Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 11 из 69

– Кстати о коммандос, Барт, – прервал горделивые разглагольствования Арсенин, – ты людей Ван Брика нашел?

– Ja! – бюргер залпом опростал пиво из кружки и, намереваясь попросить добавки, завертел головой в поисках хозяйки. – Они wag… ждать в город jou sein… ваша команда, сигнал. Их, – переводя про себя счет с африкаанс на русский, бур беззвучно зашевелил губами, – два plus десять – nee – двадцать человеков! Все есть seelui * (моряки, морские люди – африкаанс)… знать море и корабль! Херре Нойманн есть хотеть говорить вас… вами… vandag… сегодня, тут! – для вящей убедительности бур ткнул пальцем в стол, невзначай перевернул тарелку с жареной рыбешкой и виновато покосился по сторонам.

– Придет – поговорим, – машинально кивнул Арсенин, размышляя о чем-то своем. – Во сколько он должен заглянуть? – и, видя смятение ничего толком не понявшего Барта, пояснил. – Нойманн назвал час, в котором он придёт сюда?

– Nee, – отрицательно покачал головой Барт, теребя свою бороду, – не говорил… А где есть Лев и Колья?

– Сам гадаю, – чуть раздраженно буркнул Арсенин, нервно тарабаня пальцами по столешнице. – Вот только не знаю, что вернее предположить: то ли Троцкий в кабаке в драбадан укушался, то или Корено в портовой часовне лоб в поклонах разбил…

Капитан даже не подозревал, насколько верны его предположения…

Спустя час, когда томительное ожидание начало перерастать в уверенную обеспокоенность, входная дверь приотворилась и в неширокий проем заглянула чья-то голова, увенчанная армейской каской. Владелец шлема с методичностью артиллерийского наблюдателя обвел взглядом зал и, видимо, обнаружив искомую цель, что-то невнятно буркнул через плечо. Обе створки распахнулись, и двое здоровяков в мундирах морской пехоты ввели, а точнее, внесли чью-то обмякшую тушку, при ближайшем рассмотрении оказавшуюся Троцким. Компания, чинно обедавшая за соседним столом, возмущенно уставилась на устроителей сквозняка, но, заметив военные мундиры, дружно притворилась, будто ничего и не случилось. Аккуратно умостив едва трепыхающегося Льва за столом, здоровяки коротко откозыряли Арсенину и, не вдаваясь в объяснения, шустро удалились.

– Бог мой! – сдавленно охнул Всеслав, рассматривая Троцкого, безвольно обмякшего на стуле. – Что с вами? Вам плохо?

– Мне? – молодой человек, приоткрыв один глаз, пьяно улыбнулся. – Мне иск-лю-чи-тельно ха-ра-шо! Плохо мне будет завтра… – он вновь закрыл глаз, уронил голову на грудь и зевнул. – Наверное…

– Вы где так напились?! – Арсенин, видя, что подчиненный, игнорируя командира, нахально пытается свернуться клубочком на стуле и уснуть, аж привстал от возмущения. – Па-а-дъём!! Подъём, кому говорю!

Его усилия имели успех. Частичный. Лев, с видимым напряжением оторвав себя от стула, растекся в умильной улыбке, что-то бессвязно пролепетал, рухнул обратно и, уронив голову на стол, тут же отрубился.

– О! Глэдис! – Арсенин, заметив, что хозяйка гостиницы с интересом наблюдает за происходящим, подошел к стойке. – Ой, прошу прощения, миссис Хартвуд… Вы не знаете можно ли привести в чувство вот это? – капитан раздраженно указал на почти сползшего под стол Троцкого и зло скрипнул зубами.

– Что он пил? – деловито поинтересовалась женщина, вынимая из недр стойки различные бутыль, пузырьки и флакончики. – Как давно и как много? – продолжила она наводить уточняющие данные, смешивая какой-то коктейль в высокой глиняной кружке.

Всеслав еще раз взглянул на Троцкого, сидевшего на стуле только благодаря Барту, удерживающему Льва за воротник, и пожал плечами. Женщина с сожалением вздохнула, задумчиво прищурила глаз и, сыпанув в коктейль какой-то порошок, поставила кружку перед Арсениным.

– Влейте это, – принюхавшись к содержимому кружки, Глэдис явственно поморщилась, – в него. – Хозяйка качнула головой в сторону Троцкого. – Через полчаса сможет разговаривать. Через час будет как новенький. Ну, почти как новенький. Правда, завтра, – женщина с искренним сожалением взглянула на Льва, – завтра я ему не завидую…

Арсенин, благодарно кивнув трактирщице, бережно донес кружку до своего стола, с помощью Дато и Барта выполнил инструкции и, дожидаясь, когда же Лев очнется, с удрученным видом уселся на стул. Однако на этом сюрпризы не закончились.

