Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 44 из 81

Прошел, оставив в воздухе легкий запах лаванды. Брюгель душился шипром.

Низенький врач неинтересен. Вид у него болезненный, губы капризно морщатся. Такой слабак свалится от одного удара в темя.

Солдат и Баглай. Этих оглушить будет нелегко.

Шесть человек... Иногда их бывает больше. Стоит только промазать или запоздать с ударом, и все полетит к черту. В самом начале. Вариант заманчивый, но он все больше и больше кажется Юрию невыполнимым — афера, водевиль.

В конце прохода раздается крик, рычание и хриплый лай овчарки. Кого-то бьют. Витцель, видимо, к чему-то придрался, и Баглай, выслуживаясь перед новым комендантом, лупит проштрафившегося пленного дубинкой по голове. Удар, удар, удар... Наконец пленный, защищавший голову руками, падает на пол, и Баглай пинает несчастного в живот.

Уходит. Избитый пленный остался на полу недвижим. Убили.

Баглай тотчас же возвращается в сопровождении двух пленных. Убитого бросают на носилки и уносят куда-то, видимо, ко второму выходу из барака.

Три или четыре удара дубинкой потребовалось, чтобы свалить истощенного человека на землю. Он успел крикнуть... А как свалить немцев, чтобы обошлось без криков и стрельбы? Юрий был подавлен: он убедился, что вариант с переодеванием в немецкую форму — бред сумасшедшего, глупейшая авантюра. Не следовало бы и заикаться о своем сходстве с эсэсовцем. Но другого варианта у него нет. А может быть, пойти на этот огромный риск? Удача сопутствует не трусам, а смелым.

— Вольно! Разойдись! — кричит староста.

Проверка закончена. Пленные спешат к дверям. Скорее из барака, где только что на глазах у них был замордован их товарищ.

Ключевский вышел одним из последних. Годун ждал его на прежнем месте.

— Ну, что скажешь? — спросил Юрий, усаживаясь рядом.

— Злобствуют. Ведь ни к чему придрался. Теперь они четвертому бараку веселую жизнь устроят.

— Я не об этом... Ты обратил внимание на сходство?

— Личностей? Какое там может быть сходство! На нем все блестит, а ты на урку похож.

— Хорошо, одень меня в такой же мундир, на голову такую же фуражку и поставь нас рядом... Неужели ты не можешь мысленно представить?

Годун, хмуря лоб и часто хлопая ресницами, долго оглядывал Ключевского и наконец заявил с глуповато-растерянной улыбкой:

— А ведь в самом деле похож. Ей-богу! И рост, и фигура соответствуют. Только ты скелет, а он как раз при спортивном теле.

— Под мундиром не будет заметно...

— А как мундир ты достанешь? Да и достанешь, нарядишься, что из того?

«Интересно все-таки, что он скажет, когда я раскрою ему свой план? — подумал Юрий, чувствуя, как его охватывает озноб. — Все-таки это мое детище — вариант с переодеванием».

— Приляг, будто спишь, и слушай внимательно.

И Ключевский без иронии в голосе, а так, будто он твердо верил в свою «сказку», изложил довольно подробно свой грандиозный план истребления всей охраны лагеря и массового побега освобожденных пленных.

Юрий снова увлекся и многие сцены передавал так, точно видел их перед собой и не сомневался в их правдоподобности.

Годун слушал его, широко раскрыв глаза, то и дело затаивая дыхание.

— Вот так, — заключил свой рассказ Юрий. — Если все пройдет удачно, мы освобождаем весь лагерь, почти без потерь с нашей стороны. Что будет потом, кому удастся добраться к своим, к партизанам, кого поймают, расстреляют, повесят, — это уже вторая сказка, и не мне ее сочинять. Что обо всем этом ты скажешь?

Петр вздрогнул, произнес восторженно:





— Здорово! Как в кино. Неужели сам придумал?

— В том-то и беда, что как в кино, — уныло согласился Юрий.

— Конечно, все не спасутся, — рассудительно произнес. Петр, — многих поймают, не без этого, но все-таки половина уйдет. Даже пусть десятая часть.

Удивительное дело — трезво мыслящий Годун рассуждает так, будто главные трудности возникнут после того, как охрана лагеря будет перебита и все пленные вырвутся на свободу. Неужели авантюра с переодеванием не вызывает у него сомнения?

