Степной рассвет

Японские истребители спешно разделились на две группы, пытаясь связать боем атакующих, и тех, кто шел за ними. Но группа Дементьева резко ушла пикированием к земле, и Ки-27 на время потеряли противника из виду. А вслед за Дементьевым приблизились к врагу на полкилометра и застучали по врагу своими ШВАКами «ишаки» капитана Горлова, прикрываемые двумя четверками И-14 Ивана Мещерякова. В ответ на это к ним потянулись очереди «виккерсов» истребительного прикрытия. И в этот момент чуть впереди над местом боя зажгись три «люстры» светящихся авиабомб, сброшенных с барражирующего впереди и выше вражеской армады разведчика Р-10. После этого, и без того ясная лунная ночь перестала быть ночью.

Группа Дементьева, снизившись до ста метров, наконец, освободилась от пустых ракетных блоков, и боевым разворотом рванулась к строю бомбардировщиков снизу. Они успели пушечно-пулеметным огнем выбить ведомого у лидера, но тут же оказались связаны боем с эскадрильей И-97. А две колонны «Мицубиси» упрямо продолжали идти к цели. Полоса и ангары авиабазы первого особого полка уже показались в нескольких десятках километров впереди, и японские штурманы приготовились к бомбометанию. Горелкин как раз бросил в бой свой последний резерв эскадрилью Кольцова, но перелом так и не наступал. Против его четырех десятков тут сражалась вдвое превосходящая группа японских самолетов, и две советские машины уже были сбиты. Перед каждой атакой майор оценивал шансы дождаться помощи.

«Не успеем, отбомбятся гады по базе. И соседи нам в помощь больше пары ночных звеньев выставить не смогут, нет у них нашего опыта ночных полетов. Где же второго особого ночники? А это еще что за группа?»

В это время подошедшие к району с юга два звена Петровского залпом своих ракетных блоков нанесли по вышедшей на боевой курс группе «Мицубиси» сосредоточенный удар, по приготовившемуся к бомбардировке строю вражеских самолетов. Часть ракет разорвалось много выше вражеской колонны звеньев, но один, все же, запылал от прямого попадания. Четверка И-14 своим ракетным залпом рассеяла ненадолго восстановленный строй японских бомбардировщиков, и Петровский тут же увел звено с включенными «Тюльпанами» на высоту. Оценить результаты удара, выходящие из атаки пилоты, просто не успели. Да и какая теперь была разница…

«Теперь бы надо к нашим на помощь, но вот так нас пустые блоки сильно тормозить будут, японцам только этого и нужно. А для снижения и сброса времени нет. Вон Санько от них одними только пашкиными «Тюльпанами» и спасается. Вон опять на вертикаль полез. Хоть плач, а нам туда нельзя пока. Если только я инструкцию Пашкину не нарушу. А нарушать придется. Семь бед – один ответ. Всегда за сделанное отвечал, и в этот раз на себя возьму. Прости, Паша. И спасибо за то, что не забыл нас и дал нам вот эти полчасика. Хоть и летишь ты сейчас где-то очень далеко на востоке, но опять ты нас не бросил. За то тебе и спасибо, сынок…»

— Сынки, слышите, по моей команде всем сбросить блоки прямо тут, снижаться не надо.

— Повторяю, снижаться не надо! Хрен с ними, потом еще настрогаем.

— Николенко после этой атаки, отвлеки пока 97-х, а мы с ребятами сверху по бомберам пройдемся.

— Хлопцы, внимание! Сброс! Дьяченко, я сказал сброс, твою мать!

— А теперь по ведущей девятке работаем. Внимание! Атака! А ты, Саня, от косых нас прикрыть не забудь.

Пилоты полка Горелкина, наконец, смогли нормально связать боем вражеские истребители. А четырехсамолетные звенья мотореактивных истребителей второго полка взялись за методичную обработку расстроенных порядков бомбардировщиков поочередными пушечными атаками с высоты. Пара полковника только что обстреляла лидера головного звена огнем своих авиапушек и тут же ушла на вертикаль, готовясь к следующей атаке. Заняв высоту пять тысяч метров, огляделись. Перелом в бою уже наступил, но японцы все еще могли придумать какую-нибудь пакость. Петровский задержался на высоте, наблюдая за атаками двух своих мотореактивных восьмерок, стараясь при этом как можно дольше оттянуть продолжение своего собственного участия в схватке. Но вот он увидел, как зажали кого-то из эскадрильи Дементьева, и без раздумий бросился на помощь. К тому моменту японский лидер уже был сбит, и заменивший его командир после трех безуспешных попыток выхода на цель развернул строй в сторону линии фронта.

