Страница 2 из 23
Викарий в полном отчаянии понурил голову.
— Но ты сумеешь, мой милый! — утешала его жена. — Вспомни, сколько таких людей удалось тебе поддержать и ободрить!
— Я пытался, — покачал головой викарий, — но у меня ничего не вышло. Никогда еще мне не доводилось встречать такого глубокого, мрачного пессимизма… точнее, равнодушия к жизни. Молодой человек никому не дает проникнуть сквозь броню, в которую заковал душу, и в ответ на все усилия, я получил лишь холодную улыбку, а под конец услышал те слова, которые уже передал вам: «Простите, но, боюсь, я больше не верю ни врачам, ни священникам!» Да и никому другому не верит, пожалуй, тоже, — горько прибавил викарий. — Мне кажется, этот молодой человек перенес такие мучения, и, похоже, не только физические, что решил никогда больше не поддаваться никаким чувствам!
Наступило неловкое молчание, во время которого каждый из них пытался представить себе, какая же боль должна была вызвать такое безразличие ко всему… Тихонько вздохнув, Джин Мэйнард робко предложила:
— Флер могла бы постараться помочь…
Девушка вздернула голову:
— Я? Что же я могу сделать? Папа…
Она повернулась к отцу и увидела, что отчаяние на его лице сменилось улыбкой.
— Конечно!.. Почему я об этом не подумал? Действительно, стоит попытаться!
— Нет, папа. Я не могу…
Флер спорила весь обед. Она каменела при одной мысли о встрече с человеком, о котором рассказал отец, представляя, какой прием ожидает ее, если тот расценит участие и сочувствие грубым вмешательством в его частную жизнь. Но родители так расстроились, услышав твердый отказ дочери, что, в конце концов, Флер вынуждена была согласиться.
На следующий день Флер пораньше поехала в больницу. Обычно в свое дежурство в палатах она записывала просьбы больных доставить им то, чего не могла обеспечить больница, и выполняла их мелкие поручения. На сей раз, девушка решила сначала с кем-нибудь поговорить, а уж потом идти к тому пациенту. Лучше всего, конечно, с Дженнифер Далтон, старшей медсестрой больницы.
Флер нашла подругу в небольшой комнате медсестер — та попивала чай и просматривала отчеты, лежавшие перед ней на столе.
— Дженнифер, у тебя найдется для меня минутка? — чуть приоткрыв дверь, спросила она.
— Входи, Флер, ты как раз вовремя появилась, я уже чуть не плачу! Честно говоря, наши стажеры пишут свои отчеты таким почерком, что я с трудом разбираю. Налить тебе чаю? — сказала она, придвигая стул для гостьи.
— Спасибо, — ответила Флер, садясь. — Мне нужен твой совет.
Дженнифер внимательно взглянула на озабоченное лицо Флер и немного наигранно напустилась на нее:
— Неужели тебе обязательно печалиться по поводу каждой встреченной хромой собаки, дорогая?
Флер открыла рот, собираясь протестовать, но Дженнифер продолжала:
— Не оправдывайся, я тебя знаю! Какая разница, кто по дороге попался тебе на глаза: кошка, собака или какой-нибудь убогий старик?.. Ты всегда беспокоишься о тех, кто не заслуживает твоего внимания… Когда же ты, наконец, начнешь думать о себе, хотела бы я знать?
Флер нисколько не обескуражила отповедь подруги. Кипучая натура Дженнифер была полной противоположностью застенчивому характеру Флер, однако они прекрасно друг с другом ладили.
— Обо мне давай поговорим в другой раз, ладно?
Дженнифер откинулась на спинку стула с видом терпеливого ожидания.
— Хорошо. Тогда признавайся, ради кого или чего ты пришла ко мне?.. Кто взволновал тебя на сей раз?..
— Ваш новый пациент, — призналась Флер. — Папа просил меня зайти к нему сегодня, чтобы попытаться его ободрить. Я надеялась, ты подскажешь мне, как лучше это сделать, я ведь даже не знаю, о чем с ним разговаривать.
— Неужели ты про нашего французского графа? — вскинулась Дженнифер.
Флер рассмеялась.
