Война людей

По городу двигались пешком, группами по два-три человека, и вскоре оказались на месте. По опустевшим улицам проносились автомобили полиции и пару раз мелькали бронетранспортеры с бойцами спецназа на броне. Где-то невдалеке шла перестрелка, вялая, видимо, у наших парней заканчивались боеприпасы, и дело близилось к развязке. Еле-еле, краем уха, улавливался бубнеж громкоговорителя, пока штурмовые группы спецов готовились к захвату и шла эвакуация жильцов, переговорщики делали свое дело. Короче говоря, обстановка, словно в кинобоевиках.

К дому Мефодия добрались без происшествий. Нас никто не останавливал, хотя на сумки в руках парней полицейские косились. Однако обошлось и, остановившись перед нужной дверью, я нажал на кнопку звонка.

Тишина. Движения нет. Повторное нажатие кнопки и голос Кати Науменко из-за двери:

– Кто там?

– Катя, это я, Егор. Открывай.

Вскрик. Дверь распахнулась, и на пороге квартиры я увидел Катю. Руки женщины были перепачканы кровью, а в правой она сжимала "макаров".

– Наконец-то, – она втянула меня в прихожую и потащила в гостиную, а парни, Серый и Гней, последовали за мной.

– Где Галина? Что с ней?- останавливаясь, обратился я к женщине.

– Плохо, – она покачала головой. – Как только во дворе началась перестрелка, я ее схватила и потащила на выход. Вроде бы уже вышли из дома. Глядь, наши с полицейскими воюют, а во дворе два трупа и лужи крови. Короче, Галине плохо стало, она упала и сильно ударилась. А я ее на плечо взвалила, еле-еле до Мефодия дотащила и доктора Жарова вызвала.

– Как вызвала?

– По телефону, пока связь еще была.

– А нам почему не позвонила?

– Все номера недоступны. Вы в лесу. Кого знала, всех набрала.

– И что с Галиной сейчас?

Катя не отвечала, и я встряхнул ее за плечи:

– Что случилось!?

– Она в спальне… Выкидыш у нее… Ребенок мертвый родился… Отчего так, не знаю… У Гали сильная кровопотеря… Мы с Мефодием сделали, что смогли, но она без сознания…

Сказать, что слова Кати ударили меня в самое сердце, значит, ничего не сказать. Из меня будто кусок вырвали, и на некоторое время я потерял дар речи. Как так!? За что мне все это!? Почему!? Я так мечтал о своем ребенке, наследнике и продолжателе дел. Но судьба-злодейка лишила меня мечты и, хорошо еще, что Галя жива.

Молча, я направился в спальню. Мефодий, толстый мужик в инвалидной коляске, находился возле постели, на которой лежала Галина. Лицо девушки было бледным, и его покрыли бисеринки пота. И все вокруг было перепачкано кровью. Покрывало, бинты, куски ваты и полотенца, а в углу тазик с бурой водой. Все это свидетельствовало о том, что здесь только что боролись за жизнь дорогого для меня человека.

Инвалид откатился в сторону, а я присел на краешек постели и взял в руки ладонь Гали. Она была без сознания и не могла меня слышать, но я сказал:

– Прости меня. Прости. Когда я был нужен тебе, меня не оказалось рядом.

Слова прозвучали и растаяли в воздухе. Мне не стало легче, и я повернулся к Мефодию:

– Где мой сын?

– Егор, не надо тебе на него смотреть, – отозвался он.

– Где он?

– В ванной.

Я покинул спальню, вошел в санузел, и здесь обнаружил своего ребенка. Крохотное синеватое тельце человечка, который мог жить, но умер, лежало на холодной эмалированной поверхности рядом с грязными тряпками. Зрелище не из приятных, и в этот момент меня накрыло.

Метнувшись в коридор, я открыл сумку с оружием и боеприпасами, выхватил разгрузку и автомат, и собрался выскочить на улицу, а потом рвануть на помощь к нашим осажденным товарищам. Я был не в адеквате, признаю это, и мог наделать глупостей. Но Серый среагировал моментально. Он подскочил ко мне и прокричал:

– Остановись! Ничего уже не исправить!

– Прочь с дороги! – я попытался его оттолкнуть. Однако Серый парень резкий, он заломил мне руку, сбил с ног, и я оказался на полу.

