Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 23 из 106

Эмблематика, изображенная на знамени: в центре — желтая пушка на красном лафете, а под ним орел с распростертыми крыльями — воспроизводилась впоследствии на всех артиллерийских знаменах XVIII века, в той же цветовой гамме.

Я. В. Брюс внимательно следил за изготовлением знамени и литавренной коляски, торопил со сроками, прекрасно понимая, как важно будет иметь артиллерии собственные регалии в походе.

Артиллерийское знамя и литавренная коляска 1706 года — единственные артиллерийские регалии, имена создателей которых сохранились. Знамя кроил Е. П. Зыбин, расписывали полотнище смоленские иконописцы Иван Андреев и Гаврила Степанов, копье к древку делал киевский мещанин Петр Федоров.

Литавренную коляску сделал по заданию Я. В. Брюса колесный мастер Томас Боуман, он же и «учинил на ней резьбу». Помогал ему станочный ученик Ингерманландской канцелярии Козьма Михайлов. Для украшения ее отдельными резными фигурами были привлечены киевские мастера-резчики — Иван, который вырезал государственный герб, и Юрий Бербар, изготовивший фигуру орла и двух «левиков» (львов). Живописные работы выполнял киевский живописец Афанасий Мартусков.

Наличие литавр требовало присутствия специального воинского чина — литаврщика. Строевой мундир литаврщика в 1706 году тоже был сделан «по Брюсову образцу»: кафтан и штаны были из малинового сукна; воротник и обшлага кафтана — из василькового сукна; галуны серебряные; весь кафтан украшен вышитыми золотом и серебром гербами; пуговицы обтянуты серебром; сапоги немецкие; шапка расшита золотыми и серебряными нитями; епанча из сукна василькового цвета. Кроме того, литаврщику полагались перчатки.

Ни в одной области военного дела не стремились к реформированию так, как в артиллерии.

Оно и понятно. Брюс над этими часами 10 лет мозговал, а этот чертогон за месяц захотел в порядок привести их. А главное — не тот состав у него в голове был… У Брюса-то ум какой был? Один на всю Россию… Ну, может, Петр Первый превышал его. Да и как сказать? В одном-то деле и превышал, а в другом не доходил… Ну, а у этого похвальбишки какой-такой ум? Глупость одна. А раз в башке нет, из… спины не достанешь: спина есть спина — такой и почет ей. Вот в чем тут дело.

А министрам не терпится, хочется, чтобы он поскорее собрал часы. Идут к нему. А тот уже оделся, инструменты сложил в сумку — собрался уходить.

— Ну, как? — спрашивают министры.

— Хитра механика! — говорит хваленый мастер. — Тут, говорит, и сам черт ничего не поделает, а уж где мне: мое дело маленькое.

Тут министры и приступили к нему:

— А как же, говорят, подлая твоя душа, ты хвалился, что сделаешь?

А он отвечает:

— Что ж из того, что хвалился? Спервоначала, говорит, я думал, что штука тут не важная, а на поверку вышло — не нашего ума это дело.

Тут один министр развернулся — бац его в ухо! Тот и завертелся кубарем. А другой министр вцепился ему в волосья и давай таскать. И принялись они тут вдвоем разделывать своего «спеца»: один за патлы теребит, другой то в ухо засмолит, то по зубам стебанет… И невмочь стало мастеру, и тут заорал он на все горло:

— Караул! Убивают!





И вышел переполох на весь дворец. Бежит царица, бегут генералы.

— Что это такое? — спрашивает царица. — За что бьете мастера?

А министры говорят:

— Его, подлеца, убить мало! Нешто, говорят, это мастер? Это мазурик, он и нас, и вас обманул, с первого раза обнадежил, соберу, мол, часы, а теперь пошел на попятную, «не моего, говорит, ума дело».

— Ну, хорошо, — говорит царица. — Я это дело разберу, — и приказала взять мастера под арест.

