Страница 8 из 17
Последнее время их отношения заметно охладились, и Антон все чаще думал что к сожалению, брак с шефом ему не светит.
– Хочу тебе сказать – довольно этой дурацкой игры в больного мальчика. На вид ты вполне здоров, – продолжила мисс Холли.
Антон покачал головой, посмотрел сквозь тонированое стекло, на подходящие к эспланаде и уходящие от нее самоходные баржи и прогулочные платформы и промолчал в ответ.
– И я намерена воспользоваться этим фактом...
Маргарет допила вино, и поднесла к уху коммуникатор.
– Вик–меня не беспокоить.
А потом принялась раздеваться. На ковер горкой упали дамский деловой костюм, шелковая блузка, туфли из кожи алого дрилла, и жемчужное ожерелье. Обнажившись, она махнула рукой Антону, мол, подожди. Затем босиком прошлепала в ванную, чтобы принять душ – апартаменты Марго были оборудованы на все случаи жизни. Антон посмотрел, как за ней закрылась дверь, послушал шум воды и прошелся по комнате, держа руки в карманах.
Потом он вышел на балкон, отделанный гранитом с Такласских гор, и постоял, любуясь развернувшейся внизу панорамой. С тридцать третьего этажа "Страйт-Билдинг" видно далеко – от канала Таско на востоке до закрытых дымкой отрогов кряжа Биг-Онли. Вечерело. Небо над городом было безоблачным.
Когда в ванной перестал шуметь душ, Антон вернулся в комнату и закрыл тяжелую балконную дверь а потом вздохнув, тоже принялся раздеваться.
Маргарет вышла к нему нагая, обернувшись розовым полотенцем. Она пробежала по ковру, пританцовывая на пальцах ног, и отбросила полотенце. Поступок ее Скирова не удивил – они уже не раз занимались любовью на работе. Но, хотя Антон многократно видел Маргарет без одежды, он всякий раз при одном взгляде на неё ощущал такое же сильное желание как в первый раз…
– Ты великолепна, Марго, – начал Антон. – Ты… – Закончить фразу он не мог.
– Пора бы тебе давно заметить это, – проворковала Маргарет, прижавшись к нему. Ну, к делу…
– Я с самого начала знала, что это плохая идея, – сообщила Маргарет, когда они закончили. – Она противоречила интересам службы. Женщинам моего положения не следует нанимать любовника на ответственную должность. Но что уж теперь делать…
Антон лишь вздохнул. В этом была вся Марго.
– Вот что, – сообщила она, провожая его – наши отношения зашли куда-то не туда. Я думаю взять отпуск недели на три – когда я вернусь, мы это обсудим. А теперь иди работай...
Глава 2. Перстень с драконом
Спустя еще какое-то время
...В эту пятницу из-за однодневной предупредительной забастовки связистов и провайдеров они закончили в полдень. Менеджеры и брокеры потянулись кто домой к семье, кто в разнообразные досуговые заведения – тут Эридан-Сити мог удовлетворить любой вкус.
Антон, мучимый неясной тоской, сел в монорельс, и прокатился по Береговой линии. Вышел на платформе "Сок-Хилл", и отправился на пляж. Полежав там часа два и пару раз окунувшись – вода была приятно теплой и чистой – он засобирался и отправился обратно. Народу было немного, но почему-то задерживаться не тянуло. Хотя рядом с ним на цветастом коврике устроилась юная танорка чье соблазнительное смуглое тело украшало не так много татуировок, как обычно. Антон даже вспомнил сетования деятелей из комитета по интеграции, что бракам между жителями Архипелага и коренными иштарианцами мешают разные представления о красоте. Ибо потомков англосаксов женские формы – даже самые соблазнительные – расписанные многоцветием туши (что считалось неотъемлемой частью внешнего вида уважающей себя танориской дамы) отпугивали. И в то же время мужчины с татуировками – каковых на Иштар было весьма и весьма немало, однозначно квалифицировались традиционной островной моралью как принадлежащие к касте извращенцев. Видимо отсутствие татуировки и привлекло юную деву-южанку к нему. Она несколько раз как бы невзначай подвигалась поближе к Антону, каждые пять минут соблазнительно потягивалась, и спускала свой и без того не очень скромный купальник все ниже, так что в конце концов он уже непонятно на чем держался, а подворачивать плавки не было уже никакой возможности. Но Антон не был настроен на пляжное знакомство – по многим причинам.
