Страница 10 из 13
«У ребенка, — отмечал он, — долгое время и незаметно никакого стадного инстинкта или массового чувства. Таковое образуется вначале в детской, где много детей…» При чем и в этом случае, по его мысли, ведущее место занимает чувство ревности, соперничества, которое приходится подавлять, вытесняя эту враждебную к окружающим установку чувством общности, отождествлением себя с другими.
Другой его пример: толпа восторженных поклонниц, осаждающая любимого артиста. Вместо взаимной ревности, вражды и соперничества, «они действуют как единая масса…они смогли отождествлять себя друг с другом из одинаковой любви к одному и тому же объекту». Однако толпа может быть столь же единодушной и в ненависти (суд Линча, самосуд), а также в горести или веселье.
Вспомним о древнегреческих мистериях и оргиях в честь бога Диониса, покровителя виноградарства и виноделия. «В шествии Диониса, — по словам А. Ф. Лосева, — носившем экстатический характер, участвовали вакханки, сатиры, менады… Опоясанные змеями, они все сокрушали на своем пути, охваченные священным безумием. С воплями «Вакх», «Эвое» они славили Диониса-Бромия («бурного», «шумного»), били в тимпаны, упиваясь кровью растерзанных диких зверей, высекая из земли своими тирсами мед и молоко, вырывая с корнем деревья и увлекая за собой толпы женщин и мужчин».
Считается, что происходили пьяные оргии. Не исключено, что в вино добавляли какое-нибудь наркотическое зелье. Пьяная толпа способна перейти в буйное состояние в результате «эмоционального резонанса» взаимного возбуждения. Безумие заразительно.
Но если уж речь зашла об инстинкте, обратим внимание на поведение животных, а не людей, психика которых во многом зависит от воспитания, а то и образования. Вот свидетельство французского биолога Реми Шовена, наблюдавшего миграцию личинок саранчи на Корсике: «Личинки, собиравшиеся в стаю, проявляют чудеса координации: все они ориентированы в строго определенном направлении; если одна из них прыгает, то все остальные подражают ей». С наступлением вечера вся эта масса расползается в разные стороны, но, как только начинает пригревать солнце, они собираются вместе и продолжают свое движение.
Такое перемещение в одном направлении, общее подскакивание проще и убедительней всего объяснить действием стадного инстинкта. Ведь личинок никто ничему не обучал. Ночью они расползаются, скорее всего, потому, что ориентируются главным образом с помощью зрения (когда им замазывали глаза, насекомые расползались в разные стороны). Но для направленной миграции огромных полчищ некоторых животных зрение не играет решающей роли.
Еще в III веке римский автор Клавдий Элин написал о многоножках, «занимающих невидное место в ряду животных», которые порой могут выгонять людей из их хижин, как это было в городе Ритиуме.
Во Франции в 1900 году грузовой состав, пересекавший лес и двигавшийся на подъем, вдруг забуксовал и начал катиться назад. Оказалось, рельсы сделались скользкими от огромного количества раздавленных многоножек, пересекавших путь.
В американском штате Западная Виргиния в 1818 году недалеко от города Литлтона несметные полчища многоножек стали выползать из леса, двигаясь на юго-запад. Это был сплошной движущийся ковер, вытеснивший скот с пастбищ и прогнавший людей с огородов. Общее число многоножек оценивалось в 65 миллионов.
«Хотя некоторые стороны этого явления еще не объяснены, массовые миграции многоножек, по-видимому, следуют за их интенсивным размножением и возникающей перенаселенностью». Такое суждение Дж. Клаудсли-Томпсона не затрагивает вопроса о причинах, побудивших многоножек двигаться более или менее организованными полчищами в одном направлении, невзирая ни на какие преграды и, в конце концов, находя себе смерть, а вовсе не пищевые плацдармы.
