Страница 26 из 76
— Мы можем договориться, чтобы оставлять рабочие моменты за дверью, — скользнул он глазами по мне, помедлив на моих ногах, которые почти полностью скрывал шелковый халат. — Для меня не будет проблемой подумать о более приятных вещах.
Закатив глаза, я попятилась из комнаты.
— Сексуальный маньяк.
— Обожаю заниматься с тобой любовью.
— Так нечестно, — я пожаловалась, не имея ни какой защиты от этого. Ни какой защиты от него.
Гидеон ухмыльнулся.
— А я никогда и не говорил, что играю честно.
Когда через 15 минут я оказалась у себя дома, мне казалось, что-то было не так. Планировка была аналогична соседней квартире Гидеона, однако квартира была полностью другой. Смешение его мебели с моей создавало ощущение, что его квартира была нашей, но был и побочный эффект: моя квартира была теперь для меня чужой.
— Привет, Ева.
Я оглянулась и увидела, как Трей на кухне наливает молоко в два стакана.
— Привет, — поприветствовала я его. — Как ты?
— Лучше.
И это было правдой. Его белокурые волосы, которые обычно непослушны, сейчас были хорошо уложены — один из талантов Кэри. Карие глаза Трея сияли, его улыбка очаровывала, несмотря на давно заживший перелом носа.
— Хорошо, что ты стал заходить к нам чаще, — сказала я ему.
— Я немного изменил свое расписание, — он поднял молоко, но я отрицательно покачала головой, и он убрал его. — А ты как?
— Избегаю репортеров, надеюсь, что у моего босса состоится помолвка, планирую разобраться с одним родителем, подстроиться в телефонном разговоре под другого, и с нетерпением ожидаю вечера, чтобы потусить с девчонками.
— Ты потрясна.
— Ну что тут скажешь, — улыбнулась я. — Как школа? Работа?
Я знала, что Трей учится на ветеринара, а так же работает, чтобы оплатить обучение. Одной из таких работ и было ассистирование фотографу, благодаря чему он и познакомился с Кэри.
Трей поморщился:
— И то и другое отвратительно, но однажды это все окупится.
— Нам надо будет устроить еще одну ночь «фильма и пиццы», как только у тебя выдастся свободная минутка, — я не могла не болеть за Трея в ожесточенной борьбе между ним и Татьяной. Я могла бы и не вмешиваться, но, казалось, Татьяна всегда была настроена враждебно по отношению ко мне. И мне не понравилось, что она предлагала себя, когда впервые встретилась с Гидеоном.
— Конечно. Я загляну в расписание Кэри.
Я пожалела, что сначала не поговорила об этом с Кэри, потому что глаза Трея потускнели. Он думал о том, что Кэри впихнет его между встречами с Татьяной.
— Ну, если он не захочет, мы всегда можем оттянуться без него.
Он изобразил некое подобие улыбки.
— Отличная идея.
Без десяти час я вышла из холла и обнаружила, что Клэнси уже меня ждал. Он дал знак швейцару и сам открыл для меня дверцу таун-кара (прим. лимузин), но никто, посмотрев на него, не поверил бы, что он всего лишь водитель. Он вел себя словно живое оружие, коим и являлся, и за все то время, что я его знаю, не смогла бы припомнить его когда-либо улыбающимся.
Как только он уселся за руль, сразу выключил приемник, который регулярно слушал, и приспустил солнцезащитные очки так, чтобы поймать мой взгляд в зеркале заднего вида:
— Как вы?
— Думаю, получше, чем моя мама.
Клэнси был профессионалом, его лицо не выражало ровным счетом ничего. Без лишних слов он поправил свои очки и синхронизировал мой телефон с Bluetooth в машине, чтобы включить мой плейлист. Затем стал отъезжать от обочины.
Вспомнив его внимательность, я сказала:
— Эй, извините, что я на вас сорвалась. Вы всего лишь делали свою работу и не заслужили, чтобы к вам придирались из-за этого.
— Вы не просто работа, мисс Трэмелл.
Я немного помолчала, обдумывая это. Клэнси и я сохраняли дистанцию, вежливые взаимоотношения.
Мы виделись довольно часто, потому что его задачей было привозить и увозить меня с занятий по крав-мага в Бруклине. Но я никогда не думала о том, что он в какой-то мере лично был заинтересован в моей безопасности, хоть это было логично. Клэнси был из тех парней, кто гордится своей работой.
