Страница 81 из 93
— Честь и хвала тебе, о Абу-Аббас! — торжественно возгласил бородач, а мальчик, похлопав громадное животное по шершавой ноге, ласково добавил:
— Умница, носатенький!
Следом за Слоном они под уздцы ввели в город Вола и Осла, впряженных в арбу. Заметим, что этот торжественный въезд в Иерусалим мог бы и вовсе не состояться. Ведь стражники и сборщики пошлины подолгу держали перед воротами каждого, кто пришел издалека, чуть ли не с самого края света, чтобы попасть на великую ежегодную ярмарку. Они бесконечно осматривали поклажу и мучили купцов допросами и придирками, всеми силами стараясь довести огромную пошлину за въезд до поистине непомерных размеров, а некоторых строптивцев, не пожелавших расстаться с изрядной долей состояния, отправляли восвояси. Однако Слоновий проводник с надменным видом развернул перед ними пергаментный свиток с большой печатью и пропел зычным голосом, привычным к ведению и общей молитвы, и рыночного торга, и дипломатической речи:
— По собственному поручению халифа Аарона Ар-Рашида, да продлятся дни его, с подарком Карлу Шарлеманю, великому кесарю франков, проездом из стольного града Багдада в стольный град Экс-де-Шапель!
Человека, умудрившегося войти в Иерусалим со Слоном, не заплатив ни динара, звали Исааком. Он был уроженцем Вероны, свободно говорил на пятнадцати языках и служил советником по иностранным делам у франкского короля, недавно провозглашенного в Риме императором. Его юный спутник был бедным сиротой из Багдада. Покойные родители назвали его Даниэлем в честь пророка, умевшего ладить со львами. Мальчик души не чаял в животных, и они отвечали ему доверием и любовью. Когда посол императора Карла выходил из Багдада со Слоном и целым караваном вьючных животных, погонщиками и воинами халифа, Даниэль, мечтавший увидеть дальние страны, прибился к ним и быстро завел дружбу со своим единоверцем Исааком и со Слоном. Вскоре Слон стал во всем слушаться мальчика, и посол Карла Великого не переставал радоваться, что Господь послал ему такого помощника. В Иерихоне посольство попало в эпидемию, скосившую половину жителей города. Среди выживших посланцев халифа распространилось твердое убеждение, что их предприятие неугодно Аллаху. Тем не менее Исааку удалось подавить их ропот, и они снова вышли в путь, однако на следующее утро, проснувшись в степи, Исаак и Даниэль обнаружили, что остались без помощников и без средств. Исчезли и люди, и поклажа, и все верховые и вьючные животные, кроме одного вола и одного осла. Вот почему королевское посольство вошло в Иерусалим в столь скромном виде, хоть и с подобающим достоинством.
— Эх, — сказал Вол Ослу, — друг мой Ослик! Как говорится, госпожа Справедливость приказала читать по себе заупокойные молитвы. Мы должны тащить тяжеленную арбу с провизией для этого великана, а он бессовестно прогуливается налегке да еще и нос воротит от нашего общества!
— Ну-ну, видно, история про Свинью-обжору, которую рассказывала нам в детстве старая Кобыла, тебя ничему не научила, приятель Вол, — отвечал ему глубокомысленный Осел. — Эту жирную бездельницу откармливали, как известно, только для того, чтобы к празднику зарезать и съесть.
— Эта древняя мудрость давно устарела, — сказал Вол. — С тех пор как в наши края пришли слуги Пророка, никто уже не режет свиней.
— Глупый, ты не в силах понимать иносказания и делать обобщения! Стоит ли тратить на тебя сокровища народного здравомыслия, — вздохнул Осел. — Я хотел сказать, что Господь в великой мудрости своей, верно, уж предназначил к чему-нибудь этого Слона, да и нам приготовил награду за тяжкий труд.
Пока Вол и Осел в который уже раз обсуждали между собой Слона, императорский посол думал о том, что нужно во что бы то ни стало заработать сегодня на ярмарке, чтобы обеспечить себе возможность дальнейшего пути в Европу. А ведь продавать им, кроме красного колпака Даниэля, было нечего. Пока Даниэль поил животных, Исаак, задумчиво поглаживая бороду, бродил вокруг общественного фонтана на площади перед мечетью халифа Омара. Вскоре в его голове, привычной к решению дипломатических проблем, созрел план. Он подошел к Даниэлю и велел ему попросить кое о чем Слона.
