Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 50 из 76

За кадром, правда, остается вопрос, как РККА 1945 года пережила подобную гекатомбу — расстрел десятков тысяч рядовых и тысяч офицеров — и сохранила боеспособность.

Первоисточником информации про «4148 офицеров Красной Армии» является книга «Добыча. Тайны германских репараций» П. Н. Кнышевского. В ней приводятся значительно более точные данные — офицеры осуждены за период с января по март 1945 года, причем за должностные преступления, за хищения и имущественные преступления, за хулиганство и дискредитацию звания, за прочие преступления. То есть речь идет обо всех преступлениях вообще и наказаниях, начиная от взыскания.

Впрочем, раз и сторонников, и противников устраивает цифра в 4 тысячи и производные от нее — будем от нее отталкиваться. Сравните: в среднем около 1600 преступлений всех видов — от имущественных до хулиганства — фиксировалось в Вооруженных силах России в 2005 году[291]. Штатная численность ВС РФ — 1,2 млн человек.

В 1945 году только в Берлинской операции участвовали три фронта (1-й Белорусский, 1-й Украинский, 2-й Белорусский) с общей численностью в 2,5 миллиона человек. За три месяца военной прокуратурой зафиксировано 4148 преступлений среди офицеров (при желании можно добавить сюда «десятки тысяч рядовых» — пары десятков хватит?). Нехитрыми математическими манипуляциями можно установить, что уровень преступности в современной армии мирного времени лишь вдвое меньше «чудовищного беспредела» РККА военного времени на территории Германии.

Похоже, тот «беспредел» носит системный характер по сей день, лишь немного снизив интенсивность.

В общем, есть над чем задуматься.

Максим Токарев

Тайны ордена Победы

Самый крупный. Самый дорогой. Не самый редкий, но окутанный мифами и легендами гораздо больше, нежели все остальные советские ордена. Это — орден Победы.

Он был учрежден в 1943 году, когда до Победы оставалось еще полтора тяжелейших года войны, когда война шла лишь на нашей и по нашей земле. Но к этому времени народ уже был твердо убежден в том, что враг будет разбит, что победа будет за нами. И не только потому, что в 1943 году Красная Армия нанесла гитлеровской Германии стратегические поражения под Сталинградом и Курском, от которых Третий рейх оправиться уже не смог. Гитлер проиграл войну в тот момент, когда большинство обитателей шестой части суши, именуемой тогда Советским Союзом, твердо решили для себя: «При Сталине жизнь каждого отдельно взятого человека может быть тяжела, часто несправедлива и страшна. Но при Гитлере жить НЕЛЬЗЯ. А значит, все мы, независимо от отношения к советской власти, ее вождям, идеологии коммунизма, должны делать всё, чтобы защитить от врагов нашу страну. Нашу Родину, история которой началась не в 1917 году и не должна окончиться при нас».

Предощущения вечности и неразрывности истории России, а главное, ее преемственности появились в общественном сознании и были прозорливо услышаны и поддержаны в Кремле уже во второй половине 1930-х годов, когда руководство СССР уверилось в неизбежности грядущей большой войны. В 1938 году режиссер Сергей Эйзенштейн снял великий фильм «Александр Невский», главным героем которого впервые в советском кино стал не просто полководец, но князь, единовластный и жесткий правитель, который именно благодаря своему характеру и воле сумел отразить натиск немецких рыцарей на Северо-Западную Русь в середине XIII века. В том же 1938 году режиссер Владимир Петров стремительно даже по современным меркам экранизировал только что опубликованный тогда роман Алексея Толстого «Петр Первый», где прославлялись историческая мудрость и мощь создателя Российской империи, прежде проклинаемого правоверными советскими историками-марксистами.

Однако эти фильмы, как и произошедшие в 1930-х годах подвижки в программах преподавания истории в вузах и школах, до 22 июня 1941 года не посягали на господствовавшую с первых дней советской власти в советской идеологии доктрину коммунистического интернационализма, призывавшую к «соединению пролетариев всех стран» во имя всемирной революции и уничижавшую доблесть пролетариев, не говоря уже о крестьянах и прочих «классах собственников», когда речь шла о вооруженной защите их Отечества в досоциалистическую эпоху.

