Страница 22 из 49
Так здорово.
От одной мысли, что Черноснежка сейчас принадлежит ему одному, сидит напротив него на диване, кивает, смеется, держит одной рукой чашку кофе – Харуюки взлетал на седьмое небо.
Он продолжал без памяти тонуть в радости общения под названием «беседа лицом к лицу в реальном мире». В наши дни такой стиль общения – большая роскошь, а кроме того, еще полгода назад у него от нервов это очень фигово получалось. Вот почему он не замечал. Тень грусти мелькала в глазах Черноснежки время от времени.
Прошло два часа.
Время, которое хорошо бы тянулось бесконечно, оборвалось низким урчанием в животе Харуюки.
– Ой… уже так поздно. Я засиделась, тебе, наверное, пора ужинать.
Услышав эти слова, Харуюки отчаянно замотал головой.
– Не, не, все нормально! Я вовсе не хочу есть.
ГРРРР.
Тело вновь предало дух, недовольно заурчав. С мыслью «вот почему я ненавижу это тело!» Харуюки прикрыл живот руками, но взять под контроль непроизвольное поведение внутренних органов было затруднительно.
– Ху-ху, это вполне естественно. Поскольку ты очень активно участвовал в сегодняшних боях, ты потратил много энергии. Тебе нужно восполнить ее перед завтрашним днем.
Улыбаясь, Черноснежка встала. Больше всего на свете Харуюки хотел сказать: «Тогда, может, хотя бы поужинаем вместе?» – но все, что он мог предложить, это замороженная пицца, замороженная дория и пять вариантов замороженного жареного риса по-китайски. При всем желании он не назвал бы это меню подходящим для гостей.
Пока Харуюки в муках размышлял на эту тему, Черноснежка подобрала с пола сумку и пошла к двери гостиной.
Ее шаги –
На миг ее шаги показались Харуюки чуть тяжелее, чем ее обычная величавая походка. Игла понимания прошила мозг Харуюки.
Неужели она на самом деле пришла, потому что хотела поговорить о чем-то другом?
А я просто болтал о всякой ерунде и забил этим все время? Неужели я так увлекся собственным счастьем и восторгом, что не заметил чего-то важного?..
Мигом забыв про голод, Харуюки раскрыл рот.
Но слова наружу не вышли. Как он мог в такой ситуации спросить, не заботит ли ее что, как будто напоследок? Он должен был заметить это еще час назад, ну хотя бы полчаса. Он должен был захлопнуть свой болтливый рот и ждать, пока Черноснежка что-то скажет.
Не отводя взгляда от спины Черноснежки, приближающейся к стеклянной двери в коридор, Харуюки безмолвно молился. Господи, пожалуйста, дай мне еще шанс.
И тут откуда-то донесся низкий раскатистый грохот.
Источником, конечно, был уже не живот Харуюки. Это был гром. Дернув головой, Харуюки выглянул в окно, он увидел, что густые облака, слабо отражающие огни ночного Токио, были в два-три раза белее, чем раньше. И тут же снова раскатился гром, причем ближе, чем в прошлый раз.
Глядя на капли дождя, разом высыпавшие на оконном стекле, и на затуманившиеся неоновые огни, Харуюки сипло выдавил:
– …Это, семпай… там дождь очень сильный.
Черноснежка остановилась и, искоса глядя на Харуюки, прошептала:
– А прогноз говорил, что до двенадцати вероятность дождя не выше десяти процентов… Такие ошибки редко случаются.
– Эммм… у тебя есть зонтик?
– К сожалению, нет, как видишь. Прости, но…
Она развела пустыми руками, и Харуюки поверил, что вот сейчас она продолжит фразу словами: «Можно я у тебя его пережду?» – однако.
– …Можно я у тебя зонт возьму на время?
– Э… ага, да, не вопрос.
Деревянно кивнув, Харуюки с неохотой зашагал к двери, но тут случилось еще кое-что, от чего ноги Харуюки сами остановились.
В левой части поля зрения выпрыгнуло окошко с пометкой в виде желтого восклицательного знака.
– А… предупреждение о высокой вероятности молний и о сбоях в сети в Сугинами и Сэтагае.
