Страница 41 из 51
Из личных воспоминаний Андрея Черкашина "Как это было".
Многих людей, кто принимал участие в наведении "конституционного порядка" в Невинномысске и его обороне от федеральных сил и наемников, уже нет на белом свете. Но кто-то все же уцелел и недавно я встретился с генералом-майором Константином Жабриным, который на первом этапе руководил полицейскими силами, и впечатление от общения с ним у меня осталось двоякое.
С одной стороны генерал Жабрин был человеком своего времени и продуктом среды, то есть в далеком прошлом комсомолец, а затем поборник демократических ценностей, общечеловек, верный путинец и единоросс, вороватый чиновник в погонах и совершенно апатичный человек, который катился по колее и не был способен принимать самостоятельные решения. Его дети учились заграницей, а жена, бизнес-вумен, проживала на Кипре, и у этого человека было все, чего не имели рядовые граждане России. Поэтому он обеими руками и ногами был за стабильность и поддерживал политику правящего режима. Все это так, по факту. А с другой стороны зла в генерале не было, он знал меру и не влезал в сомнительные делишки, не торговал оружием, не крышевал наркоторговцев и не покрывал радикальных исламистов. И, наверное, именно по этой причине, после нашей победы он получил всего лишь десять лет лагерей и отправился в Мордовию, где честным трудом на благо общества искупал свои грехи. После чего, отсидев две трети срока, Жабрин вышел на свободу по УДО и в настоящий момент работает дворником, повторно женился и является счастливым отцом двух детей.
Впрочем, речь не о бывшем полицейском генерале. Меня интересовало, почему омоновцы и спецназовцы отступили из города в первый день проведения операции, и Жабрин рассказал о том, что знал, предельно честно и откровенно…
Холодный промозглый ветер бил в лицо, но сержанту Сергею Миронову, позывной "Мирон", было жарко. Броня и шлем-сфера, которые должны были защищать омоноца из Ставропольского отряда, сковывали тело, а нательное белье пропотело. Однако он не останавливался и, прижимая к плечу приклад автомата, продолжал двигаться вслед за своим командиром взвода, капитаном Орловым, позывной, разумеется, "Орел", и был готов открыть огонь.
Вокруг него и других омоновцев, которых послали в город вместе с бойцами ВВ, спецназом ФСБ и военными разведчиками, был сумрачный город. С темного и неласкового неба, в котором кружили вертушки, срывался снег. Пахло паленой резиной и дерьмом. Улица выглядела пустой, кругом были груды мусора, и время от времени на пути омоновцев попадались сожженные автомашины. Всего сутки в городе не было электричества, и не работали коммунальщики, а на улицах уже горы грязи. Хотя ничего удивительного в этом не было. Мародеры и бунтари из молодежи постарались, и Миронов не обратил бы на это никакого внимания, если бы ни одно "но". Он родился в Невинномысске, и тут проживала его семья. Поэтому все, что происходило здесь, напрямую касалось Сергея, и именно это являлось причиной его внутреннего волнения, от которого бойца кидало в жар. Ведь где-то в городе мать и сестры, а впереди Энергетический техникум, где учился младший брат Колька, которому сержант помогал. По этой причине воевать ему не хотелось. Совсем. Но приказ, который прилетел из Москвы, был кратким и четким: "В течение двенадцати часов навести в городе порядок. Всех вооруженных людей воспринимать как экстремистов и боевиков незаконных вооруженных формирований". Таким было указание президента, и бойцы собирались его выполнить. Вот только легко сказать, что все, кто имеет оружие, боевики. А если среди них окажутся вчерашние сослуживцы, одноклассники или родственники? Что тогда? Как поступать? Ответа Миронов не знал, и надеялся, что все утрясется само по себе, и стрелять ни в кого не придется. Однако судьба решила иначе.
