Герои(ЛП)

— В доброй распре по обе стороны найдутся добрые люди, — произнёс Утроба. — Суть в том, что Чёрный Доу попросил меня прогуляться до Героев, и ненадолго стать дозором, приглядеть, не пойдёт ли Союз этой дорогой. Но, быть может, ты избавишь меня от хлопот? Этой дорогой пойдёт Союз?

— А фиг знает.

— Однако ты здесь.

— Я бы, особо, не обращал на это внимания. — Горбушка без особой радости переглянулся с ребятами у костра. — Как видишь сам, меня, в общем-то, отправили самого по себе. Ищейка попросил меня прогуляться до Героев, и ненадолго стать дозором, приглядеть, не объявится ли здесь Чёрный Доу или кто ещё из его войска. — Он поднял брови. — Думаешь, объявятся?

Утроба ухмыльнулся:

— А фиг знает.

— Однако ты здесь.

— Не стал бы, особо, обращать на это внимания. Здесь только я со своей дюжиной. Кроме Бридиана Потока, он пару месяцев назад ногу сломал, пришлось оставить его выздоравливать.

Горбушка удручённо улыбнулся и ткнул в огонь корягой, взметая тучу искр.

— Ваши всегда были сплочённой командой. Я бы-от предположил, что сейчас они взяли луки и рассредоточились вокруг Героев.

— Ну, типа того. — Парни Горбушки, все как один раскрыв рты, резко дёрнулись в ту сторону. Потрясённые донёсшимся из ниоткуда голосом, и потрясённые выше крыши от того, что этот голос — женский. Скрестив руки, с мечом в ножнах и луком через плечо, Чудесная стояла, облокотясь об одного из Героев — беззаботно, как могла б опираться о стену трактира. — Хэй, хэй, Горбушка.

Старый воин сморщился.

— Ты даже не наведёшь стрелу, хотя б для вида, что принимаешь нас всерьёз?

Она мотнула головой во тьму.

— Там стоит пара ребятишек, готовых всадить стрелу тебе в харю, если кто из вас не так на нас посмотрит. Полегчало?

Горбушка сморщился ещё сильней.

— И да, и нет, — ответил он. Его бойцы глазели в проёмы между камнями. Внезапно ночь налилась угрозой. — Всё ещё ходишь второй у этого лоха?

Чудесная поскребла длинный шрам, пересекавший её бритые щетинистые волосы.

— Лучшего пока не предложили. Мы как престарелая женатая парочка, которые годами уже не ебутся, а только бранятся.

— Точно мы с женой, пока она не умерла. — Палец Горбушки побарабанил по обнажённому мечу. — А всё ж я по ней скучаю. Я подумал, что ты с народом, Утроба, в первый же миг, как тебя увидел. Но раз ты покуда ещё грызёшь ногти, а я покуда ещё дышу, полагаю, ты не прочь позволить нам всё уладить.

— Ты верно оценил всю херню, — сказал Утроба. — План именно таков.

— Мои часовые живы?

Чудесная повернула голову и по особому присвистнула, и Скорри Тихокрад выскользнул из-за одного из камней. Его рука обвивалась вокруг человека с большой розовой родинкой на щеке. На вид примешь их за двух старых приятелей, пока не заметишь в руке Скорри кинжал, щекочущий краешком горло Родинки.

— Прости, вождь, — обратился к Горбушке пленник. — Застали меня врасплох.

— Бывает.

Костлявый подросток, появился при свете костра, спотыкаясь, будто его крепко толкнули, запутался в собственных ногах и ойкнув, растянулся среди высокой травы. Позади него из тьмы показался Весёлый Йон, неся в руке секиру. Тяжёлое лезвие поблёскивало у сапога, на бородатом лице угрюмая гримаса.

— Хвала мёртвым. — Горбушка махнул своей корягой на парня, ещё не успевшего подняться. — Сын сестры. Обещал присмотреть за ним вполглаза. Если б вы его убили, мне б не спастись от её воплей.

— Он спал, — прорычал Йон. — Не слишком-то бдительно смотришь, а?

Горбушка пожал плечами. — Мы никого не ждали. Если есть две вещи, которых на Севере завались, это холмы и скалы. Ни за чтоб не подумал, что холм со скалами на верхушке, будет такой важной ставкой.

— Я здесь не при чём, — ответил Утроба. — Но Чёрный Доу велел прийти сюда…

— А когда Чёрный Доу чего-нибудь велит… — Брак-и-Даин полупропел слова, обычным манером горца. Он ступил на широкий круг травы и повернул к свету половину своего широкого лица, ту что в наколках. В провалах другой половины собирались тени.

