Страница 37 из 48
– Да, – произнес. – Кандауров. Вам Виктор сказал?
– Нет. – Она смотрела ему прямо в глаза. – Не он. Другой человек.
Митя не успел удивиться, как она тут же продолжила:
– Давайте зайдем в дом. Но сначала скажите, ваш товарищ, он где?
– Его еще нет, – растерянно протянул он.
Тогда девушка распахнула дверь, кивнула:
– Пойдемте.
И отступила, пропуская его.
16
Маленькую темную прихожую Митя пересек в два шага. В комнате его встретил брат Елены.
– Я Всеволод, вы, наверное, знаете.
Митя кивнул, улыбнувшись. Теперь, близко видя юношу, он поразился его сходству с сестрой. Такие же серые глаза под темными ресницами, светло-русые густые волосы, черты лица четкие и нежные.
– Вас ожидают, пойдемте со мной.
Парнишка указал на дверь в соседнюю комнату. Не понимая, Митя оглянулся на девушку: она смотрела приветливо, одобряюще. Он пошел за Всеволодом.
В небольшой комнате на кровати у окна лежал мужчина, накрытый клетчатым пледом. Пока Митя, растерянно остановившись, всматривался в него, тот с трудом приподнялся на локте. Плед соскользнул, обнажив перевязанные грудь и плечо, наброшенная рубаха не закрывала бинтов. Он помотал лохматой головой, сказал весело:
– Что, друг Митяй, я так сильно изменился, что не узнаешь? А я тебя сразу узнал.
«Раненый подпольщик! – в первое мгновение подумал Митя. – Тот, о ком Уржумов говорил…» И только потом до него дошли слова и голос… Небритый, заросший, изможденный, но перед ним лежал Коля Кожевников – все такой же синеглазый богатырь-сибиряк. Тот, с которым он подружился в Харькове, в госпитале, долгих четыре года назад! Митя рванулся к нему, наклонился, обнял…
– Тише, тише, – услышал голос Елены, – у него раны еще не зажили.
– Коля, – Дмитрий присел на край кровати, держа друга за руку, – тебя контрразведка разыскивает. Ведь ты руководитель большевистского подполья?
– Что значит сыщик! – Николай с наигранным изумлением посмотрел на брата и сестру, стоящих рядом. – Только глянул и уже все знает!
– Мне Уржумов рассказал об этом и предположил, что раненый подпольщик может прятаться здесь.
– Серьезный человек этот Уржумов, – покачал головой Николай.
Но его оборвала Елена. Положив руку Мите на плечо, она тревожно воскликнула:
– Да, он говорил брату! И с того дня мы живем в таком напряжении… Откуда он может знать?
– Но подождите! – Митя встал, оглядел всех, попытался успокоить: – Он сказал это шутя, не понравился ему тон Всеволода. Вроде как отплатить ему хотел. Не конкретно, уверяю вас, а так… к слову.
Елена помолчала, потом, вздохнув прерывисто, задумчиво произнесла:
– И все же… Это не такой человек, чтоб говорить просто так. Это очень опасный человек.
Митя улыбнулся. Его сильно обрадовала неприязнь в голосе девушки, но все-таки надо было защитить товарища:
– Я знаю Виктора давно, а вы – совсем немного. Он человек рациональный, у него есть некоторые качества не очень хорошие. Но Виктор не подлец.
Елена подняла на него взгляд, и Митя замер, задохнулся. Она смотрела на него ласково и упрекающе, как на неразумного ребенка. Сказала мягко:
– Можно знать человека долго и не понимать его. А можно сразу увидеть, всю его натуру… Но, может, вы правы: откуда ему знать? Сказал ради красного словца.
И воскликнула совсем другим тоном:
– Давайте пить чай! Лодя, принеси, пожалуйста, поднос, там все готово.
Митя мимоходом отметил, как Елена назвала брата. Лодя. Что-то мелькнуло в памяти, что-то он слыхал… Но тут же забыл. Николай Кожевников, надо же! Заглядывая в глаза друга, спросил:
– Значит, ты большевик? Как же это, помню, ты говорил, что твой отец промышленник, богатый человек. Ты что же, против него?
– А ты, значит, по другую сторону? – тоже спросил Николай, кивнув на форменную фуражку, которую Митя, войдя в комнату, держал в руках и которую уронил на пол, обнимая друга. – И что, ты думаешь, можно вернуть старую жизнь, такую, как была?