Взвод капитана Орлова, вслед за которым двигались два БТРа и наемники, уже почти добрался до Энергетического колледжа. Слева был виден памятник воинам-интернационалистам, а впереди находилось учебное заведение, в котором получал специальность младший Миронов. И в этот момент, преграждая жавшимся к домам омоновцам дорогу, на улицу вывалилась толпа молодежи. Бунтарей, которые были вооружены дубинками, бутылками с горючей смесью, травматами и охотничьим оружием, было около двухсот человек, и на миг масса разгоряченных парней и девчонок замерла. Но только на миг.
– За Русь! – над улицей разнесся громкий крик, а затем из толпы выскочил мальчишка, не старше пятнадцати лет, который был одет в толстый спортивный костюм, и он метнул в сторону омоновцев камень.
Метательный снаряд не долетел. Кусок красного кирпича упал в нескольких метрах от Орлова и, слегка подскочив, снова лег на асфальт и откатился в сторону. Недолет, но это было началом. Вслед за первым камнем полетели другие и бутылки с горючкой. Стрельбу пока никто не открывал, хотя справа, на улице имени Третьего Интернационала, где по докладам вертолетчиков горожане соорудили баррикаду, уже шел настоящий бой. И тут Миронов пожалел, что щиты, ПР и газ, были оставлены в тылу, сейчас бы они пригодились, и можно было попробовать разогнать обнаглевший молодняк дубинками. Но лишь только он об этом подумал, как сразу же пришла другая мысль. Какие дубинки? Какой газ? Какие, нах, щиты? Сейчас стрельба начнется. К гадалке не ходи, так и будет. Вон как толпа беснуется. Малейшая искра и закрутится кровавая карусель.
– Мирон! – окликнул Сергея друг, Миша Болотников. – Прячься за броню!
Тем временем БТРы выкатились вперед. Омоновцы попрятались за броневики, и пока Орлов запрашивал указания из штаба, Миронов и Болотников вслушивались в выкрики бунтарей:
– Мочи полицаев!
– Суки ментовские!
– Холуи жидовские!
– Шкуры продажные!
– Подстилки чурбанские!
– Долой Путцера и воров!
– Это наш город!
– За Русь!
– Каратели!
– За Родину!
Болотников ткнул Миронова в бок и, перекрывая шум толпы и грохот падающих на бронетранспортер камней, сказал:
– Слышал? Это все про нас!
– Понятно, что не про китайцев! – отозвался Сергей и добавил: – Крови не хочется!
– Ничего! Сейчас бэтэры пулеметами чихнут и толпа разбежится! А потом возьмем техникум и передышка!
– Хорошо бы!
Словно вторя словам бойцов, тяжелые пулеметы БТРов открыли огонь. Стрелки били поверх голов, чтобы напугать толпу, и она дрогнула. Сбивая друг друга с ног, молодняк начал разбегаться, но одновременно с этим по омоновцам начали стрелять из окон близлежащего здания.
Над головой Миронова просвистел заряд картечи, который дал рикошет от брони и задел Болотникова.
– Блядь! – прижимая к разорванной щеке перчатку, воскликнул боец.
– Сейчас, друган! Потерпи!
Миронов рванул из кармана ИПП и наклонился к Болотникову, но из дома вниз метнули бутылку с горючкой, которая разбилась возле БТРа и несколько капель жидкости попало на Сергея.
– А-а-а!!! – закричал Миронов, когда горючая смесь пропалила его одежду и соприкоснулась с телом, и он от бедра полоснул длинной очередью по окнам.
Вниз посыпались выбитые стекла, и на тротуар упал человек в темно-синем бушлате. В его правой руке была еще одна бутылка с огненной смесью и запал горел. Поэтому, когда стекло лопнуло, бутылка полыхнула ярким пламенем, которое охватило раненного метателя. И, кинув взгляд на катающегося по асфальту заживо горящего человека, Мирону почудилось, что это Колька.
– Братан! – прошептал Мирон и всмотрелся в лицо живого факела.
Нет. Это был не Колька. Просто парень, который на него похож. Самый обычный русский парнишка, голос которого вскоре смолк, он пару раз дернулся, откинул от себя что-то круглое и замер.
– Мирон, очнись! – бойца окликнул Орлов. – Слева!