Страница 14 из 69
Всеслав уже собирался отправиться в свой номер, как заметил возле стойки гитары актеров и повернулся к Троцкому.
– А что, Лев, – задумчиво протянул капитан, косясь на Дато и Барта, тоскливо взирающих на пустую сцену, – а не споете ли и вы что-нибудь… душевное? Только просьба одна – пойте или по-немецки, или по-английски, а коли песен таких не знаете, то просто сыграйте, – он еще раз взглянул на друзей, ни в какую не желающих понять, что короткая сказка закончилась, и добавил:
– Пожалуйста.
– Хорошо, Всеслав Романович, – Троцкий, судорожно соображая, помнит ли он хоть что-нибудь импортное, кроме пары вещей из Rammstein, шагнул к стойке. – Сейчас в лучшем виде всё сделаем…
Как назло, за время короткого пути Лев так ничего и не вспомнил, и поэтому, взяв в руки гитару, просто пробежался пальцами по струнами и, уловив душевный настрой, сыграл гитарную вариацию «Полонеза Огинского». Сразу же после первых аккордов из-за кухонной двери высунулась любопытная чумазая мордашка мальчишки из прислуги. А к середине композиции зал уже вновь был полон народа.
Миссис Хартвуд, подперев голову рукой, сидела за ближним к исполнителю столиком, за ее спиной почтительно пристроились официантки, повара и поварята. Актеры, видимо, столовавшиеся после представления, дружно оккупировали свободные столы и даже широкий подоконник, а девчушка-гимнастка, усадив обезьянку на плечо, болтала затянутыми в облегающее трико ножками, сидя на трактирной стойке.
«Ну и бесовка, – подумал вдруг Лев, кинув озорной взгляд на задорно улыбающуюся девчушку. – Вылитая Ализе, когда та «Бониту» поёт…»
И тут же с силой хлопнул себя по лбу – он знал песню, как нельзя лучше подходящую для нынешнего вечера. Утвердив ногу на первом попавшемся стуле, Троцкий подмигнул девчонке и поудобней перехватил гитарный гриф.
Гитара, словно понимая душевный настрой временного хозяина, сочно и без фальши вела неспешную и чуть грустную мелодию, а певец, вкладывая всю без остатка душу в простые, но щемящие сердца слова, выводил:
Исполняя проигрыш после последней строчки, Лев (внутренне надеясь увидеть восхищение гимнастки) скользнул взглядом по затаившим дыханием слушателям и, заметив, с какой нежностью и тоской миссис Хартвуд глядит на задумавшегося Арсенина, чуть не поперхнулся на полуслове.
Примерно через час Троцкий, изрядно притомившись, слегка охрипшим голосом заявил, что концерт окончен, церемонно раскланялся и, аккуратно поставив гитару на место, устало плюхнулся на первый попавшийся стул.
– А все же вы неисправимый романтик, Лев, – Арсенин, неслышно подойдя откуда-то сбоку, одобрительно потрепал его по плечу. – Я, признаться, думал, что у вас только военные песни замечательно сочинять получается, а тут… – Всеслав с отсутствующим видом уставился куда-то вдаль и, мечтательно улыбнувшись, продекламировал:
И чуть смущенно добавил:
– Перевод, конечно, весьма и весьма условный, но вот навеяло, знаете ли… – и, не оглядываясь на ошарашенного Троцкого, поднялся на второй этаж.
Гостиница давным-давно погрузилась в тишину и покой, а Арсенин, обдумывая то один, то другой вариант развития событий завтрашнего дня, всё никак не мог заснуть. Успех или провал операции, в которую уже было вложено огромное количество сил и средств, напрямую зависел от результата намеченной им встречи, и потому фиаско быть не должно. Вот только как избавиться от почти панических мыслей и сомнений? Его люди, да и вообще все вокруг, твердо уверены, что капитан Арсенин всегда спокоен, хладнокровен и найдёт выход из любой ситуации, и даже не подозревают, чего ему стоят хладнокровие и всезнание… И никогда не узнают.
