Одержимая (авторский сборник)

Она еще раз механически перекрестилась на икону.

…Отдых нужен, но что, если меня прихватит в самолете?! Нет, надо сначала поставить диагноз, получить лечение…

Она воткнула горящую свечку в металлический держатель. Перекрестилась три раза. Вздохнула с облегчением.

Вышла на свежий воздух, непрерывно крестясь и улыбаясь. Щедро раздала милостыню.

Старушки глядели на нее, как на святую.

Она жила одна, квартиру снимала, готовила редко. А сегодня аппетит и вовсе пропал; Ирина вытащила из холодильника замороженную стопку сырников, поглядела на нее, спрятала обратно. Достала пачку кефира, заварила чай и улеглась перед телевизором.

Сперва увлеклась сериалом. А потом потихоньку стала засыпать.

Слипались глаза. Надо было встать, умыться, переодеться, намазать лицо кремом, расстелить постель; она лежала, понимая, что не встанет сейчас. Наконец-то отпустила нервная дрожь, наконец-то хорошо, так спокойно… Вот только что-то дребезжит в телевизоре…

Не просыпаясь, она дотянулась до пульта. Нажала на красную кнопку; перестали бормотать дикторы новостей. Но дребезжание продолжалось; Ирина не сразу поняла, что дребезжат тарелки на кухне.

Она приподнялась на локте.

Бом, сказали антикварные часы с боем. Бом, бом, бом; неужели уже двенадцать?!

На кухне звонко разбился фарфор.

Первым делом она перекрестилась. И еще раз; встала, сунула ноги в тапочки… Включила верхний свет в комнате, потом в прихожей, потом в кухне.

Потом, затаив дыхание, заглянула внутрь. Весь пол кухни был усыпан осколками. Плотно задернутые шторы матово поблескивали. На полке тикали часы и тоже показывали двенадцать.

Медленно ступая, прислушиваясь к тишине, Ирина прошла в ванную. Сперва включила свет; потом рывком открыла дверь. Никого; Ирина вошла и остановилась перед зеркалом.

И почти сразу увидела его.

Обернулась; его не было. Снова посмотрела в зеркало; он шагнул из глубины:

— Я предупреждал, что будет хуже?

Там, в зеркале, в зазеркалье, этот незнакомый и страшный человек взял за голову отражение Ирины — и она почувствовала, как чужие руки впиваются ей в волосы. Он сильно, грубо толкнул ее, ударил лбом о зеркало; посыпались осколки, полилась кровь, но зеркало, рассыпавшись, перестало отражать ванную, и исчез зазеркальный демон.

Капая кровью, она бросилась прочь из ванной. Кинулась к входной двери — но замок заклинило; она сорвала телефонную трубку — но трубка молчала. Она схватила мобильник — тот вырвался из рук, будто живой, упал на пол и развалился. Улетел под диван аккумулятор.

Замигал торшер — будто ветром раскачивало далекие провода. Включился и выключился телевизор. Ирина бросилась к окну, распахнула — восьмой этаж…

За спиной, в комнате, антикварные часы начали бить невпопад.

К семи утра порез на ее лбу давно затянулся.

Она сидела, скрючившись, перед журнальным столом, и перед ней, и на полу, и по всей комнате валялись листы бумаги: страницы блокнота, чеки из магазина, рекламные проспекты, салфетки, — весь бумажный мусор, который только был в квартире, пошел теперь в дело. Ирина сидела и писала, не останавливаясь, левой рукой: «Делай, как я скажу». «Слушай меня не пытайся сопротивляться». «Ты шарлатанка обманщица дрянь».

В ручке закончилась паста. Ирина писала без пасты, выдавливала на глянцевой рекламной открытке, поперек девушки на серфере, поперек парня на скейтборде: «Только попробуй вякнуть кому-то». «Только попробуй кому-то сказать».

А он сидел в кресле напротив, и уже не нужно было зеркала, чтобы его видеть. Худощавый, желчный, в сером костюме с галстуком, безжалостный, как тесак.

За окнами светало. Часы пробили семь; когда Ирина окончательно уверилась, что умерла и попала в ад, он впервые за много часов заговорил:

— Доступно, сволочь? Все поняла?

Ирина часто задышала:

— Поняла… По… жалуйста, отпустите… меня… я все поняла…

Она с новым ужасом поняла, что не может даже разрыдаться.

