Страница 4 из 17
Для натуралиста Вселенная воплощена прежде всего в земной области жизни — биосфере (добавим: и в человеке-микрокосме). А здесь царит жизнь. «Эти представления о природе, — продолжает Вернадский, — не менее научны, чем создания космогонии или теоретической физики и химии, и ближе для многих; хотя они так же неполны, как и геометрические схемы упрощенной мысли физиков, но они менее проникнуты призрачными созданиями человеческого ума».
Добавим, что авторитет механики, физики, химии непомерно вырос в значительной мере за счет успешного использования соответствующих знаний для военных целей, для создания оружия массового уничтожения. Государства затрачивали на развитие этих наук гигантские средства. Большинством людей замысловатые формулы и непонятные научные концепции воспринимались как абракадабра, скрывающая потаенную мудрость. (Говорят, во время оваций публики, приветствовавшей Чаплина и Эйнштейна, великий артист шепнул великому физику: «Вас они приветствуют, потому что не понимают ваших работ, а меня — потому что все меня понимают».)
В нашем веке так называемые точные науки стали претендовать на абсолютное первенство. По ним сверяют мировоззренческие проблемы, а выведенные формулы всемирного тяготения, теории относительности, квантовой механики и т. д. принято считать основополагающими. Однако все эти науки построены на предположении, что ни жизнь, ни разум никакими особыми качествами не обладают, не принимая существенного участия в жизни Вселенной… Не в жизни даже, а в каком-то машиноподобном состоянии. Ясно, что мир, построенный по такой схеме, остается неживым и совершенно неуютным для живого мыслящего человека.
Конечно, любая конкретная наука, да и все науки вообще имеют вполне определенные ограничения. Главное, насколько умело и мудро каждый ученый сознает и учитывает их.
«Есть всегда ученые, — писал Вернадский, — которые ярко чувствуют и охватывают эту живую, реальную Природу нашей планеты, всю проникнутую вечным биением жизни, и для которых это понимание единой Природы является руководящей нитью всей их научной работы».
Почему же исследователи утрачивают это чувство живой Природы? Главная причина, пожалуй, в том, что окружающая человека среда радикально меняется. Создана искусственная «вторая» техногенная природа — техносфера. Современный человек в быту, труде, на отдыхе остается как бы крохотной деталью гигантской механической системы. Вот и весь мир начинает представляться человеку природным подобием техносферы — миром механических систем, оттесняющих жизнь на задворки бытия.
Одно замечание Вернадского хотелось бы выделить и внимательно осмыслить: «В науке нет до сих пор ясного сознания, что явления жизни и явления мертвой природы, взятые с геологической, т. е. планетной, точки зрения, являются проявлением одного процесса».
Логически тут не все верно. Сначала резко разделены явления жизни и мертвой природы, а затем указано, что они едины. Но какое возможно органичное единство живого и мертвого? И чем тогда отличается геологическая точка зрения от биологической? Если биологи разработали понятие организма, а представители точных, технических — механизма, то какой возможен симбиоз: то ли органический механизм, то ли механический организм? Невразумительно получается. Или возможен какой-то третий синтез Космоса, объемлющий первые два? И каким образом связан он с геологией?
Живое из мертвого или мертвое из живого?
У Максимилиана Волошина есть строфа:
Такая характеристика Луны не характерна для поэтических грез. Да и для научных размышлений Луна долгое время оставалась обителью таинственных селенитов. В прошлом веке многие астрономы всерьез обсуждали возможность присутствия разумных существ на спутнике Земли. В нашем веке стало ясно: небесные тела редко бывают обитаемы, подобно нашей планете. Чаще всего они безжизненны.
Любопытно, что поэт предпочел видеть в Луне образ лишенной жизни Земли, а не наоборот: в Земле — образ Луны, которая обзавелась «скальпом», а по-научному говоря — биосферой. Для Волошина вообще характерно одухотворение природы. Одним из ее воплощений является человек-микрокосм:
Другой поэт-философ нашего века Николай Заболоцкий примерно в те же годы был настроен не так оптимистично. Пристально всматриваясь в жизнь природы, он обратил внимание на непрестанную жестокую борьбу за существование, в которой неразрывны жизнь и смерть, находящиеся в каком-то бессмысленном круговороте:
Однако душа человеческая не желает мириться с «вековечной давильней», где бытие утверждается смертью, Она ищет и находит выход из этого тупика:
Интересно отметить, что у Вернадского есть выражение: «всюдность жизни» (имеется в виду состояние биосферы). Но как же все-таки можно представить с научных позиций — да просто в реальности — единство явлений мертвой и живой природы? Какое из этих двух явлений преобладает? Или они действительно сплетены в неразрывный клубок?
Если речь идет об экосистемах, то Заболоцкий достаточно точно отобразил цепочки так называемых трофических связей — системы питания, где растения и микробы, ткани которых сотканы из земного праха и солнечных лучей, поедаются травоядными животными, а те, в свою очередь, идут в пищу плотоядным. Здесь действительно происходит круговорот жизни и смерти… ради жизни! Ибо вся экологическая круговерть гарантирует устойчивое существование входящих в нее видов.