Кровоточащая чаша (ЛП)

Фаддей сделал несколько беглых выстрелов из своего автопистолета, убив пару еретиков, засевших на вершинах ближайших нагромождений обломков. Они оказались бывшими гвардейцами, заблудшими душами, чья воля оказалась недостаточно крепкой, чтобы противостоять влиянию Тетуракта. Он был худшим из зол, превращавшим законопослушных граждан Империума в орудия Хаоса.

— Сестра! Полковник! Доложите обстановку!

Вокс плевался и шипел белым шумом. Голос сестры Эскарион прорвался через бурю помех первым:

— Инквизитор, нам здесь не прорваться. Мы столкнулись с определённой… моральной угрозой. С ересью и демоничеством.

— Сарпедон?

— Не думаю. Колдуны, инквизитор. Несём большие потери.

— Сражайтесь, сестра. Может, я сумею найти другой путь.

С полковником Винном Фаддею связаться так и не удалось. Штурмовики продвигались вперёд, пробивая себе дорогу к лаборатории организованным огнём хеллганов. Но у них всё равно не получалось двигаться достаточно быстро, чтобы не попасть в окружение. Фаддей хорошо знал противостоявшего им противника по рапортам, поступавшим с полей сражений всего субсектора: несметные толпы, большая часть которых практически потеряла какую-либо разумность и поэтому не чувствовала ни боли, ни отчаяния. Чтобы победить такого врага, его необходимо было уничтожать полностью. Именно эти армии, с помощью которых Тетуракт создал свою империю, находились сейчас на Стратикс Люмине, и их будет очень непросто истребить.

Фаддей с Пилигримом залегли среди обломков, укрывшись от шквального лазерного огня сверкающего между позициями инквизиторских штурмовиков и бывших имперских гвардейцев.

— Не сочувствуй Испивающим Душу, — как будто прочитав мысли Фаддея, произнёс Пилигрим, — Зло всегда борется само с собой. То, что Сарпедон сражается с тем же врагом, что и мы, совсем не значит, что он наш союзник.

Фаддей выглянул из-за куска искорёженной обшивки. Среди обломков корабля засели еретики, перестреливавшиеся со штурмовиками. Залпы хеллганов сносили культистам головы и разрывали их тела в клочья, но их было слишком много.

— Мы не сможем прорваться, — произнёс Фаддей.

— Твоя оперативная группа всегда была не более чем приманкой, — ответил ему Пилигрим, — и хотя тебе, наверное, неприятно это признавать, но только мы с тобой можем встретиться с Сарпедоном. Оставь их сражаться, и пусть они отвлекут всех врагов на себя.

Фаддей посмотрел на Пилигрима, со своим постоянно скрытым капюшоном лицом и скрежещущим, словно проржавевшие шестерни, голосом, тот как всегда являл зловещий вид.

— Только вместе с сестрой Эскарион.

— Колдуны Тетуракта здесь. Я чувствую их мощь. Если Эскарион столкнулась с ними, ей конец. Вся надежда на нас с тобой.

Фаддей стиснул рукоять автопистолета, не взирая на ледяной холод Стратикс Люмине, его прошиб пот. Сестра Эскарион была самым верным и преданным соратником, о каком он мог только мечтать. А штурмовики были одними из самых лучших солдат, имевшихся в распоряжении у Ордо Еретикус. Но люди, как Колго, научили Фаддея, что даже такие законопослушные граждане, как они, второстепенны по сравнению с задачей исполнения воли Императора. И если бы они знали об этом, то всё бы поняли.

— Решено, — сказал Фаддей, — мы вдвоём можем проскользнуть там, где застрянет сотня. Веди меня, Пилирим.

Инквизитор и Пилигрим начали быстро пробираться в сторону лаборатории, постоянно держа обломки корабля между собой и скоплениями вражеских солдат. Они оставили штурмовиков стягивать на себя орды противника, пока сами будут заниматься поисками своей настоящей цели.

Что бы ни искал Сарпедон, оно находилось в лаборатории. И именно там Фаддей рассчитывал его найти.

Возможно, Каррайдин был уже мёртв. И оставшийся практически полностью беспомощным на предыдущем этаже лаборатории Солун скорее всего тоже. Но всё это не имело значения. Лишь будущее Ордена, заключённое где-то внизу, в гнойном центре этого зла, бесконтрольно разраставшегося на протяжении последних десяти лет, имело значение. Салк вместе с остатками своего отделения были ещё живы, а также, Грев со своими штурмовыми десантниками, технодесантником Лигрисом и апотекарием Палласом. Этого должно было хватить, потому что у них был только один шанс, который нельзя было упустить.

