Страница 2 из 13
– …И вот заражается наш Володя тенями. Тайком, вместо того, чтоб делать уроки, все пытается копировать из книжки тени. Мама застает его за этим раз, другой… – Журналист рассказывал все быстрее, увлекаясь, захлебываясь, даже про кофе забыл. – Она замечает, что с сыном что-то не то, какой-то он стал странный. Ведет его к врачу…
Буфетчица, наскучив бездельем, вышла в зал, принялась протирать и без того чистые столы, проверять, хорошо ли заправлены солонки, горчичницы; салфетки в вазочках даже, кажется, пересчитывала.
– …А действие происходит в конце прошлого века, и такие есть сценки… мистика, виртуальность самая настоящая! Как тени живут своей жизнью, следят за людьми, готовятся их поглотить… У Володи видения…
Слушать, как тараторит Давыдин, стало совсем невмочь. Илья Павлович ругал себя, что дал ему повод разговориться. Наконец не выдержал, перебил:
– Заманчиво, конечно, но дело все-таки непростое. В наших условиях…
Давыдина он и раньше считал чудаком – вечно тот носился с какими-то оригинальными проектами, пытался найти единомышленников среди сослуживцев, но такое – чтобы снять художественный фильм… Это уж просто ни в какие рамки, как говорится.
– Да можно, Павлыч, можно! – не согласился Давыдин. – Во-первых, сценарий готов, все выверено, просчитано. Время, раскадровка, декорации… Во-вторых, я договорился уже с актерами из театра, с Согоновской – она мать будет играть – и еще там с несколькими на другие роли. Все согласны, бесплатно, причем еще и рады попробовать. Детей подобрал во Дворце творчества. На роль Володи парнишка есть гениальный просто! Это насчет актеров. Теперь – костюмы…
– Ну, это все ладно. А сами съемки? На что хотя бы снимать собираешься?
– Да хоть на бэтакам! Сейчас масса фильмов, особенно эти сериалы, они все на бэтакам идут. Качество приличное. И монтировать на нашей аппаратуре запросто можно, озвучить… – Давыдин шумно вздохнул, а потом, не меняя тона, такой же увлеченной скороговоркой выпалил: – Давай, Илья Павлович, подключайся! А? Ты оператор отличнейший, лучший у нас. Давай, Павлыч!
Алексеев усмехнулся:
– Интер-ресно, конечно… А начальнички наши как?
– Что… начальники… – Журналист поморщился, на секунду как будто поблек и подостыл, а потом продолжил по-прежнему быстро, возбужденно: – Сами всё сделаем!.. С ними переговоры вести – начнется: «Да вы что!.. А это как? Вряд ли получится… Лучше не надо…» Сами снимем. А если, – Давыдин понизил голос, глаза его округлились, – а если получится! Представь, Павлыч! Можно же так развернуть это дело! Ух… Можно свою студию открыть, в фестивалях участвовать…
– Мда… – Илья Павлович допил кофе, поднялся. – Заманчиво.
– Действительно? Ну как ты, подключаешься?
– Можно, конечно, – раздумчиво-уклончиво протянул Алексеев. – Взвесить все надо, подготовить…
– Да уже взвешено! – И словно в подтверждение Давыдин схватил и покачал пачкой бумаг. – Вот сценарий, все-все готово… Даже парты старинные в тридцать первой школе на складе нашел!.. Все, теперь только осталось отснять… Почитай, Павлыч, а?
Алексеев замялся, потом принял исчерканную, затасканную рукопись.
– Почитаю, завтра верну.
– Да-да, – кивал Давыдин, с надеждой глядя на оператора.
Маша Скворцова из молодежной редакции, ведущая программы «Рост», была единственным человеком, по-настоящему доставляющим Илье Павловичу неприятности. Точнее – проблемы. Вот уже больше чем полгода Скворцова преследовала его. Началось с восьмого марта, на банкетике, посвященном Женскому дню. Илья Павлович, видя, как Маша одинока, грустна, решил сделать ей приятное, поухаживать. Танцевал с ней, наливал ей вино, следил за ее тарелкой. И надо ж было, чтобы Маша приняла это всерьез…
Нельзя сказать, что она совсем несимпатична и непривлекательна. Стройная, довольно высокая, молодая, но почему-то не пользующаяся вниманием у мужчин. Что-то есть в ней неуловимое, необъяснимое, что отталкивает людей. Не во внешности, не в характере, не в поведении, но в то же время, кажется, и в том, и в другом, и в третьем…
– Здравствуйте, Илья Павлович, – сказала Маша и остановилась.
