Мятежный капитан

Каждый батальон, каждая отдельная рота по весне выделили по несколько военнослужащих для начала строительства. Как строить, чем строить и кем строить лагеря — эти вопросы окружное командование не волновало. Командиры должны были сами выкручиваться, как могли и даже если не могли. Первая проблема — материалы. Необходимо было воздвигнуть каркасы казарм с крышами, стенами, с нарами, с остроугольными крышами, так называемые «чумы», а поверх них, позже натянуть брезенты, которыми обычно укрывают технику.

Танковому батальону требовалось возвести двенадцать «чумов» для размещения и проживания целого полка. Где взять строительный лес? Бесполезно пытаться закупить брёвна, балки, доски, рейки в магазине или на промышленной базе в эпоху тотального дефицита. Нужных материалов там нет. Так ведь даже если и найдёшь строительный «Клондайк», на эти цели средств-то ни рубля не выделено! А помимо стройматериалов ещё необходимо заготовить несколько машин дров для печей, ведь учения планировались в октябре-ноябре, а это не самое теплое время года на северо-западе.

Откуда взять дровишки? Из леса вестимо… Вот только другая беда — вокруг полигона заповедные леса и рубить их легально никто не даст разрешения. Что делать? Выходило, что военные должны действовать самовольно, на свой страх и риск!

Первый рабочий десант танкового батальона: два лейтенанта и десять солдат, убыли в лес в конце апреля. Первопроходцы пробили колею, поставили в глубине леса две палатки, вывезли полевую кухню, столы, скамьи, и начался подпольный лесоповал и строительство.

Главная задача подпольным лесорубам: деревья не должны валяться на земле ни дня. Быстро срубили сосну, скоренько её ошкурили, вкопали столб (а загодя выкопали яму), и только тогда можно рубить следующую. И так без остановки: одни валили лес и носили бревна, другие рыли земля и сколачивали каркасы. Кору, ветки и щепки частично жгли на кострах, частично вывозили в дальний овраг. К началу лета остовы бараков выстроились в ряд: казармы, бытовки, ленинские комнаты. Дело шло медленно, а сроки поджимали, ведь помимо каркасов следовало сделать эти домики «чумы» пригодными для жилья.

Комбат прибыл с проверкой, чтобы на месте разобраться, как идут дела у строителей. Подполковник Туманов оценил обстановку и понял — к сроку не успеть, темпы далеко не рекордные, и следовало поднапрячься. Но каким образом? Самым простым — советским: следует усилить воспитательную работу, поднять морально-волевые качества, воодушевить бойцов живущих в лесу два месяца. Кто будет воодушевлять? Конечно же, ответственный за это дело — капитан Громобоев!

— Не обессудь, но тебе надо самому отправляться в полевой лагерь, тем более, что ленинские комнаты не имеют даже каркаса. И офицериков подгоняй, пить им недавай! — напутствовал Эдика комбат. — Сейчас у тебя там лишь столбы по углам стоят, а ты тут сидишь, газетки почитываешь, да бумажки пописываешь и усом не ведешь.

— У меня нет усов, — ухмыльнулся капитан.

— Так заведи их себе, чтоб мотать приказания на ус! Эх, распустились в батальоне офицеры! Накажу кого попало и разберусь как-нибудь! — выдал любимый свой перл Туманов и на этом окончил дискуссию.

Приказ комбата Эдуард воспринял без воодушевления, тем более, что другие заместители: ни начальник штаба, ни зампотех в лесу жить не собирались. Конечно, дома, в новой квартире под бочком у жены спать гораздо лучше, чем кормить в палатке комаров, но что делать, приказ есть приказ. Громобоев собрал необходимые вещи в походный чемодан и в путь…

Вновь началась походная жизнь и работа на природе, почти как в Афганистане, только вместо гор и пустыни леса и болота. Через месяц ленинские комнаты, бытовки и столовые (то, что поручил комбат сделать лично ему), стояли практически в полной готовности, не хватало лишь самой наглядной агитации, но эти щиты оформленные текстами и фотографиями, лежали на складе в полку и к осени их должны были подвезти. Работа шла спокойно, размеренно, без нервотрепки. И вдруг, как гром среди ясного неба — проверяющий.

