Отряд. Тетралогия

– Господи, – вздохнул Вешняк, когда молчание стало нестерпимым, – хоть бы на землю попасть, а не в какое–нибудь море.

– Да уж, – мрачно поддержал его Александр. – Я сам об этом только что подумал. Только теперь и начинаешь по–настоящему осознавать, что Земля наша, матушка, на три четверти или что–то около того покрыта водой.

– Так много? – ужаснулся сержант, которому в свое время удалось закончить только четыре класса начальной школы.

– Вот именно, что много, – подтвердил лейтенант. – И хорошо еще, если в море, а не в океан, ска–жем. Правда, я припоминаю, что Грапп что–то рассказывал насчет того, что эта штука (он постучал кулаком по подлокотнику кресла) в случае надобности может служить и лодкой.

– Так–то оно так, – почесал в затылке Сергей, – да все же лучше оказаться на твердой земле. Я лично и моря–то никогда не видел.

– А вот это ты врешь, сержант, – лукаво покосился на него Велга. – Видел ты и моря, и океаны.

– Это когда же?! – оскорбился Вешняк.

– А из космоса?!

– Э–э… а… и правда! – ошарашенно признал правоту лейтенанта Сергей и неожиданно захохотал. – Смешно получается, – объяснил он, отсмеявшись. – Вблизи ни одного моря не видел, зато видел все моря и океаны издали. Рассказать кому у нас в Рязани, ни в жизнь не поверят. И вообще, повидали мы то, чего, наверное, никто не видел, а, товарищ лейтенант?

– Да уж. Что повидали, то повидали.

– Мне вот что интересно, – после непродолжительного молчания снова заговорил сержант, – мы сейчас падаем или плавно опускаемся? Потому как если па–даем…

– Опускаемся, опускаемся, – успокоил его Велга. – Это я точно знаю.

– Откуда?

– Ты на самолете летал когда–нибудь?

– Не доводилось.

– А я один раз летал. Так вот, когда самолет попадает в так называемую воздушную яму, он как бы падает на несколько метров или даже десятков метров вниз. Когда такое происходит, появляется ощущение, что твой собственный желудок вот–вот выпрыгнет наружу. У тебя есть такое ощущение?

Сергей прислушался к себе и честно заявил, что подобных ощущений он в своем организме не наблюдает.

– Вот поэтому я и думаю, что мы опускаемся, а не падаем, – с удовлетворением заявил Александр.

– Хорошо, если так, – в очередной раз вздохнул сержант. – А как мы узнаем, что уже на Земле? Ведь не видно же ни хрена.

– Ты забыл, что капитан Грапп рассказывал? Люк, по идее, должен автоматически открыться.

– Да помню я. Просто молчать больно муторно. Когда говоришь, вроде как легче становится… А жалко Граппа – хороший был мужик, что ни говори. – И, подумав, добавил: – И всех остальных на «Невредимом» тоже жалко.

– Ты же думал, что нам специально это все подстроили, а теперь жалеешь?

– Думал… Мало ли что я думал! Теперь вот не думаю.

Десять парашютов (по два на модуль) бесшумно плыли сквозь ночь, приближаясь к земле.

– Товарищ лейтенант, смотрите, звезды…

Велга поднял голову. Сквозь распахнутый люк откуда–то из невообразимого далека ему слабо мигала парочка тусклых звезд. «А ведь я там был, – подумал он, расстегивая привязные ремни. – И оказалось, это вовсе не так уж далеко. Летают разумные. Дело техники всего лишь. Интересно, где это мы очутились?» Он попытался припомнить положение корабля относительно Земли на время катастрофы и быстро понял, что это бесполезно: невозможно вспомнить то, чего просто не знаешь.

– Ладно, товарищ лейтенант! – как бы прочтя его мысли, подмигнул Александру Вешняк. – Самое главное – мы на твердой земле, значит, как–нибудь разберемся. Разрешите разведать обстановочку вокруг?

– Пока только визуально, – разрешил Велга и потянулся за своим автоматом. – Ты первый, я за тобой.

Снаружи оказалось довольно тепло. Они стояли на покатом корпусе модуля, настороженно вглядываясь в сомкнувшуюся вокруг них ночную тьму, втягивали широко раздувшимися ноздрями долгожданный сухой воздух Земли и никак не могли понять, рады они возвращению домой или не очень. Как–то сразу стало совершенно ясно, что дом этот слишком огромен и в нем не так уж много найдется уголков, где такие люди, как они, могли бы чувствовать себя в полной безопасности.

