Сборник рассказов

Чудаковатое, неотесанное создание этот болтун. Оганта карабкался, цеплялся когтями, вонзал кинжалы, ухватывался клыками и ловко использовал доспехи. Впрочем, это был лучший способ. Человек делал то же самое. Он не завидовал Чаво, его молодости и неистовой силе. Гарамаску тоже хватало силы, и он получал удовольствие, испытывая ее. Но человек немного завидовал клыкам оганта. У Гарамаска не было таких огромных зубов, чтобы поддерживать гигантские саблезубые клыки. У него не было такой бычьей шеи, такого массивного черепа, такой усиленной гряды верхней челюсти. Но он надел очень хороший комплект клыков и надеялся, что сумеет правильно их использовать.

На одном из крутых изгибов перед ними открылся головокружительный вид на Дэйнджин-сити далеко внизу. Превосходные рогха были строителями по крайней мере не хуже людей. Теперь их в городах почти не осталось, неотесанные оганта устроили там свои берлоги. Потом изгиб стал более крутым, и Гарамаск не мог позволить себе еще один взгляд на город.

Охотники поели войлочного и клобучкового лишайников и стручков тигровой травы. Пожевали зеленых орехов койлл, чтобы смочить рот. Они взбирались все выше и тратили все больше сил. Потом Гарамаск уловил слабый запах и заметил следы призрачных животных, знание о которых поднялось из подвала памяти.

— Ах, это мир, в котором вы живете, — выдохнул он. — И вы вовсе не выдумки. Животное, которое не животное, я знаю, чем ты являешься на самом деле. — Гарамаск брызгал слюной, когда выкрикивал слова, из-за больших клыков, насаженных на зубы. — Древние греки называли тебя всезверем и изображали состоящим из разных частей других животных. Люди считали тебя либо азиатским львом, либо леопардом, либо тигром, либо барсом, либо американской пумой. Но все время ты был собой, легендарный зверь.

— С кем ты говоришь, Папа Гарамаск? — спросил Чаво с тревогой в голосе. — С дедушкой Сайнека?

— С прапрадедушкой Сайнека, болван. В дождливых лесах беднякам сказали, что имя твое ягуар, но бедняки знали лучше. На старом юге Объединенных Государств сказали, что имя твое пума или пантера, но несчастные бедняки всегда знали твою настоящую породу. Зверь-призрак, я иду за тобой!

— Папа Гарамаск, просто брось камень в кусты, и он скроется. Это всего лишь один из сайнеков, это не сам Сайнек. Он редко охотится так низко и так рано. И не разговаривай с дедушкой Сайнека, не то он явится во сне и перегрызет твое настоящее горло.

— Черт тебя побери, болван, это Сайнек собственной персоной! Сегодня он охотится низко и рано. Прародитель всех животных, выходи на бой! Ягуар!

И Гарамаск бросился вверх по скользкой покрытой лишайником скале в высокие заросли тигровой травы и кустарника койлл, чтобы сразиться со зверем, существующим только в легендах или как ошибочное употребление термина. На Паравате он использовал имя Сайнек.

Это был длинный черный самец. Не сайнек, который упрыгал бы прочь, а сам Сайнек. И Гарамаск понял, почему в одно время мог быть только один Сайнек. Призрак, дух целиком вселился в этого зверя, не оставив ни капли себя ни для кого другого.

Гарамаск первым бросился в бой, наугад нанося удары когтями по черному ягуару и попав локтевым кинжалом ему в пасть. Он старался держаться внутри зоны захвата передних лап зверя. Ягуар вцепился зубами в голову человека сбоку над доспехами, прикрывающими шею, но не сумел удержать ее в пасти. Клыки скользнули по коже, оставляя кровавые раны, и аккуратно оторвали ухо. Зверь весил сто пятьдесят килограмм, что было эквивалентно ста килограммам на Земле, примерно столько же, сколько весил Гарамаск. Ягуар ударом оттолкнул человека, и тот заскользил по голому камню и лишайнику к краю горы.

Потом они замерли друг против друга: Сайнек — чуть выше человека на краю твердой скалы и Гарамаск — на покатой полосе щебня, который скользил под ногами, оползал волнами и перетекал через край пропасти, словно вода. Чаво, болван оганта, жевал тигровую травинку и смеялся.

