Страница 17 из 76
Мы не случайно использовали в названии этого подраздела строку из большевистского партийного гимна. Дело в том, что слово «мир» в старом русском языке, на котором говорили в Российской империи, означало не только мир, как состояние отсутствия войны, и не только мир как Вселенную, но и мир в значении «общество». В наше время только в церковном языке уцелело понятие «мирской» — т. е. нецерковный. Поэтому ныне строка из партийного гимна звучит просто апокалиптически, но в момент ее написания, а вернее, перевода на русский язык, она имела другой и совершенно конкретный смысл — речь шла об уничтожении старого общества и создании общества нового. Рассмотрим, как же большевики воплощали свои планы в жизнь.
В результате Гражданской войны страна понесла большие потери в численности населения: отделились целые области — Польша, Финляндия, Прибалтика, часть собственно русских земель была захвачена соседями (Западная Белоруссия, Бессарабия и т. д.), миллионы людей оказались на чужбине в результате эмиграции, миллионы — погибли от голода, сотни тысяч — стали жертвами революционного и контрреволюционного террора. В целом специалисты оценивают людские потери страны в результате революции и Гражданской войны в 10–15 млн человек, т. е. около 10 % от населения Российской империи на 1913 год.
Однако, как это ни неожиданно звучит, но значительных изменений в российском обществе не произошло. Изменилась социальная структура, на место прежней титулованной и служилой элиты пришел Аппарат, а высшее руководство оказалось в руках революционеров. Старая элита оказалась лишенной политических прав и собственности, но в этот момент вопрос об ее физическом уничтожении еще не стоял. Более того, с введением НЭПа значительная часть прежнего торгового сословия сумела вернуть себе собственность и возобновить занятия предпринимательской деятельностью. Сохранила свои посты значительная часть старых специалистов (других попросту не было), и не просто сохранила, но заставила новую власть с собой считаться. Крестьянство, избавившись от помещиков и став фактически монопольным собственником земли, сохранило привычный уклад жизни…
Власть большевистского руководства покоилась на компромиссе — общество признавало новую власть, а та, в свою очередь, старалась избегать резких социальных преобразований.
Такое «смирение» власти было вызвано двумя причинами — с одной стороны, власть просто не чувствовала в себе достаточно сил для преобразования общества, с другой — в рядах большевистской партии шла отчаянная полемика по вопросу дальнейшего развития страны, революции и общества. Не будем рассматривать подробно ход этой борьбы, он достаточно хорошо освещен нашими современными историками, укажем лишь, что в результате жестокой и бескомпромиссной схватки верх одержал И. В. Сталин и его сторонники. Парадигмой, которую защищала эта группа, было превращение советского государства в плацдарм нового социалистического общества, а затем постепенное расширение этого плацдарма до размеров всего земного шара. Основные принципы этого общества нашли свое отражение в Конституции СССР 1936 года, которая представляла собой своего рода заявку на кодекс новой, социалистической эры, мощный идеологический и законодательный аргумент в арсенале строителей мировой коммунии.
Примечательно, что впервые ряд основных положений новой Конституции Сталин публично огласил не на партийном съезде или конференции, а в интервью руководителю одного из крупнейших американских газетных объединений «Скриппс-Говард ньюспейперс» Рою Уильяму Говарду 1 мая 1936 года. Таким образом, основные тезисы новой конституции с самого начала были озвучены не только для советской (интервью Сталина через четыре дня перепечатали все ведущие советские газеты), но и для западной аудитории[164].
Предназначение новой Конституции не было секретом и для советского общества — секретные документы НКВД, отмечающие настроения граждан, зафиксировали следующий отзыв о новом основном законе — «конституция написана не для нас, а для международного пролетариата»[165].
Создание такого документа имело исторический прецедент в прошлом, в эпоху утверждения в Европе идей либерализма. Тогда таким документом, ставшим своего рода квинтэссенцией доктрины Великой французской революции, стал знаменитый Кодекс Наполеона. Между историческими судьбами этих документов весьма много общего — оба они были созданы как подведение итогов революционных процессов, оба несли на себе отпечаток личности создателей — диктаторов, оказавшихся у власти в ходе революционных процессов, и международное значение обоих документов было не меньшим, чем внутреннее, оба документа оставили глубокий след в истории — Кодекс Наполеона в измененном виде и по сию пору служит основой гражданского законодательства большинства европейских государств, а от сталинской Конституции ведет свое начало концепция социального государства, столь распространенная сейчас в той же Западной Европе. Не случайно именно во время разработки и принятия Конституции СССР в Советском Союзе создается и выходит в свет одна из заметных в мировой историографии работ, посвященных французскому императору, — «Наполеон» академика Е. В. Тарле. И видимо, отнюдь не случайно к этой работе проявляет интерес сам «отец народов», высоко оценивший сей труд.
Но прежде чем перейти к построению нового общества, большевикам необходимо было уничтожить старое общество, доставшееся им в наследство от Российской империи. Уничтожить, конечно, не в физическом смысле (хотя террор и был одним из важных инструментов социальной инженерии), но уничтожить как структуру, разрушить стереотипы поведения, систему ценностей, общественных отношений и затем на расчищенном месте построить «новый мир».
По старому обществу был нанесен ряд целенаправленных ударов.
Наиболее крупной частью общества, хранившей традиционный образ жизни и, соответственно, традиционные ценности, было крестьянство, составлявшее, по некоторым оценкам, до 80 % населения страны. Именно по нему большевики и нанесли главный удар, начав принудительную коллективизацию.
В трудах современных исторических публицистов и некоторых историков, ставящих своей целью оправдание действий сталинского режима, в качестве наиболее важного аспекта коллективизации выдвигается аспект экономический — повышение производства товарного хлеба. Так, известный современный историк М. И. Мельтюхов пишет: «Осуществление форсированной индустриализации зависело от стабильного снабжения населения продовольствием, что требовало государственной монополии не только на хлебном рынке, но и во всем сельском хозяйстве. Эту проблему была призвана решить начавшаяся в 1929 году коллективизация, которая резко подняла товарность сельского хозяйства за счет снижения жизненного уровня в деревне»[166].
Вот так вот — за счет снижения жизненного уровня. Ниже мы увидим, чего стоят утверждения о «стабильном снабжении населения продовольствием» и что скрывается за словами «снижение жизненного уровня в деревне».
Тотальное наступление на крестьянство началось с того, что состоявшийся 10–17 ноября 1929 года Пленум ЦК ВКП(б) принял решение о переходе к политике «ликвидации кулачества как класса на основе сплошной коллективизации». Конкретные механизмы реализации этого решения выработала созданная 5 декабря того же года комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) под председательством наркома земледелия Я. А. Яковлева (Эпштейна).
Комиссия выработала следующие рекомендации:
«Во-первых, проводить в районах сплошной коллективизации на основе постановлений сельских сходов и местных съездов Советов экспроприацию всех средств производства раскулаченных крестьянских хозяйств и их передачу в неделимый фонд колхозов.
164
Жуков Ю. Иной Сталин. М.: Вагриус, 2003. С. 209.
165
Ломагин Н. Ленинград в блокаде. М.: Яуза, 2005. С.136.
166
Мельтюхов М. И. Упущенный шанс Сталина. Советский Союз и борьба за Европу. 1939–1941 гг. М.: Вече, 2000. С. 24.