Избранница Павла

Своей буйной зеленью Житомир явно превосходил индустриальный Харьков. По всему было заметно, что лето здесь уже в самом разгаре. Влажный воздух впитал в себя и запах расцветающих садов, и свежий воздух со стороны полноводной реки Тетерев. Несмотря на будний день в городе работало множество танцплощадок. Русский говор отдыхающих причудливо переплетался с украинским. В округе сквозь отголоски музыки разносился веселый смех и тех, кто в этом году вышел на очередные каникулы, и выпускников, кто уже попрощался с законченной учебой навсегда.

"Угу. "Городок провинциальный, летняя жара…". Прямо как в той песне. Только что год пока еще не 41-й. Танцуйте ребятки, танцуйте. Сама я за свою жизнь так и не научилась танцам. Многому чему я в жизни научилась, а вот этому так и не сподобилась. А вот музыку я очень люблю, хоть сама ни на чем играть и не умею. Но песни я бы с удовольствием попела, вот только одной это делать как-то глупо будет. Ничего, война начнется, придется мне между боями и песни попеть. Чтобы боевой дух поднять. Тьфу, на меня! Как говорит Михалыч. Снова я беду кличу. Гм. А что мне еще делать, кроме как к бою самой готовиться и других готовить. Вот только рассказами о близкой войне мешать людям отдыхать мне что-то совсем, совсем не хочется. Пусть танцуют пока. А у меня и более важные дела есть. Я же сама себя в "гробовые гвозди" записала, вот и будем соответствовать. А сейчас мне лучше сесть и все обдумать спокойно. Да и весточку кой-кому черкнуть не мешало бы".

Павла издали посмотрела на танцы и, пошла дальше искать место для эпистолярного вдохновения. Искомое место нашлось недалеко от центра города в районе Подола, где оказалось несколько скверов упирающихся в шустро бегущую речку Каменку. Чуть ниже этого места речушка вливалась в могучий Тетерев. Купив в киоске почтовые конверты и бумагу, Павла присела в скверике на скамейку, положила на колено командирскую сумку, и принялась писать. Одно письмо было адресовано Шиянову. Там описывались составленные ею планы на ближайшее будущее. Среди общих слов мелькнуло несколько аккуратных намеков. И на то, что по записке Георгия удалось не только пообщаться, но и проверить теорию практикой. И на подготовку условий для развития "учебной стрельбы" в Житомире. Следующее письмо было Михалычу. В нем Павла, просила старого мастера беречь здоровье и тяжестями не баловаться, Марине передавался дружеский привет.

"Михалыч умный мужик, не должен глупостей наделать. А вот Марина… Только бы чудить не начала. Нехорошо мы с ней расстались, но иначе было нельзя".

Еще одно письмо она написала Гусаку. В двух предложениях просила его организовать производство учебных пуль, гарантировала оплату и давала координаты для отправки. Над новым же письмом Павлу обуяла суровая задумчивость. Написав на конверте "Начальнику УНКВД по Харьковской области капитану госбезопасности Кувшинову и начальнику КРО лейтенанту госбезопасности Юрасову", Павла надолго выпала из реальности, блуждая среди ускользающих идей и порожденных встревоженным сознанием запрещающих дорожных знаков. Наконец, она решилась нарушить девственную чистоту бумаги. Мысли ложились на бумагу тупыми рублеными фразами.

"…Предлагаю выйти на руководство НКВД и НКАП с запросом о предоставлении для испытаний добаботанного варианта "Тюльпана" следующих аппаратов. Цельнометаллический истребитель И-14, и деревянный разведчик Р-10. Первых нужно четыре-шесть экземпляров в варианте перехватчика желательно с пушечным вооружением. Вторых потребуется два-три экземпляра с дюралюминиевым центропланом, с дополнительными топливными баками в крыльях, с высотным турбокомпрессором, высотной аэрофотоаппаратурой и с кислородным оборудованием позволяющим летать на высоте 11 тысяч метров. Двигатели на все машины нужны мощнее, чем М-25В. Тогда результат будет лучше. Доработка и пробные испытания опытных машин потребуют от нескольких недель до двух-трех месяцев. Считаю, что за то же самое время, которое потребуется для обучения пограничников, будет возможно подготовить хотя бы несколько таких машин и экипажей к ним для испытаний новой техники в полевых условиях. Возможно также, что дезинформация об этих испытаниях поможет еще надежнее привязать внимание "соседей" к нашему проекту. Причем И-14 также чрезвычайно желательно применить и для дальнейшей "работы" участников обсуждавшегося ранее проекта, но уже в составе усиленной эскадрильи. Более подробно готов рассказать и показать на схемах чертежах при личной встрече, после подтверждения вами допуска к "Тюльпану". Еще после нескольких предложений муки творчества, наконец, отпустили Павлу, и текст был закончен.

