Страница 8 из 20
Калибан перевел дыхание, чуть расслабился и завел мотор.
Дом, предназначенный для продажи, располагался за городской чертой. Калибан намучился в пробках: шоссе было запружено, как Елисейские Поля. Чудом не пропустив поворот, он километров десять проехал по грунтовке и тогда уже, сверяясь с картой, отыскал среди циклопических недостроек ухоженный двухэтажный домик под черепичной крышей.
Припарковал машину. Подошел к воротам. Позвонил.
— Гав–гав–гав!
Калибан отметил, что хозяева не страдают комплексом неполноценности, не заводят людоеда на поводке, собака — ирландский сеттер — нужна им для жизни, а не для вечной борьбы с враждебным миром. Он испытал к этим людям нечто вроде симпатии. Тем лучше; он ведь явился сюда не как мясник. Он пришел уберечь хозяев дома от еще не осознанной ими опасности. А мир несовершенен, тут уж ничего не поделаешь…
На дорожке перед калиткой появилась женщина. Удивленно воззрилась на Калибана сквозь прозрачную решетку ворот:
— Вы к кому?
Он печально улыбнулся:
— Здравствуйте, Вера Владимировна. Я знаю, что и Виталий Васильевич дома.
Она прищурилась — узнала его:
— Э–э–э… Александр. Вы зря приехали. Вы отменили сделку — эта ваша инициатива… Нотариус, юрист — мы со всеми консультировались.
— Будьте добры, откройте, — Калибан смотрел на нее с высоты своего нового роста. — У меня к вам очень важный разговор.
Он говорил медленно, будто каждое слово стоило долгих раздумий, будто он знал куда больше, чем мог сказать. В нем не было угрозы, но была значительность; кажется, это понимал даже сеттер — скалил зубы, но близко не подходил.
Женщина поджала губы. Секунду колебалась; Калибан подумал было, что она позовет мужа — но она приняла решение самостоятельно.
Скрипнула калитка.
К дому вела кирпичная дорожка, порог тоже был сложен из кирпича. Хороший дом, отметил про себя Калибан, приличный участок, чего еще надо было этому склочному тестю?
В дверях он ударился лбом и едва удержал неприличный возглас. Вторая шишка готова была вскочить над левой бровью; Калибан, полностью слившийся со своим героем, никак не мог удержать в уме важнейшее обстоятельство: рост.
Сеттер остался снаружи. Следуя за женщиной, Калибан миновал прихожую и, опасливо пригнувшись в проеме, вошел в большую, скудно обставленную комнату.
Огляделся.
Дом, когда–то обжитой, терял теперь детали, как дерево листья. На обоях светлели прямоугольные пятна на месте полок, шкафа, еще какого–то продолговатого предмета — наверное, зеркала; вместо люстры с потолка свисали два черных проводка, будто жало дохлой змеи. В углу башней возвышались картонные коробки из–под бананов.
Из противоположной двери шагнул человек лет сорока, рыжеватый, с кустистыми светлыми бровями. Остановился посреди комнаты, вытирая руки ветхим пятнистым полотенцем; человека оторвали от работы. Торговец мебелью, вспомнил Калибан. Начинал с того, что сам реставрировал подобранный на свалке антиквариат. Основательный, довольно самоуверенный. Не лидер, но и не ведется на чужое влияние. Себе на уме. Семьянин. Привязчив. Жене, — Калибан мельком глянул на бледное лицо женщины, — жене, скорее всего, не изменяет… Разве что давно, в молодости…
И он вежливо наклонил увенчанную шишкой голову:
— Добрый день, Виталий Васильевич. Есть разговор.
— Александр, — хозяин вдруг заулыбался, как будто гость был его старым другом. — Присаживайтесь. Разговор так раз говор…
Он подхватил продавленное кресло, легко поднял на вытянутых руках и водрузил посреди комнаты. Сам уселся на низкую скамеечку, поднял бровь, демонстрируя несколько преувеличенное внимание. Циничный экзаменатор — вот на кого походил сейчас торговец мебелью. Насмешливый, прекрасно знающий, что студенту не выплыть, но не испытывающий по этому поводу сожаления. Говори, мол, говори, барахтайся — я помогать не стану…
Калибана чуть покоробило. Видно, чего–то в персоне торговца он не учел, не заметил — тот должен был разговаривать скупо, серьезно, смотреть исподлобья и ни в коем случае не фиглярничать.
