Страница 17 из 20
Речь Посполитая в XVI и начале XVII веков. Карта из «Истории средних веков» (Москва, 1954). Естественно, в те времена ни Белоруссии, ни Украины не было в природе. Очередная фальшивка «совковых» историков. Представим себе карту Римской империи, где вместо Галии было бы написано «Франция».
Согласно 9-му параграфу унии, король обещал должности в присоединенных землях предоставлять только местным уроженцам, имеющим там свою оседлость. «Обещаем не уменьшать должностей и урядов в этой Подляшской земле, и если что из них сделается вакантным, то будем предоставлять и давать шляхтичам — местным уроженцам, имеющим здесь недвижимое имение»[41].
Киевское княжество по желанию поляков было «возвращено» Польше, как будто бы еще задолго до княжения Ягайло принадлежащее польской короне. Поляки говорили: «Киев был и есть глава и столица Русской земли, а вся Русская земля с давних времен в числе прочих прекрасных членов и частей присоединена была предшествующими польскими королями к короне Польской, присоединена отчасти путем завоевания, отчасти путем добровольной уступки и наследования от некоторых ленных князей». От Польши, «как от собственного тела», она была отторгнута и присоединена к Великому княжеству Литовскому Владиславом Ягайло, который сделал это потому, что правил одновременно и Польше, и Литвой.
Фактически акты Люблинского сейма 1569 года явились конституцией нового государства — Речи Посполитой. Как писал В. А. Беднов, эти акты, «с одной стороны, подтверждают всем областям Великого княжества Литовского все те законы, права, вольности и сословные привилегии, которыми раньше определялось их юридическое положение, а с другой стороны, уравнивали их с коронными областями во всем том, чего эти первые не имели в сравнении с последними до Люблинской унии. Дух веротерпимости, господствовавший в эпоху среди польско-литовского общества, а затем и политические расчеты покрепче связать с Польшей богатые и обширные области, населенные православно-русскими обывателями, не позволили римско-католическому духовенству поставить какие-либо ограничения религиозной свободе русского населения; правительство стояло за религиозную свободу и проявляло свою веротерпимость, но эта веротерпимость являлась не столько добровольной, сколько вынужденной. Она вытекала не столько из уважения к религиозным убеждениям населения, сколько из простого расчета сохранить внутренний мир и спокойствие государства, так как при том разнообразии религиозных верований, какое царило при Сигизмунде Августе в Польше и Литве, подобное нарушение этого мира религиозных общин могло привести к страшным расстройствам и опасным для государства замешательствам»[42].
Возможно, кому-то слова православного священника и профессора богословия Варшавского университета о веротерпимости в Речи Посполитой во второй половине XVI века покажутся странными, если не сказать жестче. На самом же деле он прав. Вот два достаточно характерных примера из жизни Речи Посполитой того времени. Константин Константинович Острожский был не только одним из богатейших магнатов, но и одним из светских идеологов православия в Речи Посполитой. Однако женат он был на католичке Софии Тарновской, дочери краковского каштеляна. Его сын Януш тоже стал католиком. Зато одна дочь вышла замуж за кальвиниста Криштофа Радзивилла, а другая — за Яна Кишу, сторонника социан.
Попробую подвести, наконец, итоги. Начну с того, что дала уния русскому населению? Именно русскому, поскольку никаких белорусов и украинцев к 1569 г. в Великом княжестве Литовском не было. Были один язык, одна культура, одна религия, один митрополит, одни обычаи и т. д. Так вот для русского населения ничего плохого в текстах Люблинской унии не было. Наоборот, она подтверждала их прежние права. И трудно сказать, в каком направлении пошла бы история Восточной Европы, если бы польские короли строго выполняли все параграфы люблинских актов 1569 г. Но польские паны тем и отличались, что любили принимать хорошие законы, но органически не желали исполнять ни хороших, ни плохих законов.