Камрад что-то говорил, но я его не слышал. Отчаяние и чувство потери затопили меня, и я, такой суровый, много повидавший и безжалостный к врагам человек, который получил шанс прожить еще одну жизнь, заплакал. Да, это так, и мне не стыдно. Слезы облегчили мои страдания, а Серый не дал совершить глупость, и я вернулся в реальность.

– Отпусти, – через несколько минут попросил я его.

– Автомат брось, – потребовал он.

Мои ладони разжались и захват ослаб. Мы поднялись и тут звонок в дверь.

Рукавом рубахи я обтер лицо, а Серый спросил:

– Кто?

– Жаров и Пастух, – услышали мы голос Овчарова.

Гостей впустили. Доктор немедленно отправился к Галине, а Пастух сказал:

– Я на крыше сейчас был, оттуда наш дом видно. Пойдемте, посмотрим?

За малым я на него не закричал. Какой смотреть? Тут действовать надо, парней наших спасать, а он такое говорит. Но что толку кричать, если это ничего не изменит? Поэтому я кивнул:

– Пошли.

Втроем мы поднялись на крышу пятиэтажки, где уже находилось не меньше сотни зрителей. Народ любит зрелища, а нам следовало увидеть, как проходит спецоперация.

Вид сверху открывался неплохой и дом, где мы жили последние месяцы, словно на ладони, хотя уже сумерки. Во дворе бронетранспортеры и полиция. На крыше готовый к атаке спецназ, на соседних снайперы, а в небе вертушка. Мегафон заткнулся, а из дома время от времени раздавались одиночные выстрелы.

– Как думаешь, что произошло? – спросил я Пастуха.

– Общую картину позже увидим, – он пожал плечами, – а пока я кое-какие справки навел, и прорисовалось следующее. После налета на ИК-6 всю полицию выгнали на улицу, и экипаж ППС заехал к нам во двор. Ребята из пятерки Варяга хотели слинять, но их остановили. Слово за слово, у кого-то нервы не выдержали, и началась стрельба. Полицейских завалили, но наряды усиленные, рядом еще машина оказалась, и парней сковали. Катя с Галиной ушли, успели, а бойцов заблокировали, и они засели в доме. Три квартиры на одном этаже, пятеро бойцов, арсенал неплохой: ПКМ, несколько пистолетов, автоматы, гранаты и около трех кило тротила с детонаторами. И теперь мы видим итог, полицейских положили не менее пяти человек, а у наших парней боеприпасы на исходе и мы не можем им помочь.

– Да уж, где тонко, там и рвется.

Прерывая наш разговор, один из зрителей всплеснул руками и закричал:

– Начинается!

Действительно, спецназ начинал штурм. В выбитые пулями окна квартир полетели газовые гранаты. Спецы на веревках спускались вниз, а другие группы в это самое время, наверняка, пытались проломиться по лестнице и через соседние квартиры. Ничего нового, все стандартно и весьма эффективно.

На миг я отвлекся от своего горя и подумал, что надо найти стационарный телефон и позвонить в Луховицкий район. Ведь если ребят Варяга спеленают, а спецназ обязательно постарается добыть языка, они расскажут о том, что знают. И хотя знают они немного, три-четыре базы и десяток квартир окажутся под ударом.

Было, я хотел спуститься вниз, но не успел.

Неожиданно дом, в котором засели "дружинники", вздрогнул и начал осыпаться. Два верхних этажа снесло, будто их никогда и не было, и взрыв разметал газовое облако. Люди вокруг нас закричали, в окнах зазвенели стекла, внизу заверещала автомобильная сигнализация, а Пастух сказал:

– Пиздец! Бойцы мой запас тротила подорвали. Как на это решились, не понимаю.

"Я тоже не понимаю, – мелькнула у меня мысль. – Но факт остается фактом. Отряд потерял пятерку Варяга, и ребята ушли в лучший из миров не одни, а вместе с атакующим спецназом. Черт! Это сколько же спецназовцев было? Человек двадцать, не меньше. А помимо них еще полицейские во дворе, которых обломками и осколками накрыло. В общем, ничего хорошего. Русские люди убивают друг друга, а ублюдки продолжают на своих заграничных виллах жировать. Мрази!"

Над разрушенным домом снова сформировалось облако, на этот раз из дыма и пыли, и я, понурившись, потопал вниз. Пропади все пропадом! Что, как и почему, потом разберемся, а сейчас иные заботы. Галину надо проведать и с Жаровым поговорить, а ночью вывезти тело мертвого ребенка в лес и похоронить.