Страница 12 из 27
Глава 18
Мы вышли из кабинета.
— Давайте знакомиться, — предложил я.
— Обойдёшься, — сказала Мария и подтолкнула меня в спину.
— Весёлое начало, — подумал я. — Вероятно, надзирательница из женской тюрьмы.
— Куда пойдём? — поинтересовался я.
Этот вопрос поставил её в тупик. Она конвоир, я — подконвойный. Она начальник, я — подчинённый. Я должен выполнять её команды, она должна командовать. Что написано в её бумажке, я не знаю. Если я буду делать что-то не так, это может быть расценено как враждебная деятельность и выпустит эта девица пулю мне в спину и затылок и выполнит задание господина Дзержинского.
После некоторого раздумья моя тень в кожаной куртке сказала:
— В общем так. Ты идёшь впереди, я — сзади. Шаг вправо, влево — попытка к бегству. Прыжок на месте — провокация. Сразу получишь пулю, а сейчас — вперёд, — приказала она.
— Куда вперёд? — так и не понял я.
— Туда, куда тебе надо, грамотный, а не понимаешь ничего. Давай, шагай, — она в нетерпении притопнула ногой.
Я шёл, обдумывая своё положение. Что мне с ней делать? Девка она настырная, пойдёт везде по приказу. Даже в туалет, будет стоять за спиной, пока я свои дела обделываю? А если ей в туалет захочется? Что мне, в женский туалет за ней идти, чтобы на виду быть?
Ладно, вот приду на свою квартиру. Она за мной. Хозяева не пикнут. С такими мандатами, как у меня, везде дорога. Да и хозяев моя спутница так построит, что только рады будут, если мы останемся у них жить бесплатно в качестве защитного щита от разных пролетарских посягательств.
Второе. Кто и кого кормить будет? Я безработный. Она на довольствии в ЧК. Ей будут выдавать один паёк или на двоих? А если и её с довольствия сняли в связи с выполнением особого задания? Получается, что это я её и кормить должен. Ну, Советы, ну, ЧК, вот так вот отпустят с обременением кормить всех чекистов на подножном корму, то есть за счёт населения, ой, тогда все поплачут вволюшку.
Внезапно я остановился. Мария уткнулась носом мне в спину. За своими думами я шёл, не имея определённого направления и цели.
— Идём ко мне домой, — коротко сказал я.
— Ещё чего? — возмутилась Мария.
— Тогда пойдём к тебе, — предложил я.
— А у меня нет дома в Питере, — сказала девушка.
— Где же ты жила? — спросил я.
— Сначала в няньках работала, потом на фабрике, жила в общежитии, потом Красная Гвардия, потом ВЧК, так что своего дома не было, не буржуйка, — сказала она.
— Понятно, тогда идём ко мне, — твёрдо сказал я, — если не хочешь, то можешь не идти.
Посмотрев на меня ненавидящим взглядом, Мария молча пошагала за мной.
Дома тоже не обошлось без сюрпризов.
Дворник Степаныч, приподняв свой треух, поприветствовал меня.
— Вы, Дон Николаевич, сначала к домовладельцу зайдите, у нас тут революция была, а девка-то у вас хороша, — он причмокнул и снова начал убирать снег, обильно выпавший ночью.
Глава 19
К домовладельцу все равно бы пришлось идти. У меня не было ключей. Похоже, что они остались в моём пальто в кабинете в Зимнем дворце. Вряд ли моё пальто уцелело, так как среди выданных мне вещей ключей не оказалось.
Домовладелец выглядел не лучшим образом. Всё чего-то мямлил, чего-то недоговаривал, пытался выставить меня за дверь, пока Мария не прикрикнула на него:
— Давай сюда ключи, буржуй недорезанный.
Домовладелец сжался в маленький комочек. Раньше все дела решала его жена, а сейчас жены видно не было, но мне казалось, что кто кто-то сопит за дверью спальни, прислушиваясь к тому, о чем мы говорим.
— Дон Николаевич, ваше благородие, я здесь не причём, — начал рассказывать домовладелец. — Приходили товарищи в кожанках с обыском вашей квартиры. Понятыми были Степаныч и слесарь Грищенко. Найти ничего не нашли, а Грищенко и спрашивает, а скоро ли хозяин вернётся, а товарищи ему и сказали, что от них не возвращаются.