На монорельсе Антон вернулся в свою квартирку на седьмом этаже Сайм-стрит.
Скромное жилище одинокого менеджера средней руки. Одна комната, отделенная стенкой матового пластика от небольшой кухни, прихожая размером с кухню, и уборная с сидячей ванной, душевой кабинкой и зачем-то – бидэ.
В комнате встроенный сейф-шкаф для ценных вещей – удумали же архитекторы, широкая тахта, большой сетевой терминал с уже слегка запылившейся сенс-панелью и панелью для носителей на выдвижной полочке и визор. Окно от пола до потолка. Единственная роскошь – пол натурального дерева. Нет – еще книги на стеллажах – да и то в основном не купленные а подаренные. Среди них скромно притулилась его "История раннепереселенческих культур восточного Акриса, и причины неудачи колонизационной политики Экомийского союза." получившая когда-то серебряную медаль на конкурсе работ молодых ученых ежегодного Исторического Конгресса.
И еще на стене висела картина.
Картина эта досталась ему в наследство от отца. Степан Николаевич Скиров не успел ему ничего про нее рассказать, но картина похоже была чем-то для него важна. Нарисована она была тонким пером и разноцветной тушью на внутрибрюшной пленке бокха – иштарианского псевдоящера, при определенной обработке становящейся почти вечной.
Изображала она некое чудовище – непонятное но несомненно жуткое, причем создавалось впечатление, что создание изображалось с натуры.
Восьмилапый гигант, вокруг главной головы которого покачивался венчик извивающихся щупальцев; хвост разделялся на семь змеевидных отростков, каждый из которых оканчивался смертоносным жалом на манер скорпионьего; из пасти торчали кроваво-красные клыки. Кроме главной головы создание имело еще целый набор "штук, которыми едят" – по старому юмору его предков. Из чешуйчатого тела росли головы червя, насекомого, непонятной полурыбы-полумоллюска, огромной змеи и некая пародия на человеческую. Монстр имел мощный человекоподоный торс с мускулистыми сильными конечностями, оканчивающимися длинными когтистыми пальцами. Тусклые, глаза чудовища излучали холодный свет, разгоняющий окружающий мрак – ночи или его подземного логова. При этом художнику удалось каким-то образом передать движение волнообразной, пульсирующей, мускулистой массы. Десятки перепончатых щупалец блуждали словно в непонятном танце.
Ниже была надпись неизвестными письменами на неведомом языке.
Под ней на деревянной рамке гелевым стилом был выведен перевод, написанный рукой деда, выцветшими буквами старого русского алфавита: "Страшись Грядущего".
Что это за картина, кого она изображала, и что имела ввиду надпись – так для Антона и осталось тайной. Его родные говорили лишь то, что вроде как к деду она досталась от прадеда, а тому – вроде бы от родни бабки Ивы.
Он еще застал эту бабку – стодесятилетнюю старуху – она умерла когда маленькому Тоше было два годика.
Повзрослев Антон попытался было разобраться – что это за вещь.
Насчет изображенного на полотне чудовища справочники по мифологии хранили дружное – так и напрашивается – зловещее молчание. Хотя похожих на нее был немало в разнообразных темных культах – как правило давно подохших на радость добрым людям. (Но в том то и дело что именно похожих). Ни язык ни письмена тоже были неизвестны науке.
Единственный, от кого он услышал хоть что-то вразумительное был престарелый декан факультета древней истории человечества профессор Сэм Торн. По его мнению письмена отчасти напоминали древний земной алфавит "тфилинг" применявшийся туарегами.
Однако про то чтобы кто-то из туарегов попал в число колонистов ему неизвестно, что впрочем ничего не значит.
Видный эксперт по живописи – его товарищ по спортклубу "Летящая сталь", Ниамейри Бота, согласившийся помочь, прикидывал так и эдак, а потом вручил заключение на двух печатных листах.