Страница 5 из 117
Встречи с Альфредом Науйоксом Лотта ждала почти два года. Она уже потеряла всякую надежду и почти перестала думать о своем разговоре с Натали, полагая, что та давно уже забыла об их встрече и невысказанном обещании, либо просто не в состоянии выполнить его, так как штандартенфюрер мог просто отказаться от встречи. Поэтому когда однажды утром в ее офисе в Гамбурге раздался телефонный звонок, и незнакомый мужской голос произнес: «Фрау Вайслог, доброе утро. Наша общая знакомая передала мне, что Вы хотели бы увидеться со мной», — Лотта не сразу сообразила, кто бы это мог быть.
Однако, почувствовав ее замешательство, незнакомец пояснил:
— Я не мог отказать Натали, но, к сожалению, помочь ей выполнить ее обещание могу только сейчас, — и тут же предложил: — Давайте встретимся в Берлине, в эту субботу, около Рейхстага. Мне кажется, это будет красиво. Вам хватит недели, чтобы собраться? И пожалуйста, никаких магнитофонов, — предупредил вежливо, но холодно, — Я знаете ли, еще не готов официально общаться с прессой. И желательно без сопровождения полиции. Мы поговорим с Вами о любви. Договорились? — насмешливые нотки в голосе Альфреда Науйокса, а теперь Лотта не сомневалась, что это был именно он, помогли ей преодолеть смятение, в которое поверг ее долгожданный, но все же неожиданный звонок.
— Так мы договорились, — повторил бывший штандартенфюрер, — или нет?
— Да, да, конечно, — спохватилась Лотта. — Я буду там обязательно. Обязательно буду.
— Тогда до встречи. В полдень. Всего хорошего, — и он повесил трубку.
Лотта обессилено опустилась в кресло. В руках она все еще держала трубку телефонного аппарата, словно боясь поверить в то, что произошло, и ожидая услышать, что ее разыграли.
Однако настойчивые серии коротких гудков говорили о том, что все уже кончилось. Точнее, все только начинается… ОДЕССА откликнулась, сам штандартенфюрер Науйокс жив и, кажется, вполне здоров, и даже не потерял своего знаменитого чувства юмора. Она только что говорила с ним. И он назначил ей встречу. Значит, Натали Голицына все прекрасно поняла и довела до сведения бывшего эсэсовца визит Лотты в Версаль. Почему же они тянули так долго? Опять выжидали, что она предпримет дальше? И почему он все-таки согласился на встречу? Он же прекрасно понимает, что речь пойдет не о мемуарах. Да и зачем они ему, мемуары? Даже Отто Скорцени не устоял перед соблазном поведать о своем геройстве миру, а вот Альфред Науйокс, тот, похоже, совсем из другого теста.
Впрочем, зачем гадать? Всего неделя, каких-нибудь пять дней, один из которых уже почти прошел, — и все прояснится. Интересно, каким он стал, этот Альфред Науйокс, нордический красавец со спортивной фигурой, холеный ариец, олимпийский чемпион. Должно быть, он уже очень стар. Но, судя по голосу, чувствует себя бодро. Как сложилась его жизнь и чем он занимался все послевоенные годы? Был ли он сподвижником Скорцени по «черному интернационалу» или до поры до времени шел своим путем? Действительно ли он убил Гейдриха? Что думает он теперь о нацизме и о Германии? Видимо, этот вопрос ему небезразличен, раз он предлагает встретиться на ступенях Рейхстага. И главное, он, конечно, знает все про ту самую женщину, которая долгие годы была спутницей Скорцени — как близкий друг обер-диверсанта, он не мог не общаться с ней.
Только… стоп! Лотта поднялась с кресла и в волнении стиснула руки на груди. А вдруг… опять ловушка? Вполне вероятно, что Альфред Науйокс вот так же позвонил Курту, назначил встречу и… Да и сам ли он звонил? Почему она решила, что бывший штандартенфюрер звонил ей сам? Ведь он знает, что она никогда не слышала прежде его голос… Они заманивают ее в ловушку!
Отказаться! Надо отказаться. Не ехать. Не ехать…
Но не ехать — уже очень поздно. Она сделала шаг, и «ОДЕССА» ответила на него. Теперь если она не поедет, ход сделают они, и вряд ли у нее хватит сил противостоять им. В субботу в полдень в Берлине на ступенях Рейхстага Лотта Вайслог, как и договаривались, ждала бывшего штандартенфюрера СС Альфреда Науйокса.