Грищенко и говорит мне: понял, буржуй, что времена новые. Я в этой квартире жить буду. Хватит бобылём в слесарне ютиться. Бабу найду из образованных и сам буржуем стану. А будешь вякать, так и к тебе товарищи в кожанках придут. И остался Грищенко жить в вашей квартире. Он же пролетарий и на него управы сейчас не найдёшь.
— Давайте запасные ключи, сейчас найдём на него управу, — сказал я и протянул руку.
Взяв ключи, мы поднялись на третий этаж. Квартира была закрыта, и в дверях изнутри торчал ключ. Значит, слесарь был у меня дома.
Я стал стучать. Пьяный голос из-за двери послал меня подальше. Но тут в дело вступила Мария:
— ЧК, открывайте дверь, в случае сопротивления будем стрелять!
За дверью притихли. Потом звякнул замок и дверь открылась. В дверях стоял слесарь Грищенко в грязных кальсонах с цигаркой во рту. Увидев Марию с наганом в руке и меня, он попятился в комнату, где сидели два его собутыльника.
— Кто такие, предъявите документы, — грозно сказала вооружённая женщина.
Собутыльники стали слёзно просить отпустить их, так они тоже слесари в соседних домах, люди порядочные и к Советской власти лояльные. По движению ствола револьвера они испарились, оставив только запах кислой махорки и каких-то щей.
— Вы хозяин квартиры? — спросила она Грищенко.
— Я, я, — промямлил он.
— Покажите документы на квартиру, — потребовала Мария.
— Да я вот завтра соберу всех жильцов, проведём резолюцию, что эта квартира передаётся в пролетарскую собственность, — начал объяснять слесарь.
— Значит, захват недвижимости разбойным путём, — подытожила сотрудник ЧК.
— Мне ваши разрешили, — запричитал Грищенко.
— Никто тебе не разрешал. А ну, брысь отсюда, контра, — цыкнула Мария. И слесарь, подхватив свои тряпки, умчался прямо в своих кальсонах.
— Да, свинарник тут у вас, — протянула сквозь зубы Мария, — сколько же времени пройдёт, пока пролетарий научится жить так, как вы. Чего встал как столб, — у девушки было врождённое чувство руководителя, и её манера перехода с «ты» на «вы» меня просто умиляла, — давай ведро и тряпку, будем порядок наводить.
— Сейчас найдём, — сказал я, — все где-то было. Приходящая женщина наводит порядок и оставляет ведро и тряпку здесь.
— Вот буржуи, сами и полы помыть не могут, — сказала Мария, сняв кожанку и ремень с наганом. — Давай, беги за водой.
Вода в кранах ещё была, и я был на подхвате у женщины, для которой мытье полов не экзотика, а повседневная жизнь. Я сгребал веником мусор и складывал в мусорное ведро. Примерно через час квартиру было не узнать. В ней было холодно, но свежо. В каждой из двух комнат Мария сожгла по кусочку газеты, сказав, что газетный дым уничтожает плохие запахи.
Я закрыл форточки и только сейчас почувствовал, что в квартире холодно. Кухонная печь-голландка не топилась давно. Дома не было ни куска хлеба, практически не было моей посуды, да и многого ничего не было.
— Извини, угостить нечем, но сейчас я займусь приготовлением «жареной воды», а ты пройдись по комнатам и посмотри постельное белье в шкафу, — сказал я. — Себе постели в маленькой комнате на кровати, а мне на диванчике в гостиной.
Я высыпал мусор в печку, доломал изрядно поломанное кресло и растопил печь. Нашёл эмалированную кастрюльку, помыл её, наполнил водой и поставил на открытую конфорку. Когда закипит, услышу.
Мария как-то неуверенно осматривала шкафы. Постельного белья не было. На моей кровати была грязная простыня и подушка с засаленной наволочкой. Все это я снял и бросил в печку. Погорячился, да все равно бы пользоваться ими не стал.
Кипячёная вода на ужин не Бог весть какое кушанье, так, немного согрела нас перед сном. Где-то около полуночи я проснулся от того, что не могу попасть зубом на зуб от холода. Печка на кухне была еле тёплая. Я потихоньку начал ломать остатки кресла и разводить огонь. Вряд ли это я разбудил Марию. Холод выгнал её из спаленки, и она пришла на кухню, где в печке начали разгораться обшивка и покрытые лаком куски дерева.