И посадили этого поганца за решетку. Потом такое определение сделала Екатерина: министров со службы вон, а мастеру дать сто розог. Ну, разложили его степенство и нарисовали ему на спине разгонами и маятники, и пружины, и колеса, потом с зашейным маршем проводили из дворца. Так он, словно окаянный, бросился бежать, как будто собака бешеная гналась за ним. И после такой прокламации баста хвалиться, только одно и знал: «Наше дело маленькое». Вот как градусник понизился! А то «я» да «мы». А что такое «я»? Прохвост, и больше ничего. Только людям голову морочить можешь. Много таких «спецов» — свиньям хвосты закручивать! А ежели ты не брешешь языком, а с умом дело свое делаешь, то ты и есть настоящий спец. И цена тебе настоящая. Тоже вот и с брюсовскими часами: ну как можно было их разбирать да исправлять, ежели ты ихнее устройство не знаешь? После-то Екатерина каялась, сколько потом выписывала она этих мастеров! Только результату не вышло настоящего. Да и как ему выйти-то? Ведь каждый по-своему крутил, завинчивал, да молотком постукивал… Ну и докрутились, достучались — всё изломали, исковеркали, и уж понять нельзя было — часы ли это были или еще какая машина. И лежали, лежали эти пружины да колеса, да и выбросили их, чтобы глаза не мозолили. После-то ученые кинулись их искать, да где найдешь, ежели от них и звания не осталось? Человек столько ума положил, а тут такое хамское обращение. Вот и толкуют: «Брюс», «Брюс»…

Ну, Брюс-то, Брюс, а вот мы-то и не можем ценить его… Ну, что осталось после него? Всё изломали, всё испакостили. Вот только Сухаревская башня осталась, да, говорят, еще книги. Только говорят, а доподлинно-то не знают…

Записано в Москве в августе 1924 г.;рассказывал рабочий-штукатур Егор Степанович Пахомов.

Артиллерийские школы

Зная о потребности России в подготовленных и обученных специалистах, Я. В. Брюс активно участвует в создании первых таких школ. Причем он, в качестве руководителя артиллерийского ведомства, постоянно следит за состоянием обучения в школах и их материальным обеспечением. Так, например, 17 декабря 1708 года Козлов и Павлов донесли Брюсу, что «школьные ученики, которые учатца вынженерной школе, у инженера Петра Грана, просили слезно: оный де инженер, тому ныне другой год науке учит малое число, и за детми его ездили в денщиках, и всяку домовную работу работают».

Еще в 1698 году при Пушкарском приказе в Москве была основана школа «цыфири и землемерия» (то есть геометрии), где пушкарскому делу учеников обучал мастер Иван Зерцалов. Эта школа действовала под присмотром дьяка Пушкарского приказа А. А. Виниуса. Однако в 1699 году школа сгорела во время большого июльского пожара.

В 1699 году в Москве открылась Пушкарская школа A. А. Вейде. Одновременно с ней начала работать Артиллерийская школа при бомбардирской роте Преображенского полка. Одним из активных организаторов этих школ являлся Я. В. Брюс.

В 1701 году Пушкарская школа Вейде была преобразована в Артиллерийскую. В указе об учреждении школ говорилось: «…велено на новом пушечном дворе построить деревянные школы и в тех школах учить пушкарских и иных посторонних чинов людей детей их словесной и письменной грамоте и цифири и иной инженерной науке, а выучась, без указа с Москвы не съехать, также в иной чин, кроме артиллерии не отлучаться».

В январе 1701 года почти одновременно со Школой математических и навигацких наук была открыта возрожденная Московская пушкарская школа (Новая пушечная, или Артиллерийская школа). Размешалась она на Новом пушечном дворе. В 1703 году Виниус впал у царя в немилость, и школа осталась без присмотра. Кураторство над ней было передано новому начальнику Приказа артиллерии Я. В. Брюсу, немало сделавшему для закупки инструментов, приборов и учебных пособий для Математической навигационной школы как за границей, так и в самой России. Таким образом, Артиллерийская школа возникла не на пустом месте. По мнению B. А. Ковригиной, именно Пушкарская школа конца XVII века стала основой для Артиллерийской, а затем Инженерной школ.