Страница 22 из 28
— Забавно. — Он видел зубы Отмели, когда тот усмехался. — Нам он, бывало, говорил, что мы худшие.
— В любом случае, не знаю, как мне вас и благодарить.
— Золотом, — ответил Отмель.
— Айе, — сказал Дно. — Золото годится в большинстве случаев.
— Вы его получите.
— Знаю. Вот за это мы тебя и любим, Кальдер.
— Ну, ещё и за обаятельное чувство юмора, — добавил Отмель.
— И за красивое лицо, и за эту прекрасную одежду, и за гаденькую ухмылочку, что так и просит кулака.
— И за безграничное уважение, что мы оказывали твоему отцу. — Отмель слегка поклонился. — Но, в основном, да, за старое доброе золото-хренолото.
— Как отдадим дань павшим? — спросил Дно, пихая один из трупов носком сапога.
Теперь, раз голова Кальдера успокаивалась, биение крови в ушах утихало, а долбёжка в переносице поблекла до мерной пульсации, он начал размышлять. Гадать, что здесь можно выгадать. Например, показать этих хлопцев Долгорукому, попробовать взбаламутить его. Покушение на мужа дочери в его собственном лагере есть оскорбление. Особенно для человека чести. А ещё можно приволочь их пред очи Чёрного Доу, бросить к его ногам и потребовать правосудия. Но обе возможности полны опасности, особенно когда он не знал наверняка, кто за этим стоит. Когда планируешь свои действия, первым делом всегда поразмысли о том, чтобы не делать ничего, посмотри, что это может тебе принести. Лучше всего бы этой швали исчезнуть, а ему притвориться, что ничего не случилось, и пусть враги гадают сами.
— В реку, — сказал он.
— А с этим? — Отмель ножом указал на паренька.
Кальдер стоял над ним, поджав губы.
— Кто тебя послал?
— Я только за лошадьми смотрел, — прошептал мальчишка.
— Да ладно, тебе, — сказал Дно, — нам в лом тебя резать.
— Мне не трудно, — сказал Отмель.
— Нет?
— Не в лом. — Он сграбастал мальчишку за горло и пододвинул нож к его носу.
— Нет! Нет! — заскулил тот. — Я слышал, Стодорог! Они сказали Бродда Стодорог! — Отмель отпустил его обратно в грязь, и Кальдер испустил вздох.
— Значит, он. Старый облезлый хуй. — Как сокрушительно предсказуемо. То ли Доу попросил его сделать дело, то ли он предпринял всё по собственной воле. Так на так — пацан больше ничего толкового не скажет.
Отмель покрутил нож, на лезвии мелькал лунный свет.
— Так что с юным господином, я в смысле, про конюшёнка?
Первым порывом Кальдера было сходу сказать «Убей его» и готово дело. Просто, быстро, безопасно. Но в последние дни он постоянно задумывался о милосердии. Давным-давно, будучи помоложе и придурком, ну или будучи придурком помоложе, он приказал убить человека повинуясь прихоти. Потому что решил — так будет казаться сильным. Потому что решил — отец им будет гордиться. Тот не загордился. «Перед тем как отправить человека в грязь, — сказал после отец разочарованным голосом, — удостоверься, что живым он для тебя совершенно бесполезен. Иные сомнут любую вещь, просто потому что могут. Они слишком глупы, чтобы понять — ничто не проявит твою власть сильней, чем пощада».
Парень сглотнул, поднимая взгляд больших, беспомощных глаз, блеснувших в темноте, вполне возможно, слезинками раскаяния. Власть была тем, чего Кальдер жаждал больше всего, поэтому он задумался о пощаде. Крепко задумался. Затем надавил языком на рассечённую губу — и впрямь очень больно.
— Убей его, — сказал он и отвернулся. От парня донёсся стон удивления, сразу и оборвавшийся. Собственная смерть всегда застаёт людей врасплох, даже если её приближение видно издалека. Всяк думает, что особенный и уповает на нечто вроде помилования. Но особенных нет. Он услышал всплеск, когда Отмель скатил тело мальчишки в воду, и на этом всё. Побрёл обратно, вверх по склону, проклиная свой промокший, прилипший плащ, облепленные грязью сапоги, и расквашенный рот. Кальдер размышлял, удивится ли сам, когда настанет его мгновение. Пожалуй.
Правильное решение
— Это правда? — спросил Дрофд.
— Ась?
