Кровоточащая чаша (ЛП)

Сержанта Хастиса наполовину поглотила масса, и обломки кости, которые масса выдавила из себя в качестве конечностей, затаскивали его внутрь лицом вперед. Уже проглоченные космодесантники его взвода все еще сопротивлялись, плоть дырявилась и взрезалась боевыми ножами и болтерами, кромсающими ее изнутри.

Болтерные заряды врезались в массу, посылаемые взводом Люко и оставшимися из взвода Хастис, отступившими в столовую. Сарпедон сжал свой энергетический посох сильнее, и ощутил силу своей воли, наводняющей психоактивное навершие посоха, дерево нагрелось и гудело в его ладонях, фокусируя психическую энергию, струящуюся вокруг него.

Масса уже заполнила половину комнаты и казалась бесконечной. Болтерные заряды не могли остановить ее.

— Я займусь этим! — крикнул сержант Люко. Он размахнулся молниевыми когтями и нырнул в массу, когти прорезали глубокие выжженные борозды в плоти. Сарпедон оттолкнулся задними ногами и прыгнул через комнату следом за Люко в месиво слившихся трупов. Он взобрался вверх по вздымающейся массе, оставляя в ней глубокие раны своими ногами, затем вонзил в нее силовой посох и позволил всей своей психической силе пройти через него и врезаться в плоть. Кожа и мускулы выкипели, оставив огромную опаленную впадину под Сарпедоном, выгоревшую вглубь через слои слившихся тел, выбрасывая дождь пепла, взметнувшегося из раны.

Люко рассек слои плоти и вытащил сержанта Хастиса из окровавленной массы — но передняя часть головы Хастиса уже был растворена, вверх слепо взирал окровавленный череп, штифты за долгую службу все еще торчали из кости лба.

Люко оставил тело Хастиса позади, и отсек щупальца из мускулов, пытающиеся обвить его ноги.

Масса снова хлынула вперед и заполнила помещение. Поток болтерного огня, казалось, не мог замедлить ее — зараженная кровь была глубиной по лодыжку в комнате, и куски изрезанной плоти были разбрызганы по стенам и потолку.

Сарпедон мог чувствовать заразу внутри Этого, подобно белому шуму, где-то глубоко внутри трупов. Что-то тупое и злобное, то что он видел психическим взглядом внутри и чувствовал через кожу его видоизмененных ног там, где они касались безобразной плоти. Сверхъестественная болезнь, заразившая Септиам-сити, поразила заключенных в камерах и здесь, в этом ограниченном пространстве, разлагало их пока они не собрались вокруг носителя в эту массу соединенных трупов.

Носитель — первый кто был инфицирован здесь, ставший теперь хозяином этой заразы — находился в самом центре массы.

Сарпедон чувствовал его ментальным взглядом, кипящий узел болезни, исходящий безумным психическим криком, питаемый напряжением двух сотен тел, сплавленных в единое целое.

Сарпедон поднял свой силовой посох и ударил вниз, прорубив трехметровый разрез в шкуре. Своими передними ногами он широко растянул рану, вытащил свободной рукой болтер, и задними ногами протолкнул себя в рану. Сарпедон услышал как Люко кричит что-то ему, когда он погрузился в массу. Но помещение вскоре заполнилась бы массой, и только Сарпедон мог вовремя остановить это.

Он ничего не видел, но мог чувствовать. Разложение текло текло через сосуды вокруг него. Стены плоти давили на него и он задержал дыхание, чтобы не вдохнуть загрязнение из внутренностей твари. Он пробил себе путь к носителю, проталкивая себя вперед передними ногами и свободной рукой. Рана закрылась за ним, и он был заключен в кокон мускула. Кости-конечности повернулись внутрь и изменили форму, пытаясь схватить его. Внутри было жарко и абсолютно темно.

Но он чувствовал носителя, все еще сохраняющего человеческую форму, сутулую и скрюченную, впереди себя. Он пробил и процарапал путь ближе к нему, пока не почувствовал бурлящее разложение прямо перед своим сознанием. Двумя ногами он пронзил тело и подтянул его ближе к себе. Одной рукой он схватил его за шею, а другой направил болтер в лоб и выстрелил.