С изумлением Гарамаск заметил интеллект, полноценный интеллект в глазах ягуара. Это была личность, разумное существо, безотносительно того, к какому виду оно принадлежало. Разумный взгляд был почти дружелюбен, и двое поняли друг друга. Им предстоит драться не на жизнь, а на смерть, но они опознали один в другом, кем они были. Представители высшей расы — Ягуар, Человек, Рогха — первородные, не подлежащие сравнению с оганта, свинами или ленивцами.

Гарамаск сделал попытку соскочить с полосы скользящего щебня. Он обменялся мощными ударами с Сайнеком, пропустил несколько самых сильных и едва не свалился с обрыва, когда, потеряв равновесие, сползал по щебню спиной вперед.

— Тебе нечего бояться, Папа Гарамаск, — крикнул оганта Чаво откуда-то сверху, куда он успел вскарабкаться. — Я буду сталкивать валуны на Сайнека и убью его.

И Чаво покатил валуны — спешно, неточно, рискованно. По его придурковатому смеху Гарамаск понял, что Чаво целится не столько в Сайнека, сколько в него, стараясь или сбить его с ног, или вызвать оползень щебня, который смыл бы человека вниз.

Со смесью безотчетного ужаса и нарастающей отваги, что было характерно для него в моменты глубокого кризиса, Гарамаск сражался со скользящими камешками, помогая изо всех сил руками, и снова сошелся с ягуаром.

— Я такой же большой, я такой же сильный, я такой же опасный, черт побери, я как зверь, — невнятно бормотал Гарамаск. — Мы совсем рядом, добрый друг. Если я полечу с горы, то ты полетишь вместе со мной.

Но Гарамаск ошибся. Ягуар оказался лучшим зверем. В ближнем бою он превосходил человека по всем статьям, хотя доспехи, защищающие Гарамаску шею и промежность, озадачили Сайнека.

— Кто ждет внизу, чтобы выесть мой череп, Чаво? — свирепо проревел Гарамаск. — Кто ждет внизу, чтобы расколоть мне голову и сожрать мозги? Это не Сайнек. Это падальщики подо мной, и еще один наверху — ты!

— Папа Гарамаск, — хихикнул Чаво сверху, — ничего не бойся. Я столкну валуны на Сайнека и убью его.

И он продолжил скатывать валуны на них обоих, сцепившихся в драке, целясь сразу в двоих.

Гарамаск проигрывал, сползая к краю. Клыки-насадки обломились, вырвав один из его собственных клыков, и теперь он пытался рвать сухожилия ягуара зубами, давясь своей кровью. Он рубил зверя налокотными и наколенными кинжалами, бил передними и задними шпорами, но был почти распотрошен задней лапой Сайнека, которая одна заменяла ему все холодное оружие. В последний раз он освободился от кромсающего, сокрушающего ягуара и завертелся в потоке щебня, пытаясь удержаться на горе.

Чаво нацелил на человека валун покрупнее, чтобы помочь ему преодолеть расстояние до обрыва. Ягуар изогнулся для завершающего удара, и, когда он метнулся, перебирая ногами в хитром танце, вдоль края твердой скалы, валун угодил ему прямо в середину корпуса. Сайнек не сумел остановиться, после того как сильный удар скинул его в скользящий каменный поток, скатился с горы и рухнул в пропасть.

— Папа Гарамаск, я спас тебе жизнь, — обрадованно закричал Чаво сверху. — Но я должен убедиться, что Сайнек действительно мертв. Я сброшу еще больше валунов вниз на него и буду сбрасывать до тех пор, пока не удостоверюсь, что с ним покончено.

И Чаво покатил валуны на Гарамаска, стараясь сбить его с горы, а тот метался по скользящему щебню, уклоняясь от камней. Три, шесть, девять валунов пронеслись мимо него, потом Чаво замешкался, выталкивая огромный валун из углубления. Гарамаск нащупал скрытый выступ твердого камня и быстро выбрался на спасительную поверхность.

Чаво повернулся, и они оказались лицом к лицу. Гарамаск, окровавленный, израненный, лишенный одного уха, мокрый от пота и полный призрачности, ибо часть призрака из Сайнека, когда тот летел вниз навстречу смерти, перешла в Гарамаска… И Чаво. Что вам сказать о болване Чаво из рода оганта? Мог он посмотреть в глаза Гарамаску? Нет, но он никогда и не смотрел — все оганта косоглазые. Трусил ли он во время схватки? Трудно утверждать, когда речь идет об оганта. Но легкий голубой румянец — привычный цвет его лица — потерял немного своей яркости.