Рыжеворон порывался вскочить, но Горбушка осадил его хлопком по плечу.

— Ну, ну, тише. Вам, мужики, лишь бы только повыступать. — Его глаза скользнули с секиры Йона к усмешке Чудесной, к животу Брака, к кинжалу Скорри — до сих пор у горла его человека. Несомненно, взвешивал соотношение сил, точно так же, как только что делал Утроба. — Ты приволок с собой Виррана из Блая?

Утроба неторопливо кивнул:

— Почему — не знаю, но он повадился таскаться за мной повсюду.

Стоило лишь припомнить, как Вирранов странный говор жителя долин выплыл из темноты:

— Шоглиг поведала… моё предназначение откроет мне… человек, подавившийся костью. — Слова эхом отразились от камня. Казалось, они доносятся отовсюду разом. У него изрядно чутья на высокий слог, у Виррана-то. Ведь без этого не обойтись ни одному настоящему герою. — А Шоглиг стара, как эти камни. Иные говорят — её не принял ад. Её не берёт сталь. Видела рождение мира, а некоторые говорят, узрит и его гибель. Вот такую-то женщину мужчина обязан слушать, ведь так? По крайней мере, так говорят.

Вирран прошествовал сквозь оставленный одним из недостающих Героев проём на свет костра — высокий и стройный, бесстрастный как зима, лицо в тени капюшона. На его плечах, подобно коромыслу молочницы возлежал Отец Мечей, светился тускло-серый металл рукояти. Длинные руки воина покачивались, свисая с ножен клинка.

— Шоглиг поведала мне время, и место, и вид моей смерти. Она шепнула мне и заставила поклясться хранить тайну, ибо раскрытое волшебство — не волшебство вовсе. И пусть мне нельзя открыть вам, где это случится и когда, но не сейчас и не здесь. — Он остановился в паре шагов у огня. — С другой стороны, вы, ребята… — Закрытая капюшоном голова Виррана склонилась набок, виднелись только самый кончик острого носа, очертания острого подбородка и тонкие губы. — Про ваш уход Шоглиг ничего не поведала. — Он не сдвинулся с места. Ему и не требовалось. Чудесная глянула на Утробу и закатила очи звёздному небу.

Но бойцы Горбушки ещё не слышали всё это сотню раз.

— Тот самый Вирран? — буркнул один своему соседу. — Щелкунчик Вирран? Это он?

Сосед ничего не ответил, лишь задёргал кадыком, пока сглатывал.

— Да уж, привет моей старой жопе, если я стану пробиваться отсюда с боем, — в сердцах произнёс Горбушка. — Есть шанс, что вы дадите нам просто уйти?

— Вообще-то хотел на этом настаивать, — ответил Утроба.

— Можно мы заберём пожитки?

— Не собираюсь вас унижать. Мне просто нужен ваш холм.

— Скорее, он нужен Чёрному Доу.

— Один фиг.

— Тогда, добро пожаловать. — Горбушка не спеша поднялся на ноги, морщась, пока их выпрямлял, однозначно проклиная собственные негнущиеся суставы. — Здесь, как везде наверху, дует. Уж лучше внизу, в Осрунге, погреть ноги у огня. — Утробе стоило признать, что он прав. И задуматься, кто же в итоге выиграл от их уговора. Горбушка, исполнен дум, вложил меч в ножны, пока его парни собирали пожитки. — Это и впрямь почётный поступок, Утроба. Ты — мужик правильный, прямой, как стрела, правду о тебе говорят. Приятно, что люди с обеих сторон всё ещё готовы обсуждать и договариваться, посреди всего этого. Достойное поведение… вышло из моды.

— Такие вот настали времена. — Утроба мотнул головой Скорри, и тот убрал нож от горла Родинки, отдал мальцу лук и протянул пустую руку к огню. Родинка отступил, потирая только что выбритое место на щетинистой шее, и принялся скатывать одеяло. Утроба засунул большие пальцы за перевязь меча, и не спускал глаз с команды Горбушки, пока те готовились выступать, просто на всякий случай, вдруг кому-нибудь захочется врубить героя.

Наиболее вероятным кандидатом выглядел Рыжеворон. Он уже перекинул через плечо лук и теперь стоял с чёрным взором, в добела сжатом кулаке секира, а в другой руке щит, на щите нарисована красная птица. Если он сперва собирался убить Утробу, то непохоже, что за последнюю пару минут передумал. — Кучка старых говнюков и, я хуею, женщина, — выругался он. — И перед такими-вот мы отступаем без боя?