Всеслав прикурил очередную папиросу и тут же погасил. От табака уже щипало язык и жутко хотелось пить. Намереваясь наполнить стакан, капитан взял кувшин, но он был пуст. Видимо, ломая голову над решением проблемы, Арсенин незаметно выхлебал все до дна. Оставалось только радоваться, что в номерах для постояльцев ставят кувшины с морсом, а не с водкой… Слабо надеясь, что кто-нибудь из прислуги еще бодрствует и избавит его от жажды, капитан накинул поверх сорочки жилет и вышел из номера.
Шагая по коридору, Всеслав заметил тонкую полоску света, выбивающуюся из-под кухонной двери, и ускорил шаг. Рывком отворив дверь поварни, он замер на пороге: за широким столом, устало откинувшись на спинку высокого стула, дремала хозяйка. Не желая тревожить замотанную повседневными заботами женщину, Арсенин отступил назад, но было поздно: скрип двери и половиц заставил трактирщицу встрепенуться и открыть глаза.
– Герр Штольц? – избавляясь от остатков сна, недоуменно встряхнула головой хозяйка. – Что вы здесь делаете?
– Прощу, прощения, миссис Хартвуд, – чуть смущенно пробормотал Арсенин, – я…
– Глэдис, герр Штольц, – окончательно придя в себя, улыбнулась трактирщица, – мне будет приятно, если вы будете звать меня Глэдис.
– Тогда уж и со мной можно попроще, – вспоминая записанное в паспорте имя, чуть замялся Арсенин. – Генрих. Просто Генрих. – И оторопело мотнул головой. – Я сказал что-то смешное?
– Извините, – заливаясь звонким смехом, махнула рукой хозяйка. – Вспомнила одну свою служанку. Та так и представлялась: Мария. Просто Мария. Так что вы хотели, Генрих?
– Пить, – пожал плечами Всеслав. – Но не стоит беспокоиться. Я вижу, что вы совершенно выбились из сил, перебьюсь до утра….
– Боже! Как приятно, когда за тебя переживают, – кокетливо стрельнула глазками Глэдис. – Но тут вы правы, Генрих, – хозяйство приносит немалый доход, вот только и сил забирает немало… – и тут же торопливо добавила: – Только не подумайте, что я жалуюсь.
Женщина, горько вздохнув, с силой провела ладонью по лицу и, глядя куда-то сквозь стену, отрешенно бросила:
– Я сильная. Я справлюсь…
– Но все же, какой бы сильной вы не были, – как можно мягче произнес Арсенин, – в первую очередь вы – женщина. Молодая, красивая, хрупкая и… беззащитная.
– Спасибо за комплимент, Генрих, – благодарно кивнула трактирщица и, немного помявшись, словно принимая про себя окончательное решение, добавила. – Вы ведь хотели пить? А я, только не примите меня за падшую женщину, очень хочу выпить чего-нибудь крепкого, – Глэдис кинула на беспристрастное лицо Арсенина пронзительный взгляд и продолжила: – Вот только пить в одиночестве нет никакого желания. Вы не хотели бы составить мне компанию?
– С удовольствием, – улыбаясь одними глазами, подкрутил ус Арсенин. – И ваших рук даже яд выпью с улыбкой.
– Тогда пойдемте, – поднявшись из-за стола, Глэдис машинально оправила юбку и шагнула к двери. – Лучшую выпивку я храню на своей половине.
– Прошу прощения, – оторопело замер Арсенин, – но моё появление в столь неурочное время в таком месте может скомпрометировать вас…
– Оставьте, Генрих, – не останавливаясь, отмахнулась Глэдис. – Я уже не маленькая девочка и досужие слухи о мужчинах в моей спальне меня ничуть не пугают…
«Однако, знаковая оговорочка-то, – вышагивая следом за хозяйкой, задумчиво хмыкнул про себя Арсенин. – Изначально речь только о хозяйской половине шла, а теперь уже и о спальне…»