хорошо; через месяц мы подошли к высокому горному кряжу. За ночь ветер переменился, и теперь в нем чувствовался тонкий сладковатый запах. Я хотел, было, сказать об этом Лессельсу, когда он знаком показал мне на индейцев. Несмотря на всю невозмутимость и бесстрастие этих людей, по взглядам, которыми обменивались краснокожие и по тому, как они посматривали вперед, я понял, что какое-то обстоятельство их волнует. Когда мы раскинули лагерь на ночь, Лессельс сказал мне:

— Пойдите, Мазен, добудьте оленя. Я же не хочу терять индейцев из виду.

Застрелить оленя было нетрудно. Они кишели здесь, и, казалось, больше с любопытством, чем со страхом смотрели на человека. Животные останавливались на расстоянии пятидесяти ярдов от меня и убегали только, когда я начинал подходить к ним.

Я скоро убил молодого оленя, притащил его на нашу стоянку и поручил индейцам изрезать его мясо.

— Нам нечего бояться, что провизии не хватит, — сказал я. — Здесь масса оленей, и все они идут по одному направлению с нами.

Сладкий, нежный аромат почувствовался в дыхании ветра.

— Не знаю, не этот ли запах привлекает оленей, — сказал Лессельс. — Кстати, Мазен, сегодня ночью мы будем по очереди караулить. Мне кажется, наши краснокожие собираются бежать, но они не ускользнут, пока мы смотрим за ними.

Около двух часов ночи Лессельс разбудил меня: наступила моя очередь сторожить. Я сел; прислонился к сосновому дереву и смотрел на индейцев, лежавших по другую сторону костра. Не думаю, чтобы я задремал, по крайней мере, я не сознавал этого, и отлично помню, как один из краснокожих поднялся с земли, посмотрел на слабо горевший огонь, и подбросил в костер охапку ивовых веток. Пополз густой дым, к бесконечному отвращению москитов. Только когда порыв ветра рассеял его густые, темные клубы, я увидел, что индейцы ушли, и немедленно разбудил Лессельса, сказав ему, что краснокожие могли исчезнуть только за последние минуты. Мне казалось, что их еще можно догнать.

— Не стоит, — ответил он. — Раз индеец исчез из виду, его не найдешь. Я знал, что они убегут, и хотел удержать их только потому, что при туземцах собаки бегут лучше. Останься индейцы с нами, они, вероятно, завтра остановились бы, отказываясь идти вперед, хотя бы мы грозили им смертью. Они не боятся смерти, но суеверный страх в них необыкновенно силен. Во всяком случае, благодаря их бегству, наши запасы продержатся дольше.

Утром мы двинулись дальше. По мере приближения к горам, странный аромат становился все сильнее.

— Что это может быть? — сказал я Лессельсу.

— Не знаю. Может быть, теперь в долинах распускаются цветы на каких-нибудь кустарниках.

Одно верно: старый индеец не ошибся, рассказывая о Благоуханной Долине. Будем надеяться, что и остальные его сведения были точны.

После целого дня пути, мы обогнули выступ горы и увидели перед собой большую долину, лежавшую посреди двух скалистых стен. Ее покрывала зелень, и кусты росли в каждой расщелине утесистых скал.

— Благоуханная Долина — правильное название! — сказал Лессельс. — Но сегодня нам нельзя осмотреть ее. Подождем до завтра.

Когда мы в этот вечер сидели подле нашего костра, какой-то неимоверно сильный звук отдался в горах; это было что-то вроде грохота взрыва и, вместе с тем, аккорда чудовищно больших труб.

— Что это? — вскрикнул я, вскочив и хватаясь за ружье.

— Не знаю, — ответил Лессельс. — Может быть, посреди гор есть какой-нибудь гейзер, вырывающийся в известное время. Я видел такое явление подле озера Атабаска, а ближайшие горы, как мне кажется, вулканического происхождения. В таком случае, страх индейцев, внушаемый им Благоуханной Долиной, вполне объясним.

III

На следующий день мы пошли осматривать местность.