Ну что же. И к весельчакам найдем подходы.
Калибан чуть прикрыл глаза. Едва заметно улыбнулся краешками большого рта. Дон Корлеоне, потерявшийся было за неудобством громоздкого тела и вечно бьющейся обо что–то головы, теперь вернулся и воцарился; улыбка на лице хозяина померкла, а потом и вовсе растворилась.
Калибан смотрел и молчал — его молчание стояло посреди комнаты, как патологоанатом.
Бежали секунды.
Хозяин заерзал на своей скамеечке, переменил позу — из вальяжно–созерцательной она сделалась напряженной. Хозяйка, присевшая на стул в углу, перевела взгляд с Калибана на мужа — и обратно.
— Что, собственно, случилось? — спросил хозяин совсем другим, собранным и жестким голосом.
Давно бы так, подумал Калибан.
— Пока ничего, — он сделал паузу. — Но… появились новые обстоятельства.
И снова многозначительно замолчал. Первоначальная тактика была — заставить хозяина вести разговор. Не наседать на него, не штурмовать крепость — пусть хозяин штурмует, пусть много говорит, теряет терпение, теряет уверенность…
Хозяин повелся на уловку — даже слишком легко, Калибан не ждал от него такой податливости:
— Какие, к черту, обстоятельства! Дело закончено. Аванс остался нам, потому что это расторжение — ваша инициатива. Аванс для того и нужен, чтобы страховать риски. Мы из–за вас понесли убытки! Отказали другим! Так что не тратьте времени…
Калибан смотрел на него печальными глазами Марлона Брандо. Под этим взглядом тушевались магнаты и политики, циники и головорезы — обладатель этого взгляда знал нечто, по силе своей не сравнимое с жалкими доводами оппонентов. Торговец мебелью трепыхался под этим взглядом, выметывал без оглядки все наличные козыри, нервничал и повышал голос, злился на себя и вот–вот должен был замолчать, перевести дыхание и потребовать, наконец, ответа…
Он был чрезмерно говорлив. Калибана снова покоробило: по его расчетам, торговец не должен сдаваться так легко! Опять ошибка?
Хозяин наконец–то замолчал. Прокашлялся:
— Так что за обстоятельства? Что вам надо, зачем вы пришли?
Калибан вытащил калькулятор. Нажал несколько раз на кнопочки. Повернул экранчик к хозяину, показал сумму — полный аванс, ни центом меньше.
Хозяин мельком глянул на жидкокристаллический экранчик. Потом снова на Калибана, и Калибана вдруг окатило будто кипятком. Это не ошибка! Это провал! Торговец мебелью, поначалу прозрачный и легко просчитываемый, вдруг повернулся, как избушка на курьих ножках, обратился к собеседнику глухой стеной, и Калибан потерял связь с партнером — полностью.
Если бы за происходящим наблюдал Борисыч, второй педагог и ломовая лошадь Калибанового курса, — закричал бы, наверное, «стоп». Закричал бы «брехня, подстава». Калибан проглотил слюну.
— Я вас понимаю, — сказал он медленно, стараясь вернуть себе равновесие, стараясь «вырулить» диалог и помочь партнеру, как это не раз бывало на сцене. — У вас семья, и вам нужны эти деньги… Но иногда, поверьте мне, деньги не решают проблем. Деньги, наоборот, их создают.
Он замолчал, держа паузу, значительно глядя собеседнику в кустистые брови; он ждал какого угодно ответного импульса: ярости, возмущения, страха…
Ответного импульса не было вообще, и это уже не лезло ни в какие ворота. Борисыч остановил бы диалог и прогнал обоих со сцены мокрой тряпкой.
Хозяин улыбнулся, за улыбкой была пустота:
— Какие же проблемы? Вы о чем?
Он смотрел и ждал чего–то, и совершенно ясно было, что его не волнуют ни деньги (такие–то деньжищи!), ни гость, ни его аргументы. Его интересовало что–то другое… что–то настолько не вяжущееся с происходящим, что Калибан понял: пора уходить.
Бывают такие моменты. Редко, но бывают. Бежать отсюда без оглядки, и хрен с ней, с репутацией.
Он осторожно поднялся — две шишки научили его беречь голову, даже если поблизости не было дверных косяков.