— Все же я сорвалась не только из-за этого, — пояснила я. — Много всего случилось до того, как вы со Стэнтоном вообще нарисовались.
— Извинения приняты.
Резкий ответ был так для него характерен, что это заставило меня улыбнуться.
Устроившись поудобнее на сиденье, я посмотрела из окна на город, в котором обосновалась и который безумно любила. На тротуаре около маленького ларька стояли рядом незнакомцы, и каждый ел свой кусочек пиццы. Насколько они были близки физически, настолько же и далеки духовно, все демонстрировали удивительную способность нью-йоркцев оставаться отдельным островком в бушующем потоке людей. Пешеходы словно омывали их с разных сторон, избегая мужчину, пихающего религиозные листовки, и собачонку у его ног.
Энергичность города задавалась неистовым темпом, из-за которого казалось, что время в этом городе летит намного быстрее, чем где-либо еще. Все это создавало такой контраст по сравнению с ленной чувственностью Калифорнии, где жил мой папа, и где я ходила в школу. Нью-Йорк словно властная особа, выслеживающая, неодобрительно щелкающая хлыстом и провоцирующая на любой порок.
Возле ноги завибрировала моя сумочка, я потянулась к ней за свои телефоном. Быстро взглянув на экран, увидела, что это был папа. По субботам мы созванивались, и я всегда с нетерпеньем ожидала очередной возможности поболтать, но сегодня я чуть было не намерилась перевести звонок на голосовую почту, пока у меня не улучшится настроение. Я была слишком обозлённой из-за мамы, а моему папе после своего последнего визита в Нью-Йорк уже пришлось сильно за меня поволноваться.
Он был у меня, когда в квартиру пришли детективы и сообщили мне о том, что Натан в Нью-Йорке. Они шокировали ещё до того, как рассказали, что Натан был убит, а я уже не могла скрывать своего страха от мысли, что он может быть так близко. С тех пор мой папа пытался узнать, что вызвало у меня столь бурную реакцию.
— Привет, — ответила я, по большей части из-за того, что не хотела ссориться с обоими родителями сразу. — Как ты?
— Скучаю по тебе, — ответил он глубоким уверенным голосом, который я любила. Мой папа был самым великолепным мужчиной, которого я знала — загадочно красив, уверенный в себе, умный и надежный.
— А как ты?
— Не особо жалуюсь.
— Хорошо, но немножко-то можно. Я весь во внимании.
Я тихо рассмеялась:
— Мама немного сводит с ума.
— И что она сделала на этот раз? — спросил он, с нотками мягкой терпимости в голосе.
— Она сует свой нос в мои дела.
— А. Иногда мы, родители, поступаем так, когда беспокоимся о своих детях.
— Ты никогда этого не делал, — заметила я.
— Я пока этого не делал, — уточнил он. — Но это не значит, что я не поступлю так же, если стану сильно беспокоиться о тебе. Я просто надеюсь, что смогу быть достаточно убедительным, чтобы ты меня простила.
— Ну, я сейчас на полпути к маме. Посмотрим, насколько убедительной может быть она. Она оказала бы мне неоценимую помощь, если бы признала, что неправа.
— Удачи с этим.
— Ха! Правда? — я вздохнула. — Могу я позвонить завтра?
— Конечно. Солнышко, все в порядке?
Я закрыла глаза. Инстинкт копа объединенный с инстинктом папочки приводят к тому, что я редко что могу утаить от Виктора Рейса.
— Ага. Просто я почти приехала. Я потом сообщу, как все прошло. О, и у моего босса возможно будет помолвка. В любом случае, мне есть, что тебе рассказать.
— Возможно, с утра я загляну в участок, но ты можешь звонить мне на сотовый по любому поводу. Люблю тебя.
Внезапно я почувствовала, что скучаю по дому. Насколько сильно я любила Нью-Йорк и свою новую жизнь, настолько же сильно я скучала по папе:
— И я тебя, папочка. Поговорим завтра.
Положив трубку, я начала искать свои наручные часы, и их отсутствие напомнило мне о противостоянии, который мне предстоит. Меня расстраивало поведение мамы в прошлом, но еще больше волновало, что будет в будущем. Она носилась со мной все это время из-за Натана, я не уверена, были ли ей известны другие способы проявления заботы.