— Следует основать нашу главную квартиру посреди долины, — сказал Лессельс, — и когда мы устроимся, я отправлюсь на разведки. Формация гор, кажется, обещает многое, но я видел слишком много «обещающих» формаций, а потому не могу возлагать на это и больших надежд.

Пройдя около мили, мы увидели, что долина делала поворот. Я шел впереди и, обогнав угол скал, заметил нечто, крайне удивившее меня.

— Лессельс, — закричал я: — здесь дорога!

Он подбежал ко мне, и мы оба с удивлением смотрели на грунт. Перед нами тянулась широкая полоса обнаженной почвы, совершенно гладкой.

— Если это действие льда, — заметил он, — где же лед? Вероятно, он растаял очень недавно, так как, в противном случае, почва поросла бы кустарником, как и вся остальная долина. И до чего странный запах стоит над дорогой! Удивительное место! А все же это отличная дорога для собак.

Пройдя немного дальше, Лессельс крикнул мне:

— В скалах жила, я должен осмотреть ее. Погодите, я привяжу собак.

В эту секунду исполинский лось показался из чащи перед нами и побежал по долине.

— Никогда не видывал таких лосей, — вскрикнул я. — Я должен убить его, Лессельс! Как жаль, что мне не удастся доставить эту голову в цивилизованные области. Во всяком случае, нам сегодня необходимо мясо, и я застрелю животное, а потом измерю его рога.

Я бросился за лосем, время от времени целился в него, но как только я готовился выстрелить, какая-нибудь чаща непременно мешала мне. По дороге сладкий аромат делался все сильнее и сильнее, и я спрашивал себя, от каких кустов лился он; я нигде не видел цветущих растений.

Лось повернул за угол скалы и на мгновение скрылся у меня из виду. Я побежал за ним и, когда тоже миновал выступ, с удивлением увидел, что он мчится ко мне обратно. Опустившись на одно колено, чтобы лучше прицелиться, я выстрелил. Разрывная пуля попала прямо в грудь животного и нанесла ему ужасную рану. Лось покачнулся и упал. Я кинулся к нему. Вдруг большая волна мускусного, сладкого запаха нахлынула на меня.

Я поднял голову, посмотрел — и увидел «его». Громадное создание высотой, я думаю, в сорок-пятьдесят футов бежало ко мне; у него были страшные, выпученные глаза и громадные когти. Оно заревело, как-то ужасно затрубило. С мгновение я смотрел на кошмарно-страшное существо, потом, бросив ружье, побежал по долине, спасая жизнь. Зверь остановился и стал разрывать лося на куски.

Я бежал, как еще никогда не бегал; наконец, задыхаясь, остановился подле Лессельса. Он осматривал скалы, но обернулся ко мне и заметил:

— Индеец сказал правду, Мазен. Здесь золотоносный кварц. Я никогда не слыхивал о такой жиле. Сравнительно с этим местом, Клондайк ничто!

— Скорее спасайтесь… — пробормотал я.

Не успел я дать каких-нибудь объяснений, появилось чудовище. Оно двигалось с быстротой двадцать миль в час, и секунды через две было бы перед нами.

— Бегите в пещеру, там, в стене скал, а я постараюсь выстрелить, — крикнул Лессельс.

Его ружье щелкнуло. Животное громко заревело и продолжало бежать. Я, безоружный, кинулся к пещере… Лессельс за мной…

Невдалеке от узкого входа в грот мой друг поскользнулся и уронил ружье, однако, снова поднялся как раз вовремя, чтобы кинуться вслед за мной. Отверстие было футов пять в высоту, и мы пробежали до самого конца пещеры. К счастию, она была длиной футов в двадцать, а, может быть, и больше. Странный трубный звук потряс грот, и громадные когтистые пальцы просунулись вслед за нами.

— Как грустно, что я уронил ружье! Первая моя пуля отскочила от его головы. Вероятно, кожа чудовища, точно железо. Зачем я не выстрелил ему в рот! Ах, что это?

Послышался визг, потом наступила тишина.

— Собаки, — сказал Лессельс. — Бедные! Я привязал их, и они не могли спастись.

Он зажег спичку, осветив глубину пещеры. В углу лежали кости.