Страница 3 из 16
— Кстати, сержант, не знаешь точно, сколько человек бросилось удирать с острова? — посмотрел на шофёра полковник. — И есть ли кто-нибудь живой из беглецов?
Юрий Михайлович, конечно же, владел информацией, но по своей «дедуктивной» привычке всегда расспрашивал об известных уже фактах своих подчинённых. Это давало великолепную возможность определить, как тот или иной подчинённый относится к свершившемуся факту.
— Сбежать пытались двое, — деловито отрапортовал шофёр. — Оба плыли, вцепившись в бревно. Беглецов заметили, но стрелять не стали — и так не уйдут. Вдруг на середине озера бревно поднялось над водой торчком, как поплавок на удочке, и нырнуло вниз. Оба беглеца исчезли вместе с бревном.
— Да. Дела! — крякнул Юрий Михайлович. — Фантасмагория какая-то, понимаешь! Поневоле в магию поверишь.
— Тут нет ничего необычного! — беспечно парировал шофёр. — Наш погранотряд и это озеро находятся в аномальной зоне, примерно такой же, как Бермудский треугольник. Недаром же — целое озеро мёртвой воды!
— И ты тоже про Бермуды! — проворчал офицер. — Если здесь настоящая аномальная зона, то обязательно Бермуды?! Дались они вам! Мой адъютант тоже, кроме Бермудов, ничего не знает. А ведь есть и другие!
— Знаю, знаю, — ухмыльнулся шофёр. — На Земле нашли четырнадцать аномальных треугольников, то есть зон. Ровно столько же лучей насчитано было у Вифлеемской звезды, которая катилась по небу перед волхвами с севера на юг, указывая дорогу. А Бермудский треугольник — это, может быть, эталон, по которому надо расценивать остальные пятна.
— Ну, про Бермудский треугольник ты хватил чуть-чуть лишку, потому как там не было никогда мёртвой воды, про тамошних пиратов до сих пор фильмы показывают и книжки пишут. Как видишь, живые не умирают. А вот про наше озеро сказать пока ничего не могу. Известно только, что никто переплыть не может — это факт! Факты всегда были настолько упрямы, что мешали историкам укладывать происходившее на полки среднестатистического восприятия и понимания.
— Хватил лишку?! — воскликнул шофёр. — Да что вы, Юрий Михайлович! Любой рядовой знает, что нам выпало служить на границе не с другим государством, а с мистической энергией планеты! Недаром местные говорят, что где-то здесь недалеко и Беловодье.
— Это ещё что за выдумка такая?
Полковник Бурякин и раньше, чуть ли не с раннего детства, много раз слышал россказни о Беловодье: дескать, где-то на Севере есть целая страна, куда ушли русские старообрядцы в семнадцатом веке, спасаясь от кровавого православно-католического патриарха Никона. Эта легенда обросла множеством выдумок, переделок и досказываний, из чего вылепился легендарный Китеж-град, стоявший когда-то на берегу то ли Ивановского озера в Нижегородской губернии, то ли в Прионежье. Во всяком случае, советских материалистических историков мало интересовали стародавние байки про волшебный город или сказочную страну, где нет и не было ни войн, ни тяжб, ни подлостей, ни смут. Когда-то и о Трое говорили, что, мол, сочинительству греческого писарчука Гомера — грош цена. Надо сказать, поверил словам слепого писателя лишь один немец Шлиман. Результат всем известен. И самое интересное, что на археологические находки сразу отыскались наследники в лице турецкого правительства.
— Какое ещё Беловодье? — продолжил полковник.
— Как же, Юрий Михайлович! Неужели не знаете?! — удивился шофёр. — Беловодье — настоящий город, даже царство, куда ушли жить в семнадцатом веке старообрядцы. Многие пытались отыскать туда дорогу через Алтайские горы. А Беловодье, оказывается, здесь, почти рядом с нами. Только пройти туда можно не каждому, как и в Китеж-град…
Надо же! Сержант почти в точности повторил мысли, приходившие в голову полковника несколько раньше! Вот и верь после этого уважаемым материалистам, что никакой мистики не существует! А существует-де только страсть: набить брюхо ливерной колбасой.
— Ладно, — согласился полковник. — Приехали уже. Ты мне в Беловодье дорогу потом покажешь.
— Хорошо, — согласился шофёр.
Охранники, заметив подъезжавший «газик» погранотряда, выстроились в две шеренги, и майор Рукавицын застыл, отдавая честь выходившему из автомобиля пограничнику.