— Я больше не буду! — вырвалось у нее, откуда-то из детских еще, из давних страшных воспоминаний.

— Чего ты не будешь? — спросил палач в сером костюме.

— Ничего! — она попыталась перекреститься, но не смогла. — Я буду асфальт класть. Я буду шпалы носить. Я буду всегда пост соблюдать… Я…

В отчаянии она готова была пообещать, что уйдет в монастырь, но демон в сером уронил, будто сплюнул:

— Заткнись.

И она замолчала, будто ей в самом деле заткнули рот.

— Ты будешь делать, что я скажу, с первого раза и моментально, — сказал сидящий в кресле. — Да или нет?

— Да, — простонала Ира.

Ручка вывалилась наконец-то из ее левой руки. Рука повисла, будто перебитая обухом.

— Приведи себя в порядок, — брезгливо сказал демон в сером. — Лицо напудри и заклей пластырем. Оденься. На все тебе полчаса, и попробуй опоздать хоть на секунду.

В семь сорок пять она была готова. Тональный крем, макияж, аккуратный пластырь на месте пореза; полностью одетая и причесанная, она стояла посреди комнаты, в ужасе глядя на пустое кресло.

Медленно ползла минутная стрелка. За окном продолжалось утро: торопились дети в школу, разъезжались ночевавшие у подъезда машины. Пенсионеры выходили гулять с собачками, мамаши — с маленькими детьми; часы пробили восемь. Кресло пустовало, в комнате было тихо и спокойно.

Она ждала.

Потом, не выдержав, вытащила из сумки новую пудреницу, купленную вчера вместо разбитой. Поднесла зеркальце к глазам; оглядела отражение комнаты. Но отраженная комната тоже была пуста. Исписанные бумажки, разлетевшиеся по углам, придавали ей дикий вид.

Ирина подняла с пола свой мобильник. Нащупала под диваном отлетевший аккумулятор; каждую секунду она замирала, прислушивалась и оглядывалась, но ничего не происходило. Под окнами курлыкала сигнализация, и привычный звук гнал злые тени надежнее, чем петушиный крик.

Сжимая в руках разобранный телефон, Ирина вышла в прихожую. Тут тоже было зеркало, и никто, кроме Ирины, не отражался в нем.

Обмирая, она взялась за ручку двери. И дверь открылась!

Задержав дыхание, Ирина скользнула наружу. Захлопнула дверь; опрометью, как сумасшедшая, кинулась вон из дома.

Соседи оборачивались на нее, когда она, задыхаясь и ни с кем не здороваясь, неслась через двор, не разбирая газонов и луж. Едва добежав до дороги, она удачно тормознула машину; плюхнулась на потертое сидение, хлопнула дверцей:

— Поехали!

— Куда? — удивился водитель, чернявый мужчина лет тридцати.

— Поехали, потом скажу!

Машина влилась в поток транспорта. Ирина несколько минут сидела, закусив губу, прислушиваясь; потом трясущимися руками собрала телефон: вложила аккумулятор, защелкнула крышку.

— Вика?

Сонное «привет», прозвучавшее на том конце связи, показалось Ирине сладким, как ангельское пение.

— Викуся! Зайди в Интернет скорее… посмотри… мне нужна консультация психиатра! Срочно!

Водитель вытаращил глаза. Посмотрел на Ирину — и сразу опять на дорогу; чуть не врезался в проезжавшую мимо крутую тачку.

— Лучше знакомого доктора, — бормотала Ирина, — а если знакомого нет, то любого… Нет, не булимия! Не депрессия! Дай мне номер, я сама все объясню!

Вика, человек собранный и четкий, через тридцать секунд продиктовала телефонный номер. Ирина набрала его, промахиваясь мимо клавиш; ответил мужской голос, низкий, уверенный и спокойной.

— Мне срочно нужна помощь, — торопливо начала Ирина. — У меня… бред, видения. Я сама себя калечу, и…

В широком водительском зеркале отражался пассажир на заднем сидении. Мрачный, желчный, в сером костюме; Ирина замерла с открытым ртом, прижимая к уху телефон.

Тот, кто сидел сзади, смотрел в зеркало — ей в глаза.

— Ты его видишь? — спросила Ирина водителя.

Тот дико покосился на нее и чуть не врезался в самосвал.

— Алло? — настаивала трубка. — Вы меня слышите? Алло?