– Да. Вряд ли, конечно, в меня ударит молния, но… ненавижу лаги в сети, когда я в дороге…
И Черноснежка пожала плечами. Когда идешь по улице с интенсивным движением, очень удобно постоянно иметь перед глазами выводимую нейролинкером ДР-информацию – о движении в ближайших окрестностях, об оптимальном маршруте до места назначения и так далее, вплоть до пройденного расстояния и затраты калорий; но когда сеть в плохом состоянии, лаги, наоборот, затрудняют ориентацию.
– Хммм… но уже так поздно…
Черноснежка, которая обычно принимает решения и действует быстро, глядела на виртуальные часы и говорила необычным для себя неуверенным тоном. Харуюки следом за ней тоже глянул в нижний правый угол поля зрения. Было 20.07 – очень деликатное время, которое не назовешь ни ранним, ни поздним вечером.
Двое продолжали неловко стоять посреди гостиной под шум дождя и раскаты грома, приглушенно доносящиеся из-за окна.
Харуюки вдохнул и несколько раз открыл-закрыл рот. Но всякий раз слова отказывались рождаться. Вовсе незачем было держаться так скованно. «Подожди хотя бы, пока дождь не перестанет и тучи не разойдутся». Это же совершенно естественное и безвредное предложение, да? Почему же тогда у Харуюки сердце так дико разогналось?
Он не видел выражения лица Черноснежки, стоящей в двух метрах вполоборота. Там колебание, безразличие, напряжение или, может, ожидание чего-то?..
Пим-пон.
Услышав выставленный по умолчанию звуковой сигнал домашней сети, Харуюки съежился от неожиданности.
На этот раз появившееся в середине его поля зрения окно содержало текстовое сообщение, присланное через домашний сервер. Отправитель – мать. Заголовок – «Вернусь завтра вечером». Содержание – «Сегодня не смогу вернуться, побудь дома один».
Третье чудо подряд. Впрочем, это на «чудо» не очень-то тянуло. Перед выходными мать Харуюки в половине случаев возвращалась домой уже за полночь, а в половине вовсе не возвращалась. Однако для Харуюки главным чудом было то, в какой момент пришло это сообщение. Он закрыл окно и выдавил через непослушное горло:
– Эээээ-это… Ме, меня это совершенно не зат-т-т-труднит. То есть, ээээ, ну…
Харуюки отчаянно пытался придумать, как сказать Черноснежке о мэйле матери, чтобы это не прозвучало как предложение, но тут девушка сама взяла быка за рога:
– Нет, скоро ведь придет твоя мать, и я вам буду мешать. Так что я все-таки пойду…
Едва Харуюки это услышал, несколько предохранительных клапанов в его мозгу разом лопнули, и слова выскочили изо рта сами собой:
– Не, н-н-не беспокойся! Потому что мать сегодня не в-в-вернется!
В его мозгу тут же проскочила мысль: «О нет, это было слишком прямолинейно, это все равно что я прямо ей сказал, что хочу, чтобы она осталась у меня и переждала дождь», – и он ударился в еще большую панику, но –
Даже когда Черноснежка услышала эти слова, она лишь чуть вздрогнула. Потом развернулась на пол-оборота и, глядя на Харуюки искоса, прошептала:
– …Ясно. Тогда – еще раз прошу прощения за вторжение. Я воспользуюсь твоим предложением.
– Ни-ни-ни-ни-ничего, все в п-п-п-порядке!
Лихорадочно кивая, Харуюки мысленно возблагодарил мать с ее воспитательной политикой суперневмешательства. А затем принялся молиться, чтобы грозовые тучи над головой задержались еще, пусть хоть на лишнюю секунду. Если возможно, хорошо бы на часок, ну хотя бы на полчаса…
Тем временем Черноснежка снова зашагала к двери и чуть быстрее обычного проговорила:
– Если подумать, мы же завтра все равно здесь встречаемся, если я сейчас уйду, это будет просто трата времени.
– Д-да, ага. Это правда было бы жутко неэффективно…
…Э?
Нет смысла уходить, потому что все равно она придет завтра? Стоп, что она имела в виду?
Харуюки застыл как истукан в неудобной позе; а Черноснежка положила сумку на стул и –
– Я тогда прогуляюсь до магазина внизу.
Оставив эти слова, она покинула квартиру.
Дальше, по идее, Харуюки должен был приготовить на ужин лучшую пиццу «Маргарита», которая была у него в морозилке, сделать еще одну чашку кофе и смотреть ночные новости, сидя на диване; но воспоминаний о том, как он все это делал, у него почти не осталось.