— Слушай, Петр, ты делишь шкуру неубитого медведя. Неужели ты веришь, что все может произойти так, как я рассказал? Думаешь, мы сможем в одно мгновение расправиться с комендантом и его свитой? А тот момент, когда мы будем подходить к воротам? Стоит хотя бы одному часовому заподозрить неладное — и все пропало.

— Ты не веришь в свой план? — удивился Годун. — Я другого мнения. Если все хорошо подготовить... И главное: сходство двух ваших личностей налицо.

— Хорошо, они меня примут за Витцеля, — продолжал испытывать товарища Юрий, — а врач, фельдфебель, автоматчики?

— Можно подобрать подходящих...

Юрий не удержался, тихонечко свистнул от изумления: Петр Годун принял всерьез то, что он, Юрий, считает своей красивой, но невыполнимой, вздорной выдумкой, Загорелся... А что удивительного? Ведь не так уже давно этот план и ему, Юрию, казался восхитительной находкой. Сейчас он выльет на голову Петра ведро воды, охладит его.

— Начнем сначала. Сколько человек потребуется нам, чтобы в один миг, без шума отправить на тот свет или хотя бы оглушить коменданта и его сопровождающих, ты об этом подумал? Можешь не подсчитывать — человек десять, а если серьезно говорить, то и пятнадцать не помешало бы.

— Зачем столько? Шестерых хватит. Баш на баш. Все-таки внезапность на нашей стороне.

— Могут быть различные сюрпризы: одного убьют или посадят в карцер за день до события, другой заболеет, третьего пошлют куда-нибудь, и его в нужный момент не будет в бараке. Нужны, как говорится, запасные игроки. Допустим, кто-то промажет или удар окажется слабым, тут-то кто-то должен немедленно нанести второй удар. Чтобы никто из немцев пискнуть не успел. Иначе все пропало.

— Когда ты, Чарли, таким пугливым стал? — насмешливо прищурился Годун. — Пусть заорет какой-нибудь немец, не страшно. Сегодня бедняга Новиков как орал, когда его убивали. Ну, и что? Никто из часовых не прибежал в барак на помощь коменданту. Они привыкли к таким крикам: кого бьют? — пленного, кто орет, прощаясь с жизнью? — пленный.

Этот довод был убедительным, но он касался частности, детали, а не всего плана.

— Считаю, — продолжал Петр, — что восьмерых вместе с запасными предостаточно. Если потребуется, и второй раз тюкнут. Злость силы прибавит.

— Хорошо, пусть будет по-твоему — восемь человек. Нас двое. Шестерых нужно искать.

— Найдем. Неужели в нашем бараке настоящих людей нет, одни трусы и доносчики? Кто бы подумал на Петуха — дуролом, мозги набекрень, а Роман его посвятил, и вышло хорошо.

— Я не об этом. Не сомневаюсь, найдем людей, но ты знаешь, что не каждый, к кому мы обратимся, согласится активно поддерживать нас. Не поверят в реальность плана, скажут: афера, бред. У каждого есть дружки, и пойдет «под самым строгим секретом» шумок по бараку, пока не дойдет до уха доносчика.

Скуластое лицо Петра стало свирепым:

— Предупредим каждого: болтнет если — убьем.

— Петр, тайна перестает быть тайной, когда ее знают больше трех человек.

— А с танком как было? Шесть! Тоже немало.

— Не равняй. Мы были уверены друг в друге. Петухов, надо полагать, был посвящен Романом всего лишь за несколько часов до начала...

— А кладовщица? — не сдавался Петр. — Все знала, стены измерила, инструкцию достала.

Кленовый листок затрепетал перед глазами Юрия и тут же исчез. Юрий слышал: девушка погибла в момент, когда «тигр» таранил дом. Она находилась в кладовой. Почему за несколько секунд до этого она не вышла во двор? Ведь можно было обо всем догадаться, особенно, когда ее попросили достать несколько страниц из военного учебника, посвященных описанию рычагов управления «тигра». Почему, наконец, Иван Степанович не предупредил ее об опасности? Видать, не успел. Кроме того, если бы девушка хотя бы в самый последний момент бросилась бы к стеллажам, это наверняка спасло бы ее.

— Да, кладовщица шестая, — грустно согласился Юрий. — Но у меня были основания считать, что она верный человек.