— Товарищ полковник, разрешите доложить?! — отчеканил майор.
— Докладывайте, — кивнул Юрий Михайлович.
— За охраняемым батальоном особого назначения объектом нарушений не наблюдалось вплоть до вчерашней ночи. С охраняемого объекта ровно в три часа по московскому времени отплыло бревно, уцепившись за которое, пытались переправиться через озеро двое заключённых. Оба принадлежат к военнопленным фашистской Германии.
— Вольно, — скомандовал полковник. — А теперь, Рукавицын, отставить доклад и рассказать всё подробнее, своими словами.
— Слушаюсь!
— Я же сказал, отставить! — поморщился полковник. — Докладывать попроще. Хочу наконец понять, что же всё-таки произошло? Ведь раньше подобные случаи не наблюдались?
— Наблюдались, товарищ полковник, — возразил майор. — Лагерь особого режима организован здесь в тридцатых годах, и первыми заключёнными были ирано-афганские боевики, то есть басмачи. Сбежать с острова никому ещё не удавалось, потому что по каким-то природным причинам плывший человек вдруг без звука пропадал в глубине, будто его утащила за ногу хищная рыба. Но ни одного живого существа, ни одной рыбёшки в этом озере не замечено. Даже водорослей нет. Наши химики проводили лабораторный химический и биологический анализ воды, только ничего особенного в ней не обнаружено. Однако если просто окунуть руку в воду, то на вторые сутки кожа покрывается страшными гнойными язвами. Заражение быстро распространяется по всему телу, и человек умирает заживо.
— Это как? — не понял Юрий Михайлович. Его даже передёрнуло от представленной картины умирающего заживо.
— Я сам не видел, — тут же начал оправдываться майор. — Но, говорят, мозг человека разрушается в последнюю очередь, и погибающий видит, как его тело разваливается на отдельные части. Никто ему помочь не может, и сознание не отключается, если, конечно, не пустить пулю в голову.
— Да, страшная смерть.
— Страшная, — согласился майор. — Мы до сих пор были уверены, что никто из заключённых на побег не осмелится. Насельникам острова по действующему распоряжению регулярно поставляются продукты, инструменты, строительные материалы. Но и только.
— То есть заключённые живут без права переписки? — уточнил полковник.
— Конечно! — подтвердил Рукавицын. — Более того, никому из охраны не положено общаться с насельниками, и есть специальное указание не отправлять туда никакой корреспонденции. Так что островитяне сейчас вряд ли знают о происходящих в мире событиях. Я думаю, такой указ поступил из Москвы недаром, потому что одним из заключённых является фашистский фельдмаршал Гесс.
— Кто? — не поверил своим ушам Юрий Михайлович. — Рудольф Гесс? Вы что-то путаете, майор. Этому человеку сейчас должно быть не менее ста лет, и сидит он, если ещё жив, в Германии, в тюрьме Шпандау.
— Ничего не путаю, товарищ полковник, — обиделся Рукавицын. — Именно сегодня, двадцать шестого апреля, ему исполняется девяносто. А сидит он у нас. Тот, что в Шпандау, наверное, двойник. Недаром же двойник этот не мог вразумительно ответить ни на один вопрос, которые задавали ему судьи на Нюрнбергском процессе.
— Девяносто? — переспросил полковник. — С ума сойти! Значит, он родился…
— Так точно! — перебил майор. — В тысяча восемьсот девяносто четвёртом, за шесть лет до двадцатого века. В начале Второй мировой он был здоров и бодр, несмотря на то что в Первой мировой имел три серьёзных ранения. Сейчас, правда, выглядит как довольно пожилой человек, но никогда не скажешь, что ему уже под сто. Может, двужильный он, а может, здешний климат как-то повлиял. Недаром же на острове есть единственный в нашем высокогорье зелёный живой уголок.
— Подожди-ка, — нахмурился Бурякин. — Всё-таки кто был тогда на Нюрнбергском процессе? Двойник, говоришь? Говорят, Рудольф Рихард Гесс, правая рука Гитлера, на Нюрнбергском процессе пытался прикинуться сумасшедшим, но у него ничего не вышло. Затем его приговорили к пожизненному заключению в берлинской тюрьме Шпандау, где и содержится до сих пор… Как же он мог попасть сюда, на остров? К тому же, когда и кем ему пожалован чин фельдмаршала?