Страница 22 из 32
— Ну, синьорина, — улыбаясь, обратился к ней мужчина с ножом, — я готов поверить, что вы оказались здесь случайно, но мое послание граф Чезаре должен понять очень хорошо…
Он подошел ближе, схватил Эмму за волосы, силой отклонил ее голову назад и затем медленно и даже осторожно расстегнул верхние пуговицы ее джемпера и оголил одно плечо. Потом с изящной точностью и совершенно бессердечно сделал быстрый длинный разрез на ее гладкой коже. Приглушенно вскрикнув, Эмма потеряла сознание.
Она пришла в себя, чувствуя слабость и головокружение. Несколько минут она лежала на булыжной мостовой узкого переулка, не понимая, где находится и почему ей так плохо. Но вскоре к ней вернулась память. Эмма с трудом поднялась на колени, пристально озираясь вокруг широко открытыми глазами, как испуганная лань, но, к ее облегчению, в этом узком переулке она была абсолютно одна. Почувствовав, что левый рукав джемпера промок, она потрогала плечо и увидела на ладони кровь.
Мгновенно все поплыло у нее перед глазами, но, превозмогая головокружение и шатаясь, Эмма поднялась на ноги. Дрожащими пальцами она оттянула ворот свитера, набухший от крови, и посмотрела на свое плечо. Рана уже подсохла, и можно было не опасаться, что она умрет от потери крови. Но ей показалось, что итальянец не просто поранил ее плечо, а вырезал на нем какие-то инициалы.
Эмма достала из кармана носовой платок, вытерла руки и промокнула кровь с шеи. На оранжевом джемпере пятна крови не слишком бросались в глаза. Эмма кое-как застегнула пуговицы и немного привела себя в порядок. Она не могла появиться на людной улице в таком виде, — это сразу же привлечет к ней внимание, и кто-нибудь обязательно вызовет полицию. В результате станет известно и о нападении на графа, а этого она не могла допустить. Если Чезаре не желает, чтобы об этом знали, она его не предаст.
Дрожащими руками Эмма пригладила волосы, подняла пакеты с покупками и медленно пошла прочь из этого жуткого переулка. В плече пульсировала боль, но, собрав в кулак всю свою волю и гоня из головы мысли о том, как ей плохо, она почувствовала, что может вести себя совершенно естественно, как будто ничего не произошло.
Граф большими шагами мерил пристань в нетерпеливом ожидании и, как только увидел девушку, направился к ней, указывая на свои часы.
— Dio! — воскликнул он зло. — Где вы пропадаете? Я жду вас уже больше часа!
— Больше часа? — тупо повторила Эмма. — Неужели это было так долго? Извините меня, я задержалась.
Она покачнулась, и граф тут же подхватил ее под руку.
— Что-то случилось? — спросил он и вдруг заметил темные пятна крови на ее свитере. — Mamma mia![19] Вы ранены! Эмма, скажите же, что случилось?!
— М-можем мы сесть в лодку… сначала? — спросила она слабым голосом, и он энергично кивнул.
— Конечно. Идем!
Граф забросил в катер пакеты, заплатил мальчишке, терпеливо ожидавшему вознаграждения за труды, и помог Эмме подняться на катер. Затем отвязал канат, прыгнул следом за ней и завел мотор.
Девушка в изнеможении опустилась на скамью и попыталась сосредоточиться. Когда она оказалась рядом с Чезаре, беспокойство покинуло ее. Он внушал ей доверие, и на мгновение она совершенно расслабилась. Чезаре протянул ей сигарету, и Эмма с благодарностью ее приняла.
Граф привалился боком к рулевому колесу и, продолжая зорко следить за движением катера в этой густо забитой судами части канала, обратился к Эмме:
— Теперь рассказывайте, что случилось.
Эмма поведала ему все так подробно, как смогла. Сейчас происшедшее с ней казалось нереальным, и только жгучая боль в плече напоминала ей, что это был не сон.
— И в результате, — закончила она свой рассказ, — никакого послания.
— Это и было послание, синьорина, — мягко возразил граф, покачав головой. — Или лучше назвать это предупреждением? Они знали, что я пойму, Эмма!
Девушка отбросила сигарету в черную воду канала. Она ничего не понимала, у нее были лишь смутные предположения, кое-какие догадки. Видимо, кто-то недоволен графом Чезаре, а ее собственное затруднительное положение, в которое она попала, — чистая случайность. Эмма решила, что, если бы на ее месте сегодня оказалась Челеста, с ней обошлись бы точно так же.
