Страница 19 из 22
– Ага, – заметив мою реакцию, понимающе вздыхает за спиной капитан. – А эти, мля, архаровцы из «Рыси» укатили. Приказ, видите ли, у них. Оставили пять автоматов и патронов к ним два ящика. А толку? Я из «калаша» последний раз стрелял в армии, когда «срочку» служил. В семьдесят восьмом, мля, году. Из АКМС еще. А девчонки мои – вообще ни разу даже в руках не держали. Из «Кедра» у нас были стрельбы, хоть и раз в квартал, но были, а из этих… Ай, да что там говорить, я цинк еле вскрыл, семь потов сошло, пока вспомнил, как это делается.
М‑да, вид у стоящего на деревянном патронном ящике цинка на самом деле такой, будто его крепко оголодавший гигантский медведь гризли разжевал и выплюнул. Похоже, долго его усатый мучил и сам с ним мучился. Вон, ручка специальной открывалки, что в каждый ящик с боеприпасами вкладывается, аж коромыслом согнута. Гигант, блин…Могучий варвар… Хотя за коллег тоже стыдно: бросили этого беднягу с пятью бабами и даже цинки открыть не помогли. Но жалеть мне его сейчас некогда.
– Ладно, хорош на судьбину горькую жаловаться, говори лучше, какая сволочь гражданских мертвякам скормила?
– Ка‑каких гражданских?
По испуганно выпученным глазам усатого, даже не будучи профессиональным психологом, можно понять, что он в самом деле не понимает, о чем речь.
– Тех, что перед забором обглоданные лежат, – подпускаю в голос металла, уж если колоть, так до самой… э‑э‑э… филейной части, короче.
– Да ты чего?! – Голос капитана дрожит одновременно от испуга и возмущения. – Это ж не люди… Ну, вернее, когда‑то были люди, но сюда пришли уже этими… Мертвыми, короче.
– Хватит бабушку лохматить, – не сбавляю оборотов я. – Зомби зомбей не жрут, вона, чуть не под ручку друг с другом прогуливаются, и никаких тебе…
С этими словами я оборачиваюсь к окну, чтобы широким жестом обвести забитую мертвецами площадь, да так и замираю с открытым ртом, не закончив фразу. Потому что перед воротами сразу четверо вновь прибывших со стороны туннеля на Житной мертвяков, прямо у меня на глазах, опустившись на четвереньки, пристраиваются к пять минут назад застреленному моими хлопцами покойничку. И начинают его деловито обгладывать. Вот это номер! А я‑то думал, что у мертвяков промеж собою полные мир‑дружба‑жвачка. А они, оказывается, не только живыми людьми, но и друг дружкой не брезгуют. М‑да, классическая ситуация из серии «почувствуй себя идиотом». И с капитаном неудобно получилось.
– Все понял, был не прав, приношу свои извинения.
– Да ладно, чего уж там, – устало отмахивается капитан. – Ты, видать, с ними еще мало пересекался. А я на всю эту свистопляску уже весь вчерашний день, вечер и всю ночь любуюсь. Пока ОМСН тут квартировал, оно еще ничего было, а вот как их сорвали куда‑то – совсем амба. Девчонки мои сначала держались, а тут так и вовсе разнюнились. Такую сырость развели – хоть с этими тварями в рукопашную иди, лишь бы соплей их не видеть. А эти, да, хавают собственных покойников… Ну, которые во второй раз покойники… Ну, мля, короче, ты понял. Если эту погань по второму кругу пристрелить, то уже минуты через две‑три его свои же за милую душу зачефанят.
– Офигеть, дайте две, – только и смог сказать я.
Капитан в ответ глубокомысленно кивнул и тихо, но с чувством выдал длинную матерную тираду. Потом достал из кармана мятую пачку «Винстона» и, вытряхнув из нее одну сигарету, прикурил и с явным удовольствием глубоко затянулся.
– Будешь? – протянул он пачку мне.
– Не, спасибо, не курящий я, – отрицательно мотаю головой в ответ. – Слушай, а как так вышло, что кроме вас тут никого не осталось? Ну, с «собрами»[32] все понятно, у тех приказ, а остальные‑то где? Тут ведь, как ни крути, толпа народу ошиваться должна – дежурная смена в дэче, связисты там всякие, и прочие разные…
– Нету никого, – вяло отмахнулся усатый. – Кто сам слинял под шумок по тихой грусти, кого вчера в усиление припахали. Тут, не поверишь, до чего дошло вчера – кабинетных подполковников‑полковников автоматами вооружали да на улицы гнали. Веришь – нет, в оружейке – шаром покати, одни пустые пирамиды. Даже из тира выгребли все, кроме учебных пистолетов, которые, один черт, рассверленные и не стреляют.
