Страница 8 из 69
– Да всё в порядке, Всеслав Романович, – спеша успокоить командира, затараторил Троцкий, – всё честь по чести. Я чту Уголовный Кодекс. Докладываю: вчера на нашем птичьем базаре, тьфу ты, в «Пеликаньем береге» остановились двое… купчишек, – Лев, вспомнив о давешних постояльцах, презрительно фыркнул. – Расфуфыренные такие, презреньем ко всем и вся и плещут. Нахально мнили себя непревзойденными мастерами покера. Пришлось им на деле показать, что русский покер – он покруче французского будет, – и, не понимая, удовлетворили ли его объяснения капитана, добавил: – А все выигранные деньги я в общую кассу так и так сдать собирался, вы плохого не думайте…
– Я и не думаю, – протянул Арсенин, задумчиво разглядывая подчиненного, словно увидел его впервые. – А вы изменились, Лев. Да-с, изменились. Вспоминаю того робкого вьюноша, каким увидел вас впервые, и прямо скажу – повзрослели. Не скажу, что поумнели, с этим еще разбираться надо, но изменения, как говорится, налицо. Ладно. Соловьёв, вроде как, байками не кормят? Показывайте дорогу к вашему лежбищу, Вергилий. Или все же – Харон?
Видя, как вытянулось лицо собеседника на последних словах, Арсенин по-доброму усмехнулся и потрепал Льва по плечу. – Не берите дурного в голову, пошутил я. По-шу-тил. Какой же вы, право слово, Харон? Путеводная звезда – и никак не меньше.
Гостиница, избранная местом постоя, оказалась на удивление симпатичным и уютным на вид местом. Двухэтажный, в колониальном стиле, деревянный домик, выкрашенный в приятный светло-персиковый цвет, с высокими полукруглыми окнами и двускатной крышей, крытой красной черепицей. Притягивая взгляд, над входной дверью разноцветьем красок блистала щегольская вывеска с названием и полудюжиной разномастных пеликанов. Несомненным достоинством являлось и то, что отель размещался в центре города и все интересующие Арсенина объекты находились поблизости. Впрочем, Уолфиш-Бей не отличался внушительными размерами, и здесь до любого места было рукой подать.
Весь первый этаж был отведен под трактир, где хватало места столоваться как постояльцам, так и простым горожанам – гостям заведения. Непритязательная, но чистая и добротная обстановка добавляла спокойствия и уюта. Уолфиш-Бей морской город, но, на счастье любителей тишины и покоя, моряки, как правило, гуляли в портовых тавернах и, опасаясь встреч с недружелюбной местной полицией, городские харчевни навещали редко.
Хозяйка, миловидная, улыбчивая брюнетка средних лет, узнав, что прибыл один из соотечественников герра Мюллера (Лев, впервые прочитав в паспорте фамилию, сначала долго матерился, а потом радовался, что, по крайней мере, не Геббельс или чего похуже), приветливо улыбнулась Арсенину и тут же выставила на стол две огромные запотевшие кружки пива. Окинув нового постояльца оценивающим взглядом, хозяйка одарила его многообещающей улыбкой, заверила, что тушёная капуста и вареные сардельки будут готовы через полчаса и удалилась, игриво покачивая бедрами. Арсенин, услышав про угощение, тоскливо посмотрел в спину женщине и вполголоса пожелал сто якорей в печенку изобретателю рецепта. Тушёную капусту он не любил с детства, да и к пиву особой приязни не испытывал. Глядя на удрученного капитана, Лев с пониманием вздохнул, после чего посочувствовал командиру и призвал того к терпению, простонав, что уже третий вечер так мучается.
На этот раз отвертеться от ужина капитану удалось. Сославшись на усталость с дороги, он от еды отказался. Дабы совсем уж не огорчать хозяйку отсутствием прибыли (хотя лично её в данном случае деньги волновали в последнюю очередь), за неимением в гостинице шнапса Всеслав выпил двойную порцию виски и быстро удалился в комнату, молясь про себя, чтобы столь любимое немцами блюдо не подавалось и к завтраку. Уже поднявшись на второй этаж, капитан взглянул вниз и виновато вздохнул: Лев, подперев голову рукой, уныло смотрел на полную – капитанскую – кружку с пивом и на огромное блюдо, источавшее аромат капусты и сарделек.