На отходе изрядно поредевшая группа японских самолетов была атакована восьмеркой ракетоносцев Звонарева, которая по приказу майора Горелкина оставалась висеть на юго-востоке от места боя. Звонарев устал караулить и весь издергался, слыша в шлемофоне команды Горелкина и Петровского. Но вот настал и его черед. Показалась группа отступающих бомбардировщиков, а советские истребители волной отхлынули от них. Звонарев и пилоты его группы услышали в наушниках хриплый приказ Горелкина.

— Колокол! Тебе играть! Повторяю. Колокол, тебе играть. Мы не мешаем.

— Колокол, атака!

Новый ракетный удар по недобитому противнику окончательно нарушил строй «Мицубиси». РС-82 еще рвались в районе цели, когда выпустившим их «ишакам» уже пришлось отбиваться от вырвавшихся из смертельной карусели КИ-27. И хотя часть эрэсов разорвались вдалеке от вражеских самолетов. Одни с недолетом, другие с перелетом. Но те, что попали внутрь строя «Мицубиси» окупили все промахи. За несколько минут из монолитного строя, еще способного перемолоть атаки прорвавшихся сквозь их истребительное прикрытие врагов, армада японцев превратилась в рассыпанное стадо. Затем советская авиация приступила к методичному уничтожению противника. А еще через десяток минут, как к месту боя подошли две соседних эскадрильи И-16, присланных Лакеевым и сводная группа Грицевца. Количество одновременно сражающихся в этом районе самолетов превысило сотню. Ночных боев такого масштаба монгольское небо еще не знало. А над горизонтом медленно поднимался из-за горизонта розовый солнечный диск.

Петровский огляделся вокруг. Поле боя осталось за советскими машинами. На земле догорало много костров сбитых самолетов. Пара парашютов со сбитыми пилотами еще спускались. Враг потерял не меньше двух десятков машин. А потери эскадрилий обоих полков еще предстояло выяснить. В рассветных лучах самолеты первого особого, покачав на прощание крыльями, заходили на посадку. Петровский скомандовал своим «сбор» и развернул свою пару в сторону Тамцаг-Булака…

Под крыльями светились тусклыми огнями рыбацких лодок темные воды какой-то реки, Павла не знала ее точного названия. Последнюю треть пути прокладку маршрута до цели проводил Голованов. Лишь ему было известно, в какой именно точке раскроются грузовые парашюты двух секретных, затянутых в лодочную резину контейнеров. Передавший секретный груз усатый чекист предупредил перед вылетом, что сброс желательно произвести с высоты не более полутора тысяч. Чтобы «посылки» не отнесло слишком далеко. Сейчас РДД плавно снижался над предполагаемым районом цели. Задачей Павлы было разглядеть условные знаки и скорректировать курс самолета. Поэтому окуляры мощного бинокля снова уперлись в нахмуренные брови старшего лейтенанта.

«Голованов даже тут перестраховался. Не стал нам место выброски на карте показывать. Хитрец. Как будто я не смогу высчитать примерный курс, и мысленно по карте прикинуть. Судя по всему, мы где-то над Кореей. А зашли мы с тыла специально, чтобы японская служба наблюдений не засекла. Да они и не смогли бы нас засечь. Мы же на восьми тысячах со стороны Порт-Артура к ним заглянули. А сейчас Александр Евгеньевич на самом малом газу спиралью высоту сбрасывает, так что почти и не шумим. Вот, обратно забираться на верхотуру, уже видать с «Тюльпанами» придется. Потому как нашему РДД без них на это больше полутора часов нужно. Вот это красота! Словно светлячки над водой резвятся. Походу это и есть сигнал…»

— Юго-восточнее огни по схеме сигнала! Поправка курса – довернуть градусов двадцать.

— Принял поправку. Ложимся на новый курс. Виктор Георгиевич, прими управление, я проверю наш ли это сигнал.