Лотта прилетела из Гамбурга рано утром и, позавтракав в аэропорту, приехала на такси в центр города. В преддверии долгожданной встречи она бродила по центральным улицам Берлина, пытаясь увидеть в обновленных чертах отстроенного после войны города, каким он был, когда по его улицам маршировали штурмовики Рема, громыхали гусеницами танки Гудериана и, словно тени под покровом ночи, скользили черные «мерседесы» спецслужб. Того Берлина уже не увидит никто. Он остался в памяти переживших войну — в памяти штандартенфюрера Науйокса, конечно. Где-то там, в том объятом пламенем, исчезающем Берлине, под обломками дома, в котором она жила, погибла белокурая Ирма Кох, дочка изувеченного в Первую мировую войну офицера, девочка с улицы, ресторанная певичка, любимая женщина Альфреда Науйокса. Именно так прочла о ней Лотта в записных книжках своего мужа.
Утро выдалось солнечным, было даже тепло. Но пронзительный ветер, налетая, пробирал до костей и настырно напоминал о недавно минувшей зиме, «как о прошедшей войне», — неожиданно мелькнуло в голове Лотты.
— Мне кажется, фрау, Вы кого-то ждете, — неожиданно прозвучало у нее за спиной. — Только вот встали неудачно, на сквозняке. Простудитесь.
Теперь уж Лотта сразу узнала голос, обратившийся к ней. Именно он говорил с ней в начале недели по телефону. Сам Альфред Науйокс? Пришел? Или прислал кого-либо? Она обернулась. Перед ней стоял высокий, пожилой мужчина, еще сохранивший осанку и выправку молодых лет. Он был строен, подтянут, чисто выбрит. Его густые седые волосы трепал ветер. На нем был светло-серый костюм, идеально белая рубашка с ярким цветным галстуком из шелка по последней моде, заколотым дорогой булавкой с рубином. Ботинки начищены до блеска. Его по-гренадерски прямой спине, казалось, нипочем прожитые годы.
Заметив смущение Лотты, мужчина улыбнулся и снял темные очки, скрывавшие его глаза. Лицо было бледным, испещренным морщинами, но глаза… Глаза его поразили Лотту. Яркие, синие, насмешливые, проницательные и все понимающие глаза. Этот взгляд с архивных фотографий, он не изменился с годами. Сомнений не осталось: перед ней стоял сам бывший штандартенфюрер С С Альфред Науйокс.
— Мне кажется, Вы несколько удивлены, фрау Лотта, — Науйокс улыбнулся, обнажая не по возрасту ровные белые зубы. — Вы, наверное, представляли, что все эти сорок с лишним лет я брожу здесь, вокруг Рейхстага, в черной фуражке и с непроницаемым лицом мертвеца, как призрак Третьего рейха? А за мной шлейфом тянется пронзительный лай овчарок, дымят грубы крематориев, лязгают затворы «шмайсеров»… Если бы это было так, я бы давно находился даже не в тюрьме — в психиатрической клинике. Время изменилось, фрау Лотта. И мы изменились. Но чтобы у Вас не было сомнений, позвольте представиться: да, я тот, кого Вы ждете. Я — Альфред Науйокс, — и, читая глубокую растерянность Лотты на ее лице, продолжил, — да, я тот, кто, устроив провокацию в Гляйвице, развязал Вторую мировую войну. Тот, кто убил Гейдриха, или, точнее, сделал все, чтобы это произошло, тот, кто участвовал в нашумевшем похищении в Венло. Я, кажется, все перечислил? — он прищурился. — Нет, забыл. Я тот, кого сорок лет никто не видел. Вот теперь — все. Как видите, я тоже читаю прессу и знаю, что обо мне пишут. Надеюсь, Вы выполнили наш уговор, и меня прямо отсюда, от Рейхстага, не заберет полиция? Впрочем, это было бы бесполезно. У меня давно уже другие документы, и по сведениям, полученным из надежного источника, — в его голосе послышалась насмешка, — я вообще двадцать лет назад умер. Но не для вас, фрау Лотта. С вами мы еще поговорим о любви, как и решили по телефону. Вы можете называть меня Алик — так называли меня в молодости близкие друзья. Пожалуй, так нам будет проще. Думаю, мы поймем друг друга, — тон его смягчился, он протянул Лотте руку, — я полагаю, что удобнее нам будет побеседовать в кафе. Я предлагаю проехать на бывшую улицу Гогенцоллерн. Не знаю, как она называется сейчас. Мы раньше обычно пили там утренний кофе. Прошу Вас, фрау Лотта. Моя машина недалеко. Не мерзнуть же нам весь день у мемориала победы над фашизмом. У вас нет возражений?