— Вы не думаете, что настало время объяснить, почему все это случилось? — спросила она, чувствуя, что эти два события — ранение графа и нападение на нее саму — как-то связаны между собой.
— Нет, — холодно ответил граф, сразу посуровев лицом. — Еще не время. Чем меньше вы об этом знаете, тем лучше. Если только те люди подумают, что вы каким-то образом связаны с этим делом, вы будете мертвы!
— Вы, должно быть, шутите?
— Но вы, однако, не смеетесь, синьорина, — ответил он резко. — Это не игра. И прошу вас, не пытайтесь анализировать эти два события, свидетелем которых вы оказались. Выбросьте их из головы. Надеюсь, все скоро закончится.
— Бога ради! — Эмма покачала головой. — А как я объясню это Челесте? — она показала на свою руку.
— А в этом есть необходимость?
— Но с раной надо что-то сделать, — пожала плечами Эмма.
— Этим мы сейчас и займемся. Немедленно. Вы, наверное, заметили, что мы плывем не к палаццо. У меня есть друг… — Граф замолчал и резко наклонил голову — они как раз проплывали под низким мостиком, одним из тех, что часто можно встретить на узких каналах Венеции.
Катер остановился около пристани рядом с пакгаузом. Пройдя через деревянную арку, Эмма увидела мощенный камнем двор, от которого расходились несколько узких улочек и аллей. Она последовала за Чезаре по одной из них к длинному мрачному дому, обращенному каменным фасадом к улице. Это был не очень приятный район, но, когда граф открыл дверь дома и пропустил Эмму внутрь, она вдруг оказалась в застеленном коврами холле. По стенам там были развешаны хрустальные канделябры, а под ними стояли изящные старинные сундуки из полированного дуба. Лестницу покрывал темно-голубой ковер. Они поднялись на второй этаж, где в длинный коридор выходили двери нескольких офисов.
Табличка на одной из них гласила: «Dottore Luciano Domenico»[20], и Эмма с любопытством посмотрела на графа.
Чезаре бесцеремонно открыл дверь, и они оказались в большой приемной, в которой никого не было.
Граф огляделся, потом пересек приемную и постучал в дверь внутренней комнаты. Немедленно послышался голос, приглашающий их войти, и Чезаре поманил Эмму рукой.
Лучано Доменико оказался солидным невысоким мужчиной примерно одного возраста с графом. Он улыбнулся, и Эмма сразу же почувствовала к нему симпатию.
— А, Чезаре! — обрадовался доктор и вышел из-за стола пожать ему руку. — Come sta?
Чезаре заговорил с ним по-итальянски, быстро, рублеными фразами. Доктор внимательно посмотрел на Эмму и затем вновь повернулся к графу. Когда тот закончил рассказ, Лучано задал несколько уточняющих вопросов и обратил свое внимание на Эмму.
— Ну, синьорина, — сказал он по-английски, — что у вас с рукой?
Девушка бросила быстрый взгляд на Чезаре. Он слегка кивнул ей и сказал:
— Не бойтесь, Эмма. Это отличный доктор и мой хороший друг. И могу вас заверить, он не задаст вам таких вопросов, на которые нельзя будет ответить.
Эмма вздохнула с облегчением и взглянула на доктора:
— Вы хотите осмотреть мое плечо?
— Конечно, — ответил он и повернулся с улыбкой к Чезаре. — Наверное, мой друг, вам лучше подождать в приемной.
Граф посмотрел на внезапно вспыхнувшие щеки Эммы и кивнул. После того как он вышел, Лучано помог девушке снять джемпер и теперь смог полностью оценить характер ранения. К счастью, ни один из порезов не был глубоким, но доктор сказал, что могут остаться тонкие шрамы.
— Конечно, я постараюсь сделать все возможное, чтобы избежать этого, — добавил он, смачивая вату в спирте и протирая ее плечо.
Эмма почувствовала жгучую боль и заскрежетала зубами, так сильно вцепившись в подлокотник кресла, на котором сидела, что побелели суставы пальцев. Но спирт оказал и обезболивающее действие, и через некоторое время жжение полностью испарилось вместе со спиртом, и Эмма расслабилась.
19
Матерь Божья! (ит.).
20
«Доктор Лучано Доменико» (ит.).