Начало коренному повороту в официальной советской идеологии положило выступление Сталина по Всесоюзному радио на двенадцатый день войны, 3 июля 1941 года. Уже самые первые фразы его речи шли вразрез с канонами наработанного в 1920–1930 годах «нового советского языка»:





«Товарищи! Граждане! Братья и сестры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!»

«Братья и сестры…» Именно так в старину православные священники обращались с церковных алтарей к российским ратникам, поднимавшимся на войну за Веру, Царя и Отечество. За то самое Отечество, именем которого Сталин в своей речи 3 июля 1941 года впервые назвал начавшуюся войну Отечественной, вложив в эти слова особый смысл:

«…История показывает, что непобедимых армий нет и не бывало. Армию Наполеона считали непобедимой, но она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период Первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражения от русских и англо-французских войск…»[292]

Впервые почти за 25 лет советской власти в речи вождя прозвучало: французов в 1812-м и немцев в 1914-м году била не царская, а именно русская армия. Но в первые недели войны, стремительного продвижения гитлеровцев в глубь России, страшной мясорубки сражений на гигантском пространстве от Бреста до Смоленска и от Вильнюса до Ленинграда, все нюансы и подтексты выступления Сталина от 3 июля 1941 года еще не были восприняты народом во всей их глубине. Время осмысления новой правды, к которой пришли советские вожди, стремительно прозревая от былых шор марксистско-ленинских теорий, наступило поздней осенью 1941 года, когда враг стоял под Москвой и Ленинградом, а судьба Отечества висела на волоске. 7 ноября 1941 года, выступая с трибуны Мавзолея перед войсками, уходившими с парада на фронт, Сталин произнес, наверное, самую великую речь своей жизни:

«…Товарищи красноармейцы и краснофлотцы, командиры и политработники, партизаны и партизанки! На вас смотрит весь мир, как на силу, способную уничтожить грабительские полчища немецких захватчиков. На вас смотрят порабощенные народы Европы, подпавшие под иго немецких захватчиков, как на своих освободителей. Великая освободительная миссия выпала на вашу долю. Будьте же достойными этой миссии! Война, которую вы ведете, есть война освободительная, война справедливая. Пусть вдохновляет вас в этой войне мужественный образ наших великих предков — Александра Невского, Димитрия Донского, Кузьмы Минина, Димитрия Пожарского, Александра Суворова, Михаила Кутузова! Пусть осенит вас победоносное знамя великого Ленина! За полный разгром немецких захватчиков! Смерть немецким оккупантам! Да здравствует наша славная Родина, ее свобода, ее независимость! Под знаменем Ленина — вперед к победе!»[293]

В этот день впервые за всю предыдущую советскую историю в одном ряду с именем Ленина были упомянуты имена народных героев и полководцев Древней Руси, Московского царства и Российской империи, которых довоенная советская идеология и подчиненная ей официальная историческая наука именовали «виднейшими представителями эксплуататорских классов, сражавшимися за свои сословные интересы». Но 7 ноября 1941 года Сталин своим высшим авторитетом освятил истину, шедшую вразрез с прежними идеологическими построениями большевиков: удельные феодальные князья Александр Невский и Дмитрий Донской, купец Кузьма Минин и дворяне Дмитрий Пожарский, Александр Суворов и Михаил Кутузов были, независимо от их классовой принадлежности, нашими общими великими духовными предками, ибо сражались и побеждали во имя России, какой бы государственный строй ни существовал в нашей стране.

291

Исходя из числа зафиксированных за 2005 год преступлений в Вооруженных силах (20 390), озвученного министром обороны Сергеем Ивановым на правительственном часе в Госдуме 15.02.06.

292

Цит. по: И. В. Сталин. О Великой Отечественной войне Советского Союза. М.: Гос. изд-во политической литературы, 1946. С. И.

293

Там же. С. 32–33.