В результате Люблинская уния вопреки всем ее актам стала началом католической агрессии на русские земли, входившие ранее в состав Великого княжества Литовского. Увы, этого русские люди не могли предвидеть даже в страшном сне, поэтому и князья, и шляхта, и духовенство пассивно отнеслись к принятию унии.
Наступление на православных и протестантов католики начали еще до принятия унии. Но пока наступление шло в области идеологии и просвещения. Попытка силовым способом навязать католицизм, безусловно, привела бы к кровавой междоусобице и гибели Речи Посполитой.
Епископ виленский Валериан Проташевич, один из идеологов борьбы с диссидентами[43], обратился за советом к кардиналу Гозиушу, епископу варминскому в Пруссии, знаменитому председателю Тридентинского собора, считавшемуся одним из главных столпов католицизма во всей Европе. Гозиуш, советуя всем польским епископам вводить в свои епархии иезуитов, посоветовал то же самое и Проташевичу. Тот последовал совету, и в 1568 г. в Вильно был основан иезуитский коллегиум под управлением Станислава Варшевицкого.
Вскоре в Польше и Литве возникли десятки иезуитских школ. Молодое поколение подверглось жесткой идеологической обработке. В ответ православные иерархи не смогли создать школы, привлекательной для детей шляхты, не говоря уж о магнатах. С конца XVI века началось массовое окатоличивание и ополячивание русской дворянской молодежи. Зачастую православные родители не видели в этом ничего плохого: чтение итальянских и французских книг, западная мода, западные танцы — почему бы и нет? Страшные последствия полонизации западных и южных русских земель начнут сказываться лишь через 100 лет.
Хотя формально Литва и Польша стали единым государством, но присоединение Киевской земли к Польше создавало условие для ее более быстрой полонизации. Причем если в Белой Руси большинство помещиков были потомками русских князей и бояр, то в Киевские земли устремились сотни польских панов, начавших закабаление ранее свободных крестьян. Все это привело к появлению языковых и культурных различий, которые позже дали повод националистам говорить о двух народах — белорусском (он же литвинский и т. д.) и украинском (то есть украх и др.).
Любопытен рассказ Владислава Грабеньского о распространении русского языка в ВКЛ: «Установленные на сеймах законы до Сигизмунда-Августа публиковались на латинском языке и носили название статутов; после они стали выходить на польском языке, под названием конституций. По поручению Радомского сейма при короле Александре канцлер Ян Лаский собрал в хронологическом порядке все коронные законы, начиная от Вислицкого статута, и напечатал их в 1506 году. После статута Лаского пытались кодифицировать законы: Ташицкий при Сигизмунде I, Пшилуский и Гербурт при Сигизмунде-Августе, Сарницкий, Янушовский и Щербич при Сигизмунде III. Однако эти попытки не получили утверждения сословий. Полное собрание статутов и конституций в хронологическом порядке (за 1347–1780 гг.) было обнародовано (благодаря старанию пиаров) в восьми томах под названием „Volumina Legim“. Некоторые части Речи Посполитой имели отдельные законы. В Литве имел обязательную силу статут 1528 г., утвержденный Сигизмундом I в 1530 г., исправленный и расширенный в 1566 и 1588 гг. Он был составлен на русском языке, третья редакция, благодаря великому литовскому канцлеру Льву Сапеге, была переведена на польский язык. Кроме литовской провинции, он имел силу для части Малой Польши, Украины и Волыни»[44].
Итак, «литовский статут» до 1588 г. (!) был на русском языке. Понятно, что там, где он действовал, включая «часть Малой Польши», судопроизводство велось на русском языке.
41
Цит. по: Беднов В. А. Православная Церковь в Польше и Литве. Минск: Лучи Софии, 2002. С. 96.
42
Беднов В. А. Православная Церковь в Польше и Литве. С. 102–103.
43
Так в Польше в XVI–XVIII в. называли протестантов.
44
Грабеньский В. История польского народа. С. 224–225.