Мальчик поднял правую руку, призывая Абу-Аббаса ко вниманию, а затем провел ею плавную дугу в воздухе и обнял Исаака за талию, после чего приложил ладонь к собственному лбу. Умный Слон тут же с большой осторожностью подхватил франкского посла хоботом и, подняв его над потрясенной толпой, ждавшей в очереди перед фонтаном, усадил себе на голову.
— Почтеннейшие гости Иерусалима! — запел Исаак во всю силу своих легких, переходя с арабского языка на греческий, с греческого на еврейский, а с еврейского на арамейский, персидский, латинский, эфиопский, коптский, сирийский и армянский. — Спешите использовать единственную в вашей жизни возможность! Осмотр Святого Града и всей земли с высоты Слоновьего взгляда! Всего два динара за минуту обозрения! Выше верблюда, выше жирафа, выше страуса, выше орла! Направо посмотришь — увидишь могилу непокорного сына Авессалома! Налево посмотришь — увидишь еще и не такое! А что это там дальше? Что это блещет там серебром и лазурью? Ай-яй-яй, это Мертвое море и соляные столбы! А дальше что? Дальше не скажу, дальше смотрите сами!
Сначала никто не решался довериться Слоновьему хоботу и вознестись в поднебесье, но дразнящие призывы Исаака и собственное их любопытство скоро сделали свое дело. Люди эти, преодолевшие на пути пустыни, горы и реки, были не робкого десятка. И вот уже Абу-Аббас поднимает отважных, одного за другим, и сажает себе на голову, и пока они, затаив дыхание, осматривают панораму Святого Града, Слон отгоняет от них мух своими большими подвижными ушами.
Когда в красном колпаке Даниэля уже скопилось достаточно динаров на завтрак для людей и животных, толпа внезапно раздвинулась, и к фонтану приблизился кортеж самого градоправителя, почтенного шейха Асада Ибн-Джафара Аль-Кудси, заинтригованного небывалым скоплением народа. Шейх ожидал увидеть у фонтана кого-нибудь вроде каппадокийских гимнастов или индийских факиров и уже собирался потребовать от них немедленно покинуть площадь перед святой мечетью и убраться подобру-поздорову в рыночные кварталы. Но при виде белого Слона едва не потерял дар речи. Он, нужно признаться, впервые в жизни видел Слона.
— Что это? — немного придя в себя, грозно спросил он Исаака, поклонившегося ему низко, но с достоинством.
— Эта Божья тварь именуется Слоном, о доблестный шейх, и носит имя Абу-Аббас. Сам халиф Аарон Ар-Рашид, да продлятся дни его, послал его в подарок великому кесарю франков.
— Как же вы тратите на пустую потеху силы столь бесценного животного, облеченного миссией самого халифа, да продлятся дни его?
— Не на потеху, а на просвещение, о всемилостивейший шейх, — возразил королевский посол. — Дабы всякий мог иметь более полное представление о мире Господнем.
— Разве не истинная вера просвещает и наставляет человека? — поднял брови градоправитель. — И разве не знание ее догматов и законов свидетельствует о подлинной мудрости?
— Даже самая чистая вера и глубокое изучение законов без эмпирического познания становятся подобием слепоты, о неколебимый в праведности шейх, — почтительно улыбаясь, ответил Исаак.
— Ну что же, чужеземец, — заявил градоправитель, решивший воспользоваться удачным случаем, чтобы проучить самонадеянного иноверца. — Докажи нам твое утверждение. Пусть этот, как ты его называешь… слун послужит тебе примером. Только сделай это немедленно, не сходя с этого места, иначе тебе придется поплатиться за дерзость!
Исаак не заставил шейха ждать и, словно вспомнив что-то, слегка усмехнулся и попросил его привести на площадь самых почитаемых праведников и мудрецов трех религий с завязанными глазами, ни в коем случае не говоря им заранее о том, что их ожидает. Асад Ибн-Джафар отдал слугам соответствующее распоряжение и в ожидании предстоящего испытания расположился на подушках у фонтана. Толпа любопытных на площади успела вырасти еще в три раза.