Глава третья
Опасения капитана оказались до определенной степени напрасными – завтрак в гостинице подавали в традиционном английском стиле: овсянка, сваренное вкрутую яйцо и несколько тостов. Арсенин, отчаявшись утолить голод по месту проживания, уже собрался покинуть гостиницу и искать пропитание где-нибудь на стороне, как углядел, что хозяйка поставила перед Троцким тарелку с тушеной фасолью, беконом и помидорами и затребовал себе того же.
Неторопливый завтрак подходил к концу, когда входная дверь широко распахнулась и в залу, сгибаясь под тяжестью тюков с различной поклажей, ввалился Корено, а следом за ним неторопливо вошли Дато и Барт. И если последние двое выглядели как степенные бюргеры: длиннополые сюртуки, прямые брюки, шляпы с круглыми полями, окладистые бороды и невозмутимые взгляды, то Корено щеголял в итальянской матросской куртке и невесть где добытой ярко-красной феске. Увидев странную компанию, хозяйка приветливо улыбнулась и с невозмутимым видом заторопилась навстречу к гостям. А чего удивляться? Свое хозяйство она держала не первый год и не к такому привыкла. Пообщавшись с вновь прибывшими, женщина невозмутимо отправила их к столику Арсенина, а сама удалилась на кухню, не забывая кидать пытливые взгляды на капитана.
– Как добрались? – обменявшись с товарищами рукопожатиями, Арсенин внимательно оглядел запыленную троицу. – Надеюсь, без приключений?
– Какие тут могут быть приключения, батоно капитан? – мягко улыбнулся Туташхиа, поглаживая порядком отросшую бороду. – Дорога как дорога…
– Кого ви слушаете, Всеволод Романыч? – Корено стащил из тарелки Троцкого сосиску и жизнерадостно ею зачавкал. – Смотрите сюдой глазами, шо ви видите? Таки верно – Дато Туташхиа, миролюбивого, как еврей в синагоге у восточной стены! По крайней мере, ви так думаете. Ну таки ви немножко ошибаетесь! – Коля, сделав многозначительную паузу, обвел стол, ища, чего бы ещё и у кого спереть, но не нашел и обличительно ткнул пальцем в абрека. – Я скажу, шо ён совсем не смиренный Саваоф, а чистому зверь, и таки буду прав!
На последних словах, Арсенин поперхнулся глотком чая и, пытаясь отдышаться, вопросительно взглянул на компанию. Дато и Барт, недоуменно переглянувшись, дружно пожали плечами, а Корено, ехидно хихикнув, гордо подбоченился и с видом государственного обвинителя взглянул на горца.
– И шо ви себе думаете? – при виде хозяйки, несущей огромный поднос с едой, Коля, ненадолго прервался, но, увидев, что женщина выставляет угощение на соседний столик, шумно сглотнул слюну и продолжил: – Я таки немножко имел себе представлений, шо проехать в компании с Дато триста верст совсем не то, шо прогуляться по Дерибасовской, но шобы так! Нет, сначала все было тихо и спокойно, словно в лавке у старого Фридмана после погрома, но стоило нам проехать за Видхук, как на дороге, шо на том портрете, нарисовались…
Корено, заметив, что Троцкий намазывает яблочным джемом последний тост, пробурчал: «Не делайте из еды культа!» – и выхватил бутерброд из рук приятеля. Пока Лев, ошарашенный фразой друга, словно выброшенная на берег рыба, в замешательстве беззвучно хватал ртом воздух, грек в два укуса разделался с тостом и, облизав пальцы, нахально подмигнул оторопевшему товарищу:
– Шо я имею сказать? Таки ничего нового. Только мы оставили за кормой Видхук, как на тропинке, шо местные величают почтовым трактом, объявились местные же биндю… разбойники. Четыре во-о-от таких рыла, все при ружьях, шляпах и бородатые. Ви таки видели картинки у Библии с оттем Варнавой? Так я вам скажу – одно лицо!
– Nee* (нет – африкаанс) – укоризненно уставившись на Колю, хрипло возмутился Барт. – Они ни есть… били бородатиый! Nee! Они… – бур, за время общения с командой научившись прилично понимать русскую речь, говорил пока еще с трудом, – они есть… имели… носили! Носили ципилячий шерсть! Как это правильно говорить по-русски? – силясь подобрать нужное слово Ван Бателаан, задумчиво почесал бороду. – Они носить пушок! У них geen* (нет чего-либо, африкаанс) бо-ро-да! Они есть jong – молодие!