– Теперь я так не думаю, – тихо сказал Митя.
– Значит, друг мой, надо строить новую жизнь… А отец умер. Но перед этим успел разориться. Помнишь, я рассказывал, как брат мой Паша наложил на себя руки? А я из дому ушел. Вот отец понял, что кругом он виноват. Охладел ко всему, болеть стал… Так что я, можно сказать, чистый пролетарий. На фронте в окопах всего нагляделся. Меня в подпрапорщики произвели, да я все равно чувствовал себя солдатом. Вошел в солдатский совет – так и пошло…
– Молодые люди, – оборвала их Елена, о которой они почти забыли, – давайте продолжим беседу за чаем. Дмитрий, помогите подвинуть столик к постели.
Так она это просто сказала, словно давно они были знакомы и давно дружили. Митя вскочил и сам передвинул небольшой квадратный стол так, чтоб было удобно Николаю. Всеволод расставил чашки, чайник и тарелку с оладьями. Похвалился:
– Алена испекла.
За долгие последние месяцы Митя впервые был счастлив. Николай стал рассказывать о том, как в городе Харькове лежал после ранения в госпитале, как познакомился с Дмитрием.
– Я его сыщиком не зря назвал, он и есть сыщик, да-да! – сказал, обращаясь к Елене и Всеволоду. – Такое тогда, в шестнадцатом году, интересное дело расследовал. А зацепка-то была почти незаметная, но он за нее ухватился, потянул…
– И что, вытащил?
Елена улыбнулась Мите, но теперь он не смутился. То чувство непонятного родства, которое он испытал при первой встрече, теперь стало реальным, ощутимым. Хотя все равно непонятным до конца…
– А вытащил наш Дмитрий самого немецкого резидента! Вот как!
– Николай скромничает, – пояснил Митя. – Ту зацепочку увидеть помог мне именно он. И ухватил ее я тоже с его помощью. Кто знает, может, без этого и не раскрылось бы дело.
– Согласен, – не стал отпираться Кожевников, – есть и моя доля. Но и без меня ты, Митя, справился бы. Уж дядя твой, господин полицмейстер, помог бы. Как он там поживает?
– Работает на вашу власть.
– Вот как! Умнейший человек Викентий Павлович…
Николай многозначительно посмотрел на Дмитрия, но продолжать не стал. Они оба за разговором не заметили, что Елена, как только заговорили о расследовании, с задумчивым интересом посмотрела на Митю. Когда же прозвучало имя «Викентий Павлович», она и Всеволод быстро, радостно переглянулись.
Митя продолжал сидеть на кровати, рядом с другом. Николай лишь ненадолго полуприсел, опираясь на подушку, опустил на пол ноги. Но через некоторое время Елена, зорко следившая за ним, заметила, что он побледнел, на лбу выступил пот, быстро приказала:
– Все, все, ложитесь, вы еще очень слабы! – и добавила для Мити: – Две раны: пуля навылет прошла, а осколок там, в плече. Вот и не заживает.
– Как же ты был ранен, Коля?
Тот утомленно улыбнулся:
– Еще осенью я здесь оказался, задание было – организовать подпольную работу. А Новороссийск-то был главным городом Черноморского военного губернаторства, сам понимаешь – наводнен войсками. И центр контрразведки вашей тоже здесь базировался. Трудно пришлось. Но… делали дело. – Николай погрозил Мите пальцем. – В подробности вдаваться не буду… А тут месяц назад английский транспорт прибывает, оружие для белых привез. А у нас – потери большие, погибли ребята, кто в перестрелках, кто арестован и расстрелян. Вот я сам и решил взорвать. Слыхал небось – получилось!
Кожевников улыбнулся широко, открыто, словно приглашал друга порадоваться вместе с ним. «Как мальчишка», – подумал Митя и не удержался, улыбнулся в ответ.
– Только заметили меня, когда я еще на борту был. Пришлось отстреливаться и прыгать за борт перед самым взрывом. Плыл к берегу уже с пулей и осколком. Хорошо, что я пловец отменный, у себя дома на речке Чуне плавать учился, а она ой какая порожистая и быстрая… До берега я дотянул, а там, может, и взяли бы меня, силы уже потерял, сознание уходило. Да вот Сева меня нашел.
Всеволод слушал, вытянув шею, широко раскрыв глаза. И тут же подхватил: