Страница 89 из 102
«Знаю, — кивнул я. — Так было всегда. Во все времена».
«Но Натан! Ведь он ни в чем не повинен. — Рашель вздохнула. — Когда я услышала его голос, он показался мне очень приятным. Я вспомнила слова Эстер, что Натан был для нее олицетворением того человека, каким мог стать Грегори. Его голос…»
«Я найду Натана и позабочусь о его безопасности, — пообещал я. — Постараюсь выяснить, что он знает».
«А старик? Неужели он так ужасен?» — спросила она.
Я пожал плечами.
«Он стар и благочестив».
Рашель негромко рассмеялась, и ее довольный смех доставил мне несравненное удовольствие. Я наклонился и поцеловал ее в губы. Они показались мне очень сухими. Приподняв ее, я дал ей воды и снова опустил на подушки.
Постепенно до меня начало доходить, что спокойное выражение лица Рашели ни в коей мере не соответствовало ее состоянию. Это была маска, скрывавшая нестерпимые муки. Действие обезболивающих, которые Рашель принимала в Нью-Йорке, давно закончилось. Сердце ее билось совсем слабо.
Я взял ее ладони в свои.
Снова раздался звонок, и одновременно с ним послышался шум мотора, доносившийся из шахты лифта.
«Не обращай внимания. Они не смогут войти», — сказала Рашель, однако откинула в сторону покрывало и попыталась встать.
«Что ты хочешь?» — спросил я.
«Помоги мне подняться, — попросила она. — И подай атласный халат».
Я исполнил ее просьбу.
Она надела халат и встала, всем телом дрожа под тяжестью своего великолепного наряда.
Шум за дверью резко усилился.
«Ты уверена, что они не смогут войти?» — с тревогой спросил я.
Рашель посмотрела на меня испытующе.
«Надеюсь, ты не боишься?»
«Нисколько, — ответил я. — Но я не хочу, чтобы они…»
«Испортили мне последние минуты», — договорила она за меня.
«Да, именно так, — кивнул я, вглядываясь в ее белое как мел лицо. — Ты вот-вот упадешь».
«Знаю. Но я предпочитаю упасть там, где сама пожелаю, — ответила она и попросила: — Помоги мне выйти. Я хочу взглянуть на океан».
Я подхватил ее на руки и вынес на террасу. Терраса смотрела строго на восток, и с нее открывался вид не на залив, а на открытое море. Я догадался, что этот, как она его называла, океан омывает и берега Европы, а значит, волны его докатываются и до руин греческих городов, и до песков Александрии.
За нашими спинами вновь послышался шум. Кто-то поднимался на лифте, но двери в квартиру оставались запертыми.
По широкой террасе гулял морской ветерок, плиты пола под ногами казались очень холодными. Рашель была в восторге. Положив руку мне на плечо, она внимательно вглядывалась в темную морскую даль. У самого горизонта светились огни большого корабля, а высоко в небе проносились, то и дело меняя форму, облака.
Я крепко обнял ее, прижал к себе и хотел снова взять на руки, но она не позволила.
«Нет, я хочу постоять», — попросила она.
Мягко высвободившись из моих объятий, она оперлась на высокий каменный парапет и посмотрела вниз, туда, где раскинулся чудесный, ярко освещенный сад. Ветер заставлял трепетать листву, колыхал огромные веерообразные листья незнакомых растений, раскачивал цветы кувшинок.
«Он ведь пуст?» — спросила Рашель.
«О чем ты?» — не понял я.
«О саде. Он такой уединенный, таинственный. Только цветы и море вдалеке».
«Да, действительно», — согласился я.
С грохотом открылись двери лифта.
«Помни мои слова, — сказала она. — Ты сделаешь доброе дело, если убьешь его. Я хочу этого. Он попытается привлечь тебя на свою сторону, или воспользоваться тобой, или уничтожить. Могу поклясться, он уже обдумывает, как извлечь из тебя максимальную пользу».
«Не волнуйся. Я отлично это понимаю, — заверил я. — Я поступлю так, как будет нужно. Возможно, объясню ему, что хорошо и что плохо, и спасу его душу. — Я усмехнулся. — Это было бы просто замечательно».
«Да, замечательно, — откликнулась Рашель. — Но ты жаждешь жизни, тоскуешь по ней. А значит, он может соблазнить тебя, ввести в заблуждение своей деятельной натурой. И привлечь тебя, как привлекла я».
«Никогда! — воскликнул я. — Этого не случится. Поверь, я восстановлю справедливость».
«Во всем, — сказала она. — Справедливость должна восторжествовать во всем».
Послышался треск дерева, входная дверь распахнулась, и в квартиру ворвались люди.
Рашель вздохнула.
«Возможно, тебя действительно призвала Эстер, чтобы ты стал моим ангелом».
Я поцеловал ее.
Подталкивая друг друга, в комнату вошли несколько человек. Мне не было нужды оборачиваться: я чувствовал их присутствие. Остановившись у порога, они начали напряженно перешептываться, пока наконец не послышался голос Грегори.
«Рашель! Слава богу, с тобой ничего не случилось!»
Я обернулся, и мы уставились друг на друга. Взгляд его был холодным и жестким.
«Отпусти мою жену!» — рявкнул он.
Лжец и лицемер! Он буквально кипел от ярости и потому утратил всю свою респектабельность. Передо мной стоял злой и жестокий человек. Полагаю, я выглядел примерно так же, но в душе моей царствовала любовь — любовь к Эстер и Рашели. Я даже не испытывал ненависти к нему.
«Иди к двери и встань между нами, — сказала Рашель. — Пожалуйста, сделай, как я прошу. — Она поцеловала меня в щеку. — Пожалуйста, мой ангел».
Я повиновался. Встав в проеме дверей на террасу, я раскинул руки и уперся в металлические косяки.
Грегори зарычал от ярости, а потом закричал так, что, казалось, вопит его черная душа. Остальные бросились вперед и буквально смели меня, ломясь на террасу. Я обернулся, хотя и без того знал, что произошло.
Рашель бросилась вниз.
Растолкав всех, кто стоял на моем пути, я подбежал к парапету, и, посмотрев в сад, в неярком, мерцающем свете увидел на земле ее маленькое безжизненное тело.
«Прими ее душу, Господи», — взмолился я, обращаясь к Богу на языке своих предков.
Яркая вспышка вертикально прорезала ночное южное небо, как будто молния прорвалась сквозь облака. Это душа Рашели вознеслась к небесам, и мне показалось, что на долю секунды перед моим взором возникли врата рая.
Теперь среди моря цветов в саду лежала лишь опустевшая оболочка. Обращенное к небу лицо Рашели осталось совершенно невредимым.
«Отправляйся на небеса, Рашель, — мысленно попросил я. — Эстер, помоги ей подняться по ступеням».
Напрягая память, я постарался представить себе высокую лестницу, ведущую на небо.
Мужчины, пришедшие вместе с Грегори, схватили меня и крепко держали за руки. А он продолжал исступленно рыдать, колотя кулаками по парапету, и я видел, что в его мучительных вскриках и судорожных всхлипываниях нет фальши. Горе его было совершенно искренним.
«Рашель! Рашель! Рашель!» — в отчаянии твердил он.
Я без труда вырвался из рук тюремщиков, отшвырнув их с такой силой, что они рухнули на пол, не в силах оправиться от шока и недоуменно глядя на рыдающего Грегори.
В комнату влетел Риччи, за ним вбежали еще несколько человек, и вокруг меня начался настоящий хаос. Грегори то причитал, перегнувшись через парапет и перемежая стенания молитвами на идише, то начинал истово кланяться, как принято у евреев.
Люди Грегори попытались схватить меня вновь. На этот раз я отбросил их в противоположный конец террасы.
«Ты, кажется, и вправду любил ее», — обратился я к Грегори.
Он обернулся и хотел что-то сказать, но голос отказывался ему повиноваться.
«Она… была моей царицей Савской, — наконец выдавил он. — Моей царицей…»
Он снова забормотал молитву и начал кланяться.
«Я ухожу, — бросил я. — Прочь от тебя и твоих головорезов».
Внизу по склону холма поднималась толпа людей. Несколько человек подошли к телу и осветили его фонариками.
Я взлетел и устремился вверх.
Но куда мне отправиться? И что делать?
Теперь я буду поступать по собственной воле и разумению.
Только раз я оглянулся, чтобы посмотреть на крошечные фигурки людей, метавшихся по террасе. Мое внезапное исчезновение привело их в замешательство. Грегори сидел, обхватив голову руками. Похоже, силы его оставили.