Тело конвульсивно дернулось и плоть, окружающая его, содрогнулась в унисон когда чудовищное сознание внутри было разрушено. Масса выпустила Сарпедона из своего захвата, и он вытолкнул себя назад. Плоть растекалась позади него, пока он снова не прорвался через кожу, соскользнув на пол в волне сукровицы.

Он все еще держал тело носителя в одной руке. Оно было почти не повреждено, если бы не зияющая рана от болтерного заряда во лбу и разорванные артерии, вышедшие через кожу там, где оно было связано с другими телами. Клеймо заключенного с его именем, номером и штрихкодом все еще виднелось сзади на шее.

Так или иначе, то что что носителем был Карлу Гриен, не стало неожиданностью.

— Заберите геносемя у павших — сказал Сарпедон, опуская деформированное тело вниз.

Один из взвода Хастис — брат Дворан, самый младший — снял шлем и достал боевой нож. Он опустился на колени перед телом Хастиса принялся удалять органы геносемени, двойные гланды в горле и груди, которые контролировали все другие изменения в организме Космодесантника.

Сержант Хастис был на переднем фронте атаки на крепость Ве'Мета, одним из Космодесантников, которые присоединились к Сарпедону после провала миссии на Лакониии и победы Сарпедона над Главой Ордена Горголеоном. Он был настолько предан как никто из Космодесантников, был одним из тех надежных ветеранов, на которых Сарпедон мог положится также, как и они на него. Теперь он был мертв, ушел из жизни еще один человек, которого нельзя заменить. Им придется отрезать голову Хастиса после изъятия геносемени, чтобы предотвратить превращение его в один из этих ходячих трупов, наполняющих Септиам-сити.

Конечно, геносемя Хастиса не могло быть теперь внедрено в рекрута, как того требовали традиции Ордена. Не теперь. Но это все еще был мощный символ, символы были тем, что сохраняли единство Ордена — так что Дворан извлек священный орган из горла сержанта для того, чтобы доставить его обратно в Орден.

— Мы знали, что у нас мало шансов на удачу, командир — сказал Люко, глядя вниз на тело Карлу Гриен, единственного человека, располагающего информацией, в которой они нуждались.

— Охраняйте территорию — сказал Сарпедон, направляясь к дверям за кафедрой проповедника.

Он сорвал двери с петель шагнул в коридор за ними. Это было то место, где заключенные собрались, когда безумие впервые коснулось их — глубокие выбоины покрывали стены, где заключенные пытались проскрести путь наружу. Зубы и обломки кости были вдавлены в пласткрит, и все вокруг было запятнано коричнево-черным. Решетки камер были выдавлены из проемов. Сарпедон чувствовал безумие, запечатленное на стенах. Он все еще слышал крики..

Камера 7-F представляла собой пятно грязной тьмы, стены были покрыты коркой крови и грязи, прутья решетки были настолько изведены ржавчиной что разбились на куски, когда Сарпедон отбросил их в сторону. От нар, служивших Карлу Гриен постелью, остались сгнившие обломки, когтистые лапы Сарпедона погрузились в затвердевшую грязь на полу, когда он вошел в камеру.

Это было пространство площадью два квадратных метра, и это место было наполнено таким количеством злобы и отчаяния, что Сарпедон мог ощутить это на вкус, отдававший чем-то резким и металлическим у него во рту. Карлу Гриен вероятно был безумен даже прежде, чем он попал сюда — причиной этому стал Стратикс Луминае. Когда чума поразило это место, она искала наиболее восприимчивого носителя и нашла сознание безумного еретика.

Сарпедон потянулся вверх и соскреб запекшийся налет. Под ним были глубокие царапины на стенах, как и в коридоре снаружи — но более упорядоченные, образуя узор на поверхности пласткрита. Сарпедон соскреб налет со стены, обнажив рисунок из прямых линий и дуг, который покрывал всю несущую стену.

— Они извлекли геносемя Хастиса. — сказал Люко. Сарпедон повернулся, чтобы посмотреть на сержанта, стоящего в коридоре позади него. — Его семя единственное было неповрежденным.

— Хорошо. — сказал Сарпедон. Он указал на изображение вырезанное на задней стене. — Занеси это в ауспекс. После этого приготовьтесь к отходу, нам больше нечего делать здесь. Сообщите Лигрису, чтобы он вытаскивал нас отсюда.