– А младший начальствующий[33] куда весь подевался? – искренне недоумеваю я.
Да уж, когда полковника гонят делать работу сержанта, значит – все, приплыли. Как в том старом армейском приколе: «Бегущий генерал в мирное время вызывает смех, а в военное – панику».
– Да кто где, – хмыкнул капитан. – Кто разбежался вместе с вверенным оружием и спецтранспортом, кого сожрали, кто сам сейчас снаружи деревянной походкой бродит. А кто и воюет еще. Нам вон связист из «Рыси» еще вечером динамик и микрофон от станции в дежурке сюда вывел. Такого наслушались за ночь…
– А чего сейчас не слушаете?
– Честно? Зае… – Мой собеседник оглянулся на своих притихших, но вроде немного приободрившихся после нашего появления подчиненных. – Надоело одно и то же… «ОВД Нагатинский Затон – почти весь личный состав либо погиб, либо дезертировал…», «Пресненский УПМ срочно просит помощи…», «ОВД Северное Медведково – нам звиздец, осталось трое живых, забаррикадировались в помещении дежурной части…» И так всю ночь. Никаких нервов не хватит, чтоб слушать, как там народ умирает.
М‑да, как‑то сама собой пришла на память рассказанная Дядей Саней история про телефонистку из МОБа. Блин, уж если его, прожженного и видавшего виды мужика проняло, что уж говорить про этих напуганных чуть не до смерти барышень. Но весь мой сначала армейский, а потом и омоновский опыт, вся моя натура просто на дыбы вставали от вида выключенной радиостанции. Будь он моим подчиненным, уже огреб бы по полной программе. Но он и по званию старше, и годами… Словом, помягче нужно.
– Э нет, коллега, на связи сидеть нужно постоянно, мало ли… Андрюха! – кивком указываю я Бурову в сторону отключенного трансивера с микрофоном и маленькой, скорее всего от компьютера взятой колонкой, что стоят на офисном столе, явно вынесенном из какого‑то кабинета. – Ты ведь в армейке со связью работал? Разберешься?
– Да как два пальца, – невозмутимо кивает тот.
Андрей «срочку» тарабанил связистом в разведке «войск дяди Васи», уж что‑что, а учить там умеют. Что в армии зазубрено – каленым железом из мозгов не выжечь. Так что, если сказал, что сделает, значит – сделает.
– Сами‑то, кстати, чего не сбежали? – снова оборачиваюсь я к капитану.
– На чем? – кривит губы в грустной усмешке тот. – На тех двух служебных «четырнадцатых», что во внутреннем дворе остались? Водить‑то я один умею. Так что, даже если мы все вшестером в эту коробчонку утрамбуемся – она ж на брюхо сядет. А за воротами эти стоят… Не проползли бы мы через них, увязли бы – и все, привет, пишите письма, шлите посылки… Это вам на «Урале» хорошо – только колеса помыть потом, чтоб не воняло. Только «жигуль» – не «Урал», нам бы точно амбец приснился. Опять же, пока можно было вырваться, мужики из «Рыси» еще тут были. Подозреваю – отнеслись бы без понимания. Да и непонятно, чем вообще дело кончится. Сбежишь, а потом тебе еще и статью впаяют за дезертирство.
Что ж, тоже не лишено здравого смысла. Чем все закончится, пока сказать действительно сложно. Стреляют вокруг практически повсюду. Приглушенная расстоянием автоматно‑пистолетная пальба, а изредка и более громкие взрыкивания чего‑то явно крупнокалиберного, вроде башенных КПВТ, слышны и со стороны Кремля, и откуда‑то из‑за Москвы‑реки, скорее всего от Старого Арбата, где на Знаменке Генштаб расположен. Да и на Шаболовке постреливают. И это только то, что неподалеку. Дальше стрельба сливается уже в сплошной, не поддающийся локализации гул. Чем черт не шутит, может, и отобьемся. И оказаться в таком случае в роли стрелочника, отвечающего за все, этому немолодому и, судя по кольцу на безымянном пальце, семейному мужику явно не хочется. Уж что‑что, а наказывать невиновных и награждать непричастных у нас любят и умеют. Можно сказать, национальная развлекуха.