Страница 11 из 14
– Вставай, – тормошил Петра за плечо Порошкански.
Петр протер глаза руками.
– Смотри, что я нашел! – Порошкански держал в руке трехлитровую банку с мутно-желтой жидкостью. Бензин.
– Где ты его раздобыл?
– Хурхуд запаслась – моя любимая жена… У меня жены хозяйственные. Чего у них в кладовке только нет. Но особенно Хурхуд.
– Но его же мало.
– Надо доехать до армейской части в Элисбане. А там мы у солдат бензин на «Шибко» обменяем.
– Золото, серебро, бензин не сдаете? – подошел к ним широколицый мужчина.
– Нет.
– Ничего не сдаете? – спросил другой.
– Нет.
– Золото, серебро?
Бензин в трехлитровой банке был трехслойным, как море. И таким же старым. Не бензин, а распадающееся от старости дерьмо. Золотой, поносный, серебристо-сизый.
– Золото, серебро, бензин не сдаете?
– Поехали скорее отсюда!
Глава 7
Новоколумбийский картель
На следующий после приезда Жана день у меня поселился еще один, на этот раз канадец, красавец брюнет в отличие от маленького, кривоногого, рыжего, широколицего Жана.
Прямо с порога он заявил:
– Ищу все, что связано с одной женщиной. Ее зовут Александра. Вы, кажется, с ней дружили. Это правда?
– Зачем вам это, ребята? – спросил я, когда мы выпили по банке безалкогольного пива «Эфем Пилсенор».
– Тебе трудно понять, ты знал ее живой, – сказал Жан.
– А я вообще видел ее только на фотографии, – в сердцах признался Рауль.
Рауль родился в городке Олбани, что на северо-востоке США. Там же пошел в хоккейную школу. Затем их семья перебралась в центр Новой Англии – Бостон, штат Массачусетс. Затем по экономическим причинам в городок Сент-Албанс. И в конце концов в Новую, или Английскую, Колумбию, что в Канаде. В прекрасный прибрежный Ванкувер. На родину всех великих канадских вратарей. По крайней мере, последних из могикан – Бродо и Руа.
В 13 лет на льду хоккейной школы в Ванкувере против Рауля применили силовой прием. Перелетев через резко нагнувшегося игрока и бордюр, Рауль ударился о пластиковые сиденья. Потерял несколько зубов, получил серьезные травмы черепа и грудной клетки. Впрочем, он довольно быстро пошел на поправку, но кости грудной клетки срослись неправильно, теперь у Рауля, по его словам, рос горб не только сзади, но и спереди. Женщин Рауль избегал, стеснялся, с хоккеем завязал. Но любил смотреть и на женщин, и на большой спорт.
– Вот это да! – воскликнул Жан. – Я полицейский, а ты, значит, из новоколумбийского картеля.
– Кто это? – удивился Рауль.
– Это Жан, – представил я француза, – но ты давай не отвлекайся. Рассказывай дальше.
Нужно было выбирать профессию, и Рауль решил стать спортивным обозревателем. В колледже Рауль учился на сейсмолога, и судьба забросила его на Аляску исследовать последствия землетрясения, разрушившего Анкоридж. Там, на Аляске, Рауль устроился работать в местную газетенку, но у него возникли проблемы с законом. Он был выгнан за журналистское расследование дела о вреде, который компания «Бритиш Петролиум», разрабатывая нефть в тундре и на шлейфе, наносит природной среде обитания алеутов.
– Картель – это мафия. – Жан ходил кругами. – Колумбийский картель – кокаиновый кокон всемирной мафии. Но даже он бессилен против БиПи.
Тут по течению реки Миссисипи возникло одно ЧП. Ураган «Катрина» повернул воды «Миссис БиПи» вспять и полностью разрушил Новый Орлеан. Бушу и США срочно потребовались добровольцы, и Рауль, вставив в магнитолу диск с Диззи Гилеспи и Эллой Фицджеральд, отправился на помощь родине джаза. Труба Диззи Гилеспи звучала как тонущий котенок. А Луи Армстронг хрипел так, будто наглотался холодной воды. После посильного вклада в спасение утопающих, чувствуя себя уже отчасти героем, Рауль вернулся на родину в Канаду – в Монреаль. Там он подтянул французский и устроился в редакцию популярного местного журнала – «Формула-1».
Как-то осенним канадским утром, сидя за своим рабочим столом, Рауль открыл старый спортивный еженедельник, ища фотографию Имолы, и увидел ее. Это была черно-белая фотография с крытой арены «Олимпия штадион». Девушка, задрав футболку, показывала всему свету свою грудь. Под фотографией стояла подпись некоего Яшика – явно славянское имя.
С тех пор Рауль уже не мог забыть ее глаз. Инстинктивно в спорт-баре или у себя дома на диване он уже не обижался на операторов, когда те вместо матча показывали болельщиков. Он был им благодарен.
На той фотографии рядом с девушкой сидела пожилая фрау в форме национальной сборной Франции. Рауль поднял на уши всю Федерацию канадского спорта, обзвонил всех друзей, знакомых журналистов и французские корпункты.
Спустя полдня он уже знал, что пожилая женщина – фрау Биттерпаб – известный немецкий специалист по художественной и спортивной гимнастике, тренировавшая сборную Франции. Еще через час он добыл номер ее телефона.
– Алло! Фрау Биттерпаб?!
– Не Биттерпаб, а Биттерпа. Я олимпийская чемпионка по гимнастике.
– Фрау Биттерпаб! Добрый вечер… Я, собственно…
– О, это прекрасная, прекрасная девочка, такая светлая, такая чистая. Она вселяла большие надежды. Мне ни разу не попадались дети с такими данными. Еще пару месяцев тренировок, и она покорила бы весь мир. Но несчастный случай, несчастный случай, сорвалась с перекладины. Открытый перелом правой кисти, открытый перелом левой кисти.
И каждый день про перелом правой, перелом левой кисти. Такое впечатление, что у фрау Биттерпаб был закрытый перелом двух полушарий сразу. Или стресс!
– Но я все равно звонил ей, – продолжил Рауль. – Я расспрашивал о каждой мелочи, сказал, что готовлю специальный репортаж. Просил выслать кассету с записями соревнований и тренировок.
Александра с ленточкой, Александра с обручем, Александра с булавами, Александра подкидывает высоко в небо мячик. С неба в ответ сыплются-крошатся, похожие на крошечные булавинки, капли грибного дождя.
– Я звонил фрау Биттерпаб каждый вечер, – повторил Рауль, – просил рассказать хотя бы еще что-нибудь, пока она не дала мне ее адрес. Я взял билет на самолет и вылетел в Париж, но, как оказалось, слишком поздно.
Внимательно смотрел сначала на одного, потом на другого: два сумасшедших – ни больше, ни меньше. Рауль – высокий, худощавый брюнет в бордовой водолазке под строго-клетчатой рубашкой и шерстяных брюках, Жан – маленький, крепенький, с русой бородой на широкоскулом лице. Что еще? Джинсы, плотный свитер. Голубая шерсть и голубые глаза. Твердая ткань и твердый взгляд. Бахрома и голос с хрипотцой. Вполне нормальные ребята. Но мне почему-то стало их жаль.
Влюбиться в образ – этого я никогда не мог понять. Все равно что влюбиться в Джона Леннона или мопед в шестнадцать лет. Я хотя бы пытался жить с нормальной живой женщиной. А эти – не мужики, а трусы. И зачем я их пустил в свою квартиру? Может, они не мужики вовсе?
От таких мыслей у меня на лбу выступила испарина. Пробил жар.
Чем ближе к вечеру, тем становилось хуже. Простуда. Вновь прорвался кашель.
– Пойду лягу, – прохрипел я.
– Хватит хныкать, – посоветовал Жан, – не расслабляй булки. А то могут намазать вареньем и криво насадить.
– А может, тебе малинового варенья? – интересовался сердобольный Рауль. – Или вишневого? В вишне аспирин!
– Мне нужна таблетка. Большая, растворимая. Чтоб шипела, как змея.