В подобной ситуации стратегия сообщества, ориентированного на поиски благоприятных территорий из-за возникшей перенаселенности, должна быть совершенно иной. Следовало бы двигаться в разных направлениях и рассеиваться. Тогда было бы значительно больше шансов для многих из них сохраниться и размножаться. Передвижение единой массой практически исключает такую возможность. Например, те миллионы американских многоножек, нами упомянутых, погибли у подножия крутого обрыва под палящими лучами солнца.
В некоторых случаях многоножки выстраиваются в длинную цепочку и следуют в таком порядке одна за одной, словно гигантская живая лента. (Сходным образом передвигаются по морскому дну лангусты.) Когда пересекаются пути таких «гусеничных поездов», начинается путаница, связи рвутся, но затем вновь восстанавливаются в новых порядках.
Создается впечатление, что для многих (хотя и не всех) видов животных, принадлежащих к разным классам, все- таки существует нечто подобное стадному инстинкту или коллективному бессознательному. Это чувство заставляет множество особей действовать как единое целое, как сверхорганизм.
И все-таки вряд ли допустимо говорить о каком-то всеобщем качестве животных. Ведь даже одни и те же виды саранчи или многоножек в одних случаях существуют разрозненно, а в других переходят в иное, измененное состояние… не сознания, конечно, а скажем так: предсознания.
Что происходит в таком случае? Смена стратегии индивидуального поведения и подчинение ее стратегии поведения коллективного, группового, общественного.
Мы уже говорили, что даже низшие животные под действием определенных веществ меняют свое поведение. Если паук не способен сплести нормальную, целесообразно сконструированную паутину, то это определенно свидетельствует о том, что ее создатель находится в «нетрезвом», измененном состоянии индивидуального предсознания.
В таких случаях у животного дают серьезные сбои наследственные умения, закрепленные на генетическом уровне. Затрудняется или искажается их реализация вследствие аномальной работы нервной системы. Животное становится менее организованным, его поведение — неупорядоченным. Достаточно точная аналогия с человеком, находящимся под действием наркотиков, в частности, в сильном опьянении.
…Массовое скопление сравнительно примитивных животных — многоножек, гусениц — вряд ли допустимо считать сверхорганизмом. Их объединение является временным, разделения функций у данных особей нет.
Другое дело — совокупность так называемых общественных насекомых. Она вполне может называться сверхорганизмом. Хотя возникает вопрос: имеется ли у такого сверхорганизма что-либо подобное сверхразуму? В чем он выражается и каким может быть его носитель?
С высшими животными ситуация не так очевидна. При достаточном развитии головного мозга млекопитающие приобретают все более отчетливые признаки индивидуальности. Помимо всего прочего для них огромное значение приобретает воспитание и обучение в детском возрасте.
…Есть интересная работа Н. Н. Ладыгиной-Котс «Дитя шимпанзе и дитя человека в их инстинктах, эмоциях, играх, привычках и выразительных движениях» (М., 1935) — двухтомник с обилием интересных фотографий. Уже тогда со всей очевидностью выяснилось, что дитя шимпанзе, воспитанное в человеческой семье, воспринимает себя человеком. Увидев чучело шимпанзе, он проявил агрессивность. Его поведение до двухлетнего возраста во многом соответствовало поведению ребенка человека. Это проявилось в некоторых видах игр, во внешнем выражении главных эмоций, в волевых действиях, в элементарных интеллектуальных процессах (любопытство, наблюдательность, узнавание).
«И, в итоге, оказывается, — сделала вывод Ладыгина- Котс, — что, чем более витально важные биологические черты мы берем для сравнения, тем чаще шимпанзе получает перевес над человеком; чем более высокие и тонкие психические качества входят в центр нашего аналитического внимания, тем чаще шимпанзе уступает в них человеку». Не менее интересен другой ее вывод: «У шимпанзе мы не находим ни одной психической черты, которая не была бы свойственна человеку на той или иной стадии его развития».