Менее чем через четверть часа в зал трактира вошел Корено. Трезвый. Но с синяком в полскулы, в наручниках и в сопровождении двух дюжих констеблей. Увидев столь странную процессию, Арсенин тихо ойкнул, Барт озадаченно почесал бороду, а Дато с решительным видом сунул руку за пазуху. Видимо, подозрения капитана о наличии у подчиненных неучтенных стволов имели веские основания.



– Доброго дня вам, сэр! Честь имею – констебль Фланнаган! – полицейский, небрежно кинув ладонь к срезу белого шлема, качнул головой в сторону Корено. – Вам знаком этот человек?

– Знаком, – коротко вздохнул Арсенин, уныло озирая помятую физиономию одессита. – Что он натворил?

– Циничное нарушение общественного порядка в храме святого Ботульфа, что на территории порта находится, – загибая пальцы, начал перечислять Колины грехи полицейский, – неповиновение и злостное сопротивление полицейским чинам, – полицейский аккуратно потрогал распухшее ухо, ожег Корено неприязненным взглядом и добавил. – А ещё он казенное имущество попортил.

Констебль потешно шмыгнул носом и продемонстрировал изумлённому капитану переломленную пополам полицейскую дубинку.

– Так что, сэр, или вы платите за него штраф в размере двух фунтов восьми шиллингов и семи пенсов, – угрюмо буркнул страж закона, запихивая злосчастные обломки себе за пояс, – либо этот злодей ближайшие две недели проведет в тюрьме…

– Вот три фунта, – Арсенин протянул полицейскому несколько купюр, – и сдачи не надо. Э-э-э, любезный! – завопил он в спину выходящим на улицу констеблям, – а наручники? Наручники-то с него снимите!

– Ну и как вы это объясните? – холодно процедил Всеслав, зло поглядывая на растирающего запястья Корено. – Один – в дрова, – капитан кивнул на мычащего во сне Троцкого, – второй в кандалах.

– Я вас умоляю, Всеслав Романыч, – виновато пробубнил Корено, покаянно опустив голову, – не надо портить себе нерв. Я таки виноват, но, честное благородное, совсем на немножко.

Арсенин, проигнорировав жаждущий Колин взгляд, набухал себе полный бокал вина, замахнул его залпом и вопросительно уставился на одессита.

– Ну таки шо я имею сказать за эти проблемы? – начал одессит, проводив сиротливым взглядом содержимое капитанского бокала. – Я таки почти не причем. – И, не дожидаясь, пока занесенный командиром кулак обрушится на стол или, того хуже, ему на голову, затараторил:

– Ви имели желаний всё знать за первый бастион, и я пошел тудой, как на свидание. И всё было хорошо, как в заведении у Цили Глайхгевихт (ну ви же помните за ту мадам?), но тут мне дорогу перебегает черная кошка, а следом за ней – Болек Дудка!

– Причем тут кошка?! – не на шутку закипая, зло прошипел Арсенин. – Причем тут Болек Труба?!

– Таки Дудка, – втянув голову в плечи, осторожно уточнил Корено. – Труба – тот порядочный биндюжник и живет себе до Одессы, а Дудка таки здесь! Этот поц имел себе гешефтов с торговли и не имел забот за хлеб и немножечко мяса, зато имел желаний жить шо Сема Рокфеллер и никак иначе! И таки своего добился. Ён собрал кредитов чуть не со всей Одессы и был таков! Даже старик Тартаковский… шо Тартаковский – сам Беня Крик не имел такого гоп-стопа! Умные люди искали того Дудку в Париже, Лондоне и даже Мадриде, а ён сбежал до Африки не знает головной боли за долги!

Устав возмущаться, Коля выхватил из рук Барта кружку с пивом, сделал большой глоток и продолжил:

– Я вижу себе глазами, как этот поц, будто порядочный, идет до церквы, вспоминаю, шо Господь заповедовал изгонять торгующих из храма, и шагаю себе тудой. Болек тот ещё поц, но не идиёт. Он таки видит меня и понимает, шо жить ему осталось немножко или ещё меньше, и устраивает геволт! И пока мы, взяв разбег, шустрили по церкве, шо те зайцы, набежали местные драконы и заимели глупых желаний упечь меня за решетку. Но я ж, на минутку, не Христос, а они таки не Болеслав Карлович* (одесский полицмейстер), и я сказал им слов, шоб они взяли на полтона ниже. Но шобы да, таки нет! Драконы сначала сделали себе квадратные глаза, а потом стали делать мне нехорошо!