Однажды утром, когда полусонные солдаты ещё едва успели помыться и позавтракать, к полевому лагерю будущего полка подкатил «УАЗик», из которого выбрался седовласый полковник. Пузатенький начальник огляделся, нашёл глазами Эдуарда и поманил его пальчиком.

— Я, полковник Алексаненко, представитель политуправления округа, — назвал себя полковник и брезгливо оглядел строительный беспорядок. — Кто такие? Что вы делаете? — грозно спросил толстяк у капитана.

Взводные, старшина и солдаты, словно призраки моментально исчезли, нырнули в кусты и разбежались по возводимым объектам.

— Танковый батальон пулеметного полка, — ответил Громобоев. — Ведутся плановые работы по обустройству лагеря.

— Почему не брит? — последовал следующий вопрос грозного начальника. Громобоев, действительно, брился по старой афганской привычке (словно вновь был войне) через день, а то и через два на третий. — И сапоги не чищены. Что за вид у вас, капитан? Выглядите как колхозный бригадир. Позор! Ведите меня к Ленинским комнатам, показывайте свою работу!

Эдика обеспокоило, что этот сердитый полковник настроен был как-то уж слишком агрессивно.

— Где наглядная агитация лагеря? — брызгал слюной Алексаненко выговаривая капитану и окидывая взглядом полевой лагерь. — Почему нет свежего боевого листка? Где ваша стенгазета?

Громобоев не нашёлся, что сразу и ответить, вроде бы надо делом заниматься, некогда солдат отвлекать на разные глупости. Но полковник и не ждал оправдательного ответа, а наоборот, отодвинул капитана как ненужную преграду чуть в сторону и неспешно зашагал, важно заложив руки за спину, по протоптанной дорожке в густой траве. Миновав ряды казарм и бытовок, они с Эдуардом вышли к каркасам Ленинских комнат. Минуту назад ярко блестевшие хромовые лакированные сапоги начальника заметно потускнели от пыли. Громобоев скосил на них глаза и улыбнулся. Алексаненко заметил улыбку, и тень неудовольствия вновь пробежала по лицу. Он отряхнул руками брюки, протер платочком носки сапог и вошёл внутрь первого остова. Начальственным взглядом полковник окинул сооружение и покачал головой. Проверяющий пробурчал что-то себе под нос, и они перешли во второй, а затем и в третий потенциальный центр идеологической и воспитательной работы, но чем дальше шла обзорная экскурсия, тем всё больше мрачнел полковник. Внешний вид «чумовых» Ленинских комнат его явно не удовлетворил.

Полковник напыжился и закричал о разгильдяйстве, мол, казармы почти готовы, а политическую работу проводить негде!

— Это как понимать? — обвел начальник рукой ряды ошкуренных от коры столбиков, торчащих на метр из земли и голые стены помещений из досок и дранки. — Зачем тут пеньки?

— Здесь будут столы и скамьи, — доложил Громобоев. — Сверху прибьем доски, и можно будет рассаживать переменный состав батальонов. А наглядная агитация заготовлена в полку и лежит в казарме, тут её дождем побьёт, влага подпортит, и всё быстро заплесневеет.

— Слышу сплошные слова: будут и будет! Будь моя воля, я бы тебя капитан, лично палкой побил, за халатное отношение к своим служебным обязанностям! У артиллеристов практически полная готовность, стены даже обиты материей и клеенкой, в помещениях люстры висят! А что у тебя? Это убожество хуже сарая или конюшни! Бери пример с майора Веселухина!

— Откуда у них клеенка? Явно не из леса. Или моему соседу политуправление выделило на эти цели какие-то средства? Он получил материю по лимиту или как? — сделал глупый вид Эдик.

Громобоев прекрасно знал, откуда эти блага — солдаты дивизиона два месяца работали на заводах вместо боевой подготовки, в то время как танкисты ежедневно стреляли и водили. Веселухин от щедрот выделил Эдику рулон клеенки, и капитан обклеил ею туалет и ванную в своей служебной квартире. Но лучше притвориться дурачком, чем ждать, что тебя действительно настоящим дураком сделают.