Прикрываемый болтерами своих собратьев, столпившихся в коридоре у него за спиной, технодесантник Лигрис открыл панель управления противовзрывными дверями и пытался обойти контуры безопасности. Он мог руководствоваться только имевшимся у него датапланшетом с изображениями каракулей из камеры Карлу Гриена. Они были самой секретной вещью, которую знал спятивший адепт — ключ к противовзрывным дверям, закрывшим доступ к уровням хранилища, когда лабораторию спешно закрывали и запечатывали.

Сноп искр вырвался из открытой панели, проржавевшие сервоприводы дверей начали скрежетать и дымиться, и двери, сильно задрожав, всё-таки стали открываться.

— Внимание! — закричал Грев, и десантники его отделения, все как один, направили свои болт-пистолеты в открывавшийся перед ними проём, Лигрис быстро отошёл в сторону и тоже вытащил пистолет.

Салк внимательно вглядывался внутрь, готовясь войти туда, где десять лет назад едва не погиб капитан Корвакс.

Пол второго подземного уровня лаборатории отсутствовал, как будто был полностью разъеден кислотой. Лишь по краям зала осталось рваное кольцо почерневшего металла. В центре, на уровне отсутствующего пола была подвешена гигантская сфера жирной, гниющей и пульсирующей плоти. Она свисала с потолка на целой сети длинных плетей сухожилий, зловонная слизь непрекращающимся дождём стекала с неё на этаж, находившийся ниже.

Именно там, в самой глубокой точке лаборатории была нарушена защита образцов, и произошло заражение. Вырвавшиеся на свободу мутагены превратили хранившиеся образцы тканей в толстое покрывало из плоти, полностью покрывавшее всё вокруг, пульсировавшее и колыхавшееся подобно неспокойной воде. Из гигантских, размером со взрослого человека фурункулов и чирьев то и дело вырывались фонтаны горячего гноя. Остатки массивных установок био-хранилищ поднимались из этого моря плоти, подобно островам, окружённым кровавой коростой и извивающимися щупальцами.

В самом центре, в небольшом озере тошнотворной жижи, капавшей с висящей сверху сферы, находилось сооружение, напоминавшее Салку пункт управления или технохрам. В разные стороны от сооружения расходились пучки толстых кабелей, а из затуманенных коррозией окон раньше хорошо просматривался весь этаж хранилища.

Испивающие Душу взирали на открывшийся перед ними вид, стоя на краю узкой, изъеденной ржавчиной металлической платформы. Она была закреплена на стене прямо перед выходом в коридор, ведущим на верхний уровень, откуда они только что пришли. Звуки сражения за их спинами не оставляли сомнений, что оставаться здесь было нельзя, они могли оказаться в ловушке и стать лёгкой добычей для мутировавших чудовищ, рвущихся к ним сверху.

Салк глянул на Грева. Топор, зажатый в огромном мутировавшем кулаке ветерана, шипел и потрескивал силовым полем, сжигавшим кровь, попавшую на его лезвие.

— Вариант один, — просто сказал Грев.

— Согласен, — ответил Салк, — Лигрис?

Лигрис кивнул:

— Я пригожусь вам внизу.

— Паллас, — произнёс Грев, — остаёшься здесь. Кто-то должен будет выбраться на поверхность, если у нас возникнут проблемы. И либо, если мы ничего не найдём, подать Сарпедону сигнал о полной эвакуации, либо вызвать подкрепление. В любом случае потом ты должен будешь нас заштопать.

— Ты только постарайся, чтобы мне было что заштопывать, — ответил Паллас.

Грев улыбнулся, перехватил топор двумя руками и прыгнул вниз.

Сарпедон наблюдал за тем, как падала тёмная звезда — сосредоточение злобы, стремительно приближавшееся к земле. Она извращала всё вокруг себя, и даже просто смотря на неё, Сарпедон мог с уверенностью сказать, что она была наделена чудовищной силой.

И его разум подтверждал это. Сарпедон был телепатом, который обычно мог только передавать мысли, а не принимать, но сейчас даже он чувствовал, как всепоглощающая злоба этого нового пришельца обжигает его разум. Он чувствовал себя грязным, как будто его обдало осязаемой волной скверны, и его мутировавшие гены, похоже, зашевелились, как если бы пытались сбежать. Окружавшая лабораторию орда еретиков завыла в экстазе поклонения или в отчаянии, а может от того и другого сразу. Небо стремительно темнело, и в какое-то мгновение Сарпедону показалось, что всё вокруг дало сильный крен — сама реальность прогнулась под напором такой необъятной мощи.