— Это правда? — Парень кивнул в сторону Скарлингова Перста, горделиво стоящего на собственном холме-постаменте, отбрасывая только пенёк тени, ведь уже клонилось к полдню. — Что под ним похоронен Скарлинг Простоволосый?
— Сомневаюсь, — произнёс Утроба. — С чего бы?
— Разве не поэтому его назвали Скарлингов Перст?
— А как ещё надо было его назвать? — спросила Чудесная. — Скарлингов Хер?
Брак вскинул свои толстые брови:
— Теперь, когда ты об этом упомянула, он и впрямь слегка смахивает…
Дрофд перебил его.
— Нет, я о том, что зачем его так называть, если он тут не похоронен?
Чудесная посмотрела на него как на величайшего тупицу на всём Севере. Уж точно, одного из главных.
— Есть ручей, неподалёку от поля моего мужа — моего поля — его называют Скарлингов Ключ. Кроме него на Севере наверно ещё штук пятьдесят других. По-моему ходила легенда, что он утолял свою богатырскую жажду в их чистых водах перед тем как дать клич к наступлению или запеть доблестную песнь. Предположу — в большинство из них он разве что поссал, если вообще появлялся хотя бы в дне езды оттуда. Вот что такое быть героем. Каждому хочется маленький кусочек тебя. — Она кивнула на Виррана, преклонившего колени перед Отцом Мечей сложив ладони и закрыв глаза. — Через пятьдесят лет, пожалуй, будет дюжина Виррановых Ключей, там и сям, на полях, куда он ни разу не захаживал, и мокроглазые дурни будут спрашивать — «Это правда что под тем ручьём похоронен Вирран из Блая?». — Она отошла, качая коротко стриженой головой.
Плечи Дрофда поникли.
— Я же только, будь оно неладно, спросил! Я думал, раз их назвали Героями, значит, под ними похоронили героев.
— Кого б волновало, кого здесь похоронили? — прошептал Утроба, думая обо всех тех, чьи похороны он видел. — Как только человек попал в землю — он просто грязь. Грязь и сказания. А у сказаний и настоящих людей маловато общего.
Брак кивнул:
— Всё меньше с каждым пересказом.
— Хм?
— Скажем, Бетод, — проговорил Утроба. — Слушая рассказы ты, наверное, представляешь его самой злобной сволочью, чья нога только ступала на Север.
— Он был не таким?
— Всё зависит о того, кого ты спросишь. Враги его не жаловали, и мёртвые ведают, наплодил он их дофига. Но глянь, что он сделал. Больше чем то, за что Скарлинг Протоволосый даже пытался взяться. Создал единый Север. Построил дороги, по которым мы передвигаемся, половину городов. Положил конец межклановым распрям.
— Начав войны с южанами.
— Что ж, верно. У каждой монеты две стороны, такое вот моё мнение. Людям нравятся простые истории. — Утроба нахмурился на розовые отметины по краям ногтей. — Но люди не просты.
Брак хлопнул Дрофда по спине, и чуть не повалил его.
— Кроме тебя, да, малыш?
— Утроба! — В голосе Чудесной послышалась нотка, от которой все повернулись. Утроба взвился, ну приблизительно, насколько ему удавалось взвиваться в эти дни, и посеменил к ней, морщась от хрустевшего сломанными сучьями колена, что жалило аж в спину.
— На что смотреть? — Он пристально взглянул на Старый Мост, на поля, и пастбища и гряды кустарника, на реку и скалистую пустошь за ней, пытаясь отгородить слезящиеся глаза от ветра и придать резкости расплывающейся долине.
— Ниже, у брода.
Вот теперь он их рассмотрел, и его кишки ухнули. На глаз немногим больше точек, но определённо люди. Брели через отмели, пробирались через галечник, подтягивались на берег. Северный берег. Утробин берег.
— Ой, бля, — сказал он. Для союзных маловато, но приближаются с юга. Значит — ребята Ищейки. Что более чем вероятно значит…
— Горбушка вернулся. — Последнее в чём Утроба нуждался за спиной, был шёпот Трясучки. — И он разжился дружками.
— К оружию! — вскричала Чудесная.
— А? — Агрик выпучил глаза, с обеденным котелком в руках.
— К оружию, балда!
— Бля! — Агрик вместе с братом начали носиться кругами, крича друг на друга, вываливая тюки и раскидывая пожитки по утоптанной траве.