"Да-а. Такой конверт можно отправлять только через местное управление НКВД. Да и то, как-то стремно. А вдруг они тут с харьковчанами не дружат, или вообще, на Польшу работают. Но идти в Управление все же придется. Хорошо еще, что с Ильичем я договорилась, что буду к ним иногда захаживать. Хоть мои командиры меня курвой считать не станут. Так. Сегодня у меня день почти свободный, вот и использую его. Уточнить бы еще, где оно тут это здание УНКВД".

— Эй, мальчик! Не подскажешь, как отсюда к управлению НКВД побыстрее пройти?

— Это вам, товарищ старший лейтенант, на улицу Парижской Коммуны надо. Вон туда до Пушкинской улицы идите. По ней дойдете до самой улицы Парижской Коммуны. А уже там и автобусом можно доехать, да и пешком не очень далеко будет.

— Спасибо.

"Ноги у меня вроде бы не больные, а, значит, как-нибудь дойдем. Еще пару минут на солнышке понежусь и в путь. Угу. Понежилась. Вот блин!".

— Пашенька! Голубчик!

"Началось! Вдохнули, выдохнули, морду кирпичом и алга! Хрен вам, товарищи бабоньки, а не Пашенька Колун. Так, кто это там? Угу. На фото была подпись "Лена". Значит, называть ее будем официально "Елена". Ну все. Только не выдай меня летно-детдомовская смекалка".

— Здравствуй, Елена.

— Ты чего, Павлуш? Это же я, Ленусик. Паша…

— Был Паша, да весь вышел. Вот так, Елена. Теперь я буду Павел Владимирович.

— Шутишь да?

— Нет, не шучу. Не до шуток мне теперь, Елена.

— Разлюбил, значит, да? Другую себе нашел? Аа-а-а! Знаю я с кем ты нынче вальсы-то крутишь! Мне Манька все про вас рассказала. Только так и скажи ей, что я все глаза ее бесстыжие выцарапаю! И кудри ее рыжие повыдергаю! Тварь она така-а-ая. Паша! Ты ведь мне про замуж сам намекал. Никто тебя за язык-то не тяну-у-улл. Ухуху-у-ууу! Ааыыыыаааа!

"Спокойно, спокойно! От этого пока не умирают. И чего это я с собой нашатыря в кармане не таскаю. Гхм. С амурной репутацией Павла, в кармане такой набор "на каждый день", мне бы точно не помешал. Да хватит уже реветь. Ну, найдешь ты себе какого-нибудь майора побогаче. Мдя-я. И как же мне ее теперь успокаивать? Или, может, хрен с ней, с мечтательницей? Может встать и уйти? Мдя-я-я. Нет, уходить рано. Но и сидеть рядом истуканом тоже ведь не дело. Так, ахтунг! Очень скоро здесь куча народа соберется".

— Елена, тебе платок дать?

— Угм-угму-у-уу.

Хнычущее создание в это время сидело боком на скамейке и с подвывами продолжало свой эмоциональный концерт. Вскоре первый заряд слез, вроде бы начал иссякать, но Павла не рисковала к ней сильно приближаться, и осторожно выдерживала дистанцию.

— Елена! Слышишь меня?!

— Ну, Пашенькаа-а-а. Ну брось ты ее, дуру-у-уу. Ну я же тебе…

В этот момент в негромкую рыдающую молитву расстроенной дамы откуда-то сбоку ворвался сильный обличающий сольный глас.

— Вот они, оказывается, где, голубки! Ну и предатель же ты, Пашка! А ты, зараза коротконогая! Ты чего это, решила, уродина? Пашку у меня отбить хочешь? Так не выйдет у тебя! Твой нос еще до этого не дорос! Он мой! Я уже два года с ним была! Все! Уматывай отсюда, мочалка облезлая! Поняла!?

— Сама ты оглобля длинноногая! Мой Пашенька! И не лезь меж нами! Если бы не я, его бы уже давно в запас уволили! Я за него договариваться ходи-и-ила! Мой он, Пашенька! Не тебе, дылде, мне дорогу заступать!