Эта ночь была безлунной.

Какая–то полупрозрачная кисея равномерно затянула небо, и сквозь нее то здесь, то там просвечивали редкие звезды, так что нельзя было разобрать ни одного знакомого созвездия.

– Что за черт… – пробормотал Вешняк, задирая голову в зенит и придерживая рукой пилотку. – На облака вроде не похоже.

– Небо как небо, – пожал плечами Александр. – Мутноватое, правда… Интересно, где наши? Ни хрена не видать.

– Мутное небо… – саркастически хмыкнул сер–жант. – Мы же не в городе. С чего бы это ему быть мутным?

– Может, дым? Чуешь, гарью пахнет?

– Чую. Только гарь–то старая. То, что здесь горело, давно головешками стало. Что будем делать, товарищ лейтенант, кричать или стрелять?

– Ждать. Сейчас лето, значит, скоро рассветет. А ночью без луны да по незнакомой местности… только ноги ломать. Э, гляди–ка, Сергей, видишь?

Где–то далеко впереди вспыхнул и погас вертикальный луч мощного фонаря. И снова вспыхнул. И снова погас. Короткие и длинные лучи перемежались в определенной последовательности.

– Азбука Морзе! – воскликнул Александр. – Это наши! А ну–ка… Так… тра: что за черт… а! Ж–д–е–м у–т–р–а, ж–д–е–м у–т–р–а, ж–д–е–м у–т–р–а. Опять то же самое. Ну и правильно, мы тоже ждем… Что?

– Возьмите, товарищ лейтенант. – Пока он читал послание, Вешняк успел слазить вниз, в кабину модуля, и теперь протягивал Александру фонарь из аварийного запаса. – Ответить бы надо.

– Давай. – Велга принял фонарь, подумал, что–то припоминая, и замигал в небо: «Понял вас. Понял вас. Понял вас». В ответ получил: «Видим. Рады. Ждем утра. Конец связи» и выключил фонарь.

Они уселись возле открытого люка. Со всех сторон окружающая их ночь родной планеты казалась гораздо более враждебной, чем слабое перемигивание лампочек на мини–пульте в кабине аварийного модуля, созданного чужим разумом и чужими руками.

Сергей Вешняк оперся на локоть, принимая полулежачее положение, привычно похлопал себя по карманам гимнастерки и тяжело вздохнул. Курево кончилось давно и у всех.

– Давно хотел вам сказать, товарищ лейтенант, – кашлянул он, – да все как–то не с руки было.

– Что именно?

– Да вот насчет Милосердия Бога этого ихнего…

– А что такое?

– Да ведь… это… сломалась штука–то.

– Как это сломалась? Что ты плетешь?

– И вовсе я не плету, – слегка обиделся сержант. – Давно уже сломалась. Аккурат как мы «спасательную планету» покинули. Я говорить не хотел, чтобы наших сварогов не расстраивать. Да и нам так лучше, а то еще неизвестно, чем бы все кончилось.

– А ну покажи, – потребовал Велга. Вешняк вздохнул, сопя, полез в вещмешок и достал оттуда завернутую в тряпицу драгоценную пирамидку.

– Смотрите сами.

Милосердие Бога было мертво.

Исчезло теплое желто–оранжевое свечение. Растворились и пропали дивные цветные тени в глубине.

Лейтенант держал на ладони четырехгранную пирамидку из неизвестного материала. Темную и холодную.

– Сдохла, – с сожалением в голосе сказал Веш–няк. – Я же говорил.

– М–да. Действительно. Жалко, однако. Хоть нам вроде и все равно, а все равно жалко. А, Сережа?

– И не говорите. Я как заметил, так сердце прямо кровью облилось, как будто у меня дружка близкого убили. Но делать–то нечего – терпел, молчал…

– Ты молодец, – печально похвалил его Александр и протянул сержанту мертвое Милосердие назад. – Возьми, спрячь. Может, еще и пригодится на что–нибудь.

– Орехи колоть? – горько вопросил сержант, но пирамидку взял, аккуратно обернул тряпицей и спрятал в вещмешок.

ГЛАВА 3

Под утро на небо набежали уже настоящие тучи, и редкие звезды окончательно спрятались за ними. Рассвет занимался нехотя, словно через силу. Впрочем, на востоке виднелась полоска чистого неба, и, когда тяжелое, будто отсыревшее солнце выползло наконец из–за горизонта, люди были рады его первым, пока еще совсем не греющим лучам.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.