— Ну, если вы так его называете…
— Дорогая моя, весь наш персонал пытался хоть немного развлечь его!.. Унылый, мрачный, капризный, высокомерный — мы уже не знаем, как его назвать! Половина медсестер его ненавидит, другая половина в него влюблена, но в одном все единодушны — он невыносим!
У Флер упало сердце. Отец немного подготовил ее, но чтобы Дженнифер — прямая, отважная Дженнифер — приходила от него в раздражение… Это плохое предзнаменование.
— Он же слепой, Дженнифер, — осторожно заметила Флер.
Дженнифер помрачнела:
— Да, как и большинство других наших пациентов… Однако они не пользуются отдельной палатой и безраздельной заботой сэра Фрэнка! Флер, этот молодой человек ужасно избалован, тут не может быть сомнения. В его состоянии, кажется, не до фанаберии, но он именно так реагирует на сочувствие, а его реакция на это, кого хочешь выбьет из колеи. Флер, пожалуйста, не попадай ему на язык. Пусть с ним попробуют справиться опытные и очерствевшие медсестры. Им он не по зубам — тебе тем более.
Флер густо покраснела и покачала головой:
— Я должна зайти к нему, я уже обещала папе и теперь не могу нарушить свое обещание. Когда удобнее это сделать?
Дженнифер в отчаянии всплеснула руками:
— Хорошо, если ты так решила, то сама пеняй на себя!.. Лучше всего — если заглянешь в палату, когда закончится обход врачей, процедуры и так далее. Перед вечерним чаем, сэр Фрэнк тоже покинет больницу, тогда я позабочусь, чтобы этот пациент остался совершенно один. Когда ты появишься у него, он настолько устанет от самого себя, что будет, пожалуй, рад любому посетителю. Ну как?
— Спасибо!
Флер поднялась и направилась к двери. Ирония Дженнифер, ее скептические подначки еще звучали у нее в ушах, когда она шла по коридору. Однако надо было собраться, взять себя в руки…
Глава 2
Все время, которое девушка провела с пациентами общей палаты, ее мысли вертелись вокруг новенького, визит к которому еще предстоял. Она не могла сосредоточиться, и ее подопечные, многие из которых были давними друзьями, добродушно подтрунивали над ней… Наконец, покончив с делами, она набрала полную грудь воздуха, словно перед отчаянным прыжком в ледяную воду, и тихо постучала в дверь палаты француза.
— Entrez! note 1 — раздалось отрывистое приглашение.
Неуверенными шагами Флер вошла в комнату. Посмотрев первым делом на кровать, она увидела, что там никого нет. Закрывавшие ее шторки отодвинуты, простыни и тугие подушки гладко расправлены. У окна, выходившего во двор больницы, неподвижно стоял высокий мужчина в темном халате из плотного шелка. Сердце девушки на секунду замерло, а затем застучало громкими, мучительными толчками. Свет падал из, частично занавешенного, окна, освещая красивую голову молодого человека, и неудивительно, что сердце Флер ответило романтическим трепетом. Мужественное, словно высеченное из камня лицо, подбородок упрямо вздернут, прямой, как лезвие, нос, а ноздри напряжены, будто чувствуя опасность… На глазах — черные очки. Молодому человеку не хватало рыцарского камзола, развевающегося плаща и длинной тонкой рапиры у худого бедра. Он был похож на Дон-Кихота, принимавшего ветряные мельницы за великанов, а овец, за полчища врагов; складывалось впечатление, что дружескую беседу он может принять за провокацию, а заботу — за оскорбление.
— Ну, — нетерпеливо нарушил тот тишину. — Кто вы и что вам нужно?
Это напомнило Флер, что молодой человек — слепой, и ее охватило сострадание. Стараясь сдержать в голосе дрожь, она, запинаясь, сказала:
— Я… я Флер Мэйнард, дочь преподобного мистера Мэйнарда, что навещал вас вчера, если вы не забыли…
Он высокомерно качнул головой и произнес нечто ужасное:
— А, этот дурачок священник? Мне кажется, я понятно вчера объяснил, что считаю его присутствие излишним, так зачем же он прислал сюда свою дочь? Наверное, хотел, чтобы вы поберегли мою белую трость и поводили погулять по саду?.. Или дал более ответственное задание — научить меня азбуке слепых. Это достойное занятие для дочери викария, но я в таких услугах не нуждаюсь!
Note1
1