Илье Павловичу тоже пришлось остановиться.
– Здравствуй, Мария Скворцова, – шутливым тоном постарался ответить он. – Как творческие и личные успехи?
Они стояли в узком полутемном коридоре. Справа и слева в стенах – двери различных отделов, комнат редакторов, корректоров. А дальше по коридору открывается светлый холл с теплолюбивыми растениями в кадках и большим, от потолка до пола, окном. Удобные кресла, урна для окурков, столик с журналами. Там как раз собирался посидеть Алексеев, отдохнуть после разговора с Давыдиным.
– Хорошо, Илья Павлович, спасибо… Все, в общем-то, хорошо, – скрыто-нервным голосом отвечала Маша. – Вот сегодня с утра смонтировали передачу. Все идет. А у вас как?
– Так, – пожал плечами Илья Павлович, – болтаюсь без дела. Дежурным сегодня.
– А что это у вас? – чтобы продолжить разговор, кивнула Маша на свернутую в трубочку рукопись у него в руке.
– Да Давыдин дал почитать. Сценарий. Хм… Задумал он снимать, понимаешь, фильм художественный. Меня подбивает оператором быть у него.
– Угу-угу, слышала что-то про эту идею, – сказала Маша. – Интересно, что получится.
– Как сказать… вряд ли… Ну ладно, Мария Скворцова. Пойду почитаю! – Алексеев улыбнулся на прощанье, хотел было идти дальше, но Маша тихо и жалобно попросила:
– Мне надо… надо очень поговорить с вами, Илья Павлович. Можно? Пожалуйста…
– О чем? – испугался он. В голове мелькнуло: «Вот, черт, одно за одним. Остался на свою голову в родном телецентре!»
Маша как-то по-воровски глянула налево, направо, кивнула в сторону холла:
– Давайте туда, там сядем спокойно.
Илья Павлович первым пошел по коридору. Настроение испортилось окончательно. На плечи надавило что-то тяжелое, гнуло его, мяло. Стучащие по паркету каблуки Машиных туфель иглами кололи уши… Сначала идиот Давыдин, теперь вот эта проходу не дает…
Опустились в мягкие большие кресла, в которых невозможно сидеть иначе как развалившись, откинувшись на спинку. Маша достала тонкую сигарету, закурила, уставилась на стенд с расписанием эфира на текущий месяц.
– Гм, – кашлянул Илья Павлович. – И о чем же…
Маша как будто только ждала его слов, сразу быстро начала:
– Мне надо сказать вам. Я давно собиралась, но все не могла решиться. Это тяжело, вы понимаете… Я пыталась бороться, я даже себе боялась признаться, да и сейчас… Сейчас тем более. – Она несколько раз подряд затянулась, не успевая выпускать дым, бросила сигарету с искусанным фильтром в урну. – Илья Павлович, пожалуйста, скажите мне, скажите грубость какую-нибудь, что-нибудь плохое скажите. Пожалуйста! Я вас… нет, это нельзя, нет…
И так же резко, как начала, замолчала, по-прежнему пристально, но слепо глядела на стенд.
«Вот так вот», – крякнул про себя Илья Павлович и поднялся.
– Куда вы? – умоляюще всхлипнула Маша.
– Извините, дела.
– Что мне делать, Илья Павлович?
– Н-не знаю. Я ни в чем не виноват. У меня… у меня семья, растет сын. – Ему стало стыдно за эти слова, за саму ситуацию, и уже зло он закончил: – Прошу вас оставить меня в покое. Ясно?
– Спасибо, – снова всхлипнула Маша, теперь благодарно.
Алексеев торопливо дошел до вахты, забрал ключ, укрылся в кандейке. До конца рабочего дня еще пять с лишним часов… Если она явится сюда – действительно, отматерить, чтоб волосы дыбом встали. Что это еще за дела? Дикость какая-то!.. Илья Павлович ходил из угла в угол по тесной кандейке, возмущенно сопел, прислушивался к шагам по коридору… Девчонка, дура… Нашла к кому клеиться… Он посмотрел в зеркало на стене, инстинктивно поправил чуть сбившийся галстук, пригладил волосы. Хм… Да, и не скажешь, что сорок пять почти. Моложавый, опрятный. Мужчина, как говорится, в расцвете лет.
В кандейку ввалился Петренин, за ним осветитель Саша Германов.