Любовь и зло

— Я тебя не виню.

— Но как же ты, Лиона? Я ведь даже ни разу не позвонил, чтобы спросить, как ты поживаешь. Ни разу не позвонил, чтобы сказать, куда уехал и чем занимаюсь.

— Знаешь, Тоби, когда женщина вот так теряет рассудок, как потеряла его твоя мать, когда она убивает собственных детей… Я хочу сказать, что в таком состоянии женщина вполне способна убить и взрослого юношу, каким был ты. В квартире у вас находился пистолет. Следователи нашли. Тоби, она ведь могла тебя застрелить! Она совершенно обезумела. Я вообще не думала тогда о себе, Тоби. Я думала только о тебе.

Я долго молчал. Затем наконец проговорил:

— Лиона, все это мне уже неважно. А важно, чтобы ты простила меня за то, что я так и не позвонил. Я пошлю денег дяде Патрику. Я заплачу за похороны. Это несложно. Но важна для меня только ты. Меня интересуешь ты, Тоби и, скажем прямо, мужчины в твоей жизни, а также что из всего этого получится.

— В моей жизни нет мужчин, Тоби, — ответила она. — Во всяком случае, не было, пока не появился ты. И я вовсе не жду, что ты женишься вдруг на матери Тоби. Я привезла сюда Тоби ради тебя и ради него самого.

Жениться на матери Тоби? Если бы я допустил, что подобное возможно, то прямо здесь, на веранде, сию секунду упал бы на колени и умолял ее.

Но я этого не сделал. Я отвернулся, размышляя о десяти годах жизни, растраченных впустую, когда я работал на Хорошего Парня. Размышляя о жизнях, отнятых по требованию «конторы», или «Хороших Парней», или черт его знает кому еще я так лихо и без остатка продал свою восемнадцатилетнюю душу.

— Тоби, ты вовсе не обязан рассказывать мне, чем занимался все эти годы, — внезапно проговорила Лиона. — Вовсе не должен объяснять, какой стала твоя жизнь. У меня не было мужчины, потому что мне не хотелось, чтобы у сына появился отчим, и я твердо решила, что приходящих отчимов у него тоже никогда не будет.

Я кивнул. Я был так благодарен ей за это, что не мог выразить словами.

— У меня тоже не было женщин, — сказал я. — То есть время от времени они случались, наверное, чтобы доказать самому себе, что я все-таки мужчина, но это были просто контакты. Да, именно так: контакты, за которые женщины получали вознаграждение. В том никогда не заключалось ничего… душевного. И никогда не возникало даже подобия душевности.

— Ты всегда был настоящий джентльмен, Тоби. Даже в детстве. Всегда находил для всего вежливые слова.

— Нет, Лиона, это бывало не так уж часто. К тому же невежливые слова придают речи живость, какой не было бы без них.

Лиона засмеялась.

— Никто не рассуждает так, как ты, Тоби, — сказала она. — Я никогда не встречала никого похожего на тебя. Никого, кто хотя бы отдаленно напомнил мне тебя. Я по тебе скучала.

Я понял, что краснею. Я болезненно остро сознавал присутствие Малхии и своего ангела-хранителя, пусть они и невидимы.

Кстати, ведь есть же еще ангел-хранитель Лионы! Боже праведный. На миг мне пригрезилось величественное крылатое существо, возвышающееся у нее за спиной.

По счастью, ничего подобного не материализовалось.

— Ты по-прежнему выглядишь невинным ребенком, — сказала Лиона. — У тебя до сих пор такие глаза, как будто бы ты во всем видишь чудо.

Я? Лис-Счастливчик, наемный убийца?

— Ты никогда не узнаешь, — пробормотал я себе под нос. Я вспомнил, что сказал мне Хороший Парень в ночь нашего знакомства: у меня самые холодные глаза, какие он когда-либо видел.

— Ты немного поправился, — продолжала Лиона, как будто бы только что заметив. — Стал мускулистее, но это очень даже хорошо. В детстве ты был такой тоненький. Но лицо у тебя такое же, как раньше, и волосы столь же густые. По-моему, только стали светлее, наверное, из-за калифорнийского солнца. А глаза иногда кажутся почти синими. — Она отвела взгляд и проговорила негромко: — Ты по-прежнему мой золотой мальчик.

Я улыбнулся. Да, теперь я вспомнил, что она называла меня так, своим золотым мальчиком. Обычно она произносила эти слова шепотом.

В ответ я невнятно пробормотал себе под нос, что не умею принимать комплименты от красивых женщин.

— Расскажи мне о своей учебе, — попросил я.

— Изучаю английскую литературу. Хочу преподавать в колледже. Думаю заниматься Чосером или Шекспиром. Пока еще не решила точно. Мне нравится работать в школе, нравится гораздо больше, чем считает Тоби. Он свысока относится к своим сверстникам. В точности как ты. Считает себя взрослым и общается со взрослыми больше, чем с детьми. Это у него врожденное, как у тебя.

Мы засмеялись, потому что так оно и было. Самый лучший смех на свете, когда ты смеешься в ответ или подводя итог разговору — южане постоянно и с легкостью смеются так.

— Помнишь, в детстве мы оба хотели преподавать в колледже? — продолжала Лиона. — Ты говорил тогда, что если будешь преподавать в колледже, то купишь красивый дом на Палмер-авеню и станешь самым счастливым человеком на свете. Кстати, Тоби ходит в школу Ньюмана, и, если ты вдруг спросишь, он сейчас же скажет, что это лучшая школа в городе.

— Она всегда была лучшей. Иезуиты на втором месте, если сравнивать подготовку к колледжу.

— Ну, некоторые бы с тобой поспорили, кто из них лучше. Дело в том, что Тоби еврей, поэтому он ходит к Ньюману. Я совершенно счастлива, Тоби. Ты вовсе не покинул меня в беде, ты оставил мне настоящее сокровище. Я всегда так считала и считаю до сих пор. — Лиона облокотилась на стол и подалась вперед. Она говорила серьезно, но в то же время совершенно обыденным тоном. — Садясь в самолет, я думала: хочу показать ему сокровище, которое он мне оставил. Хочу, чтобы он понял, что это сокровище может значить для него.

Лиона замолчала. Я тоже ничего не отвечал. Не мог. И она поняла это. Поняла по моим слезам. Я не смог выразить словами всю полноту счастья и любви.

«Малхия, могу ли я жениться на ней? В моей ли воле такой поступок? И что думает второй ангел, стоящий рядом со мной? Хочет ли он, чтобы я сейчас протянул руки и обнял ее?»

3

В тот же день мы поехали в миссию Сан-Хуан-Капистрано.

Подозреваю, что на Западном побережье немало интересных мест, которые захотел бы увидеть мальчик возраста Тоби, к примеру Диснейленд и парк киностудии «Юниверсал», какие-нибудь другие достопримечательности, названий которых я не знаю.

Но я хотел отвезти сына именно в миссию, и, кажется, он пришел в полный восторг от этой идеи. Еще Лионе с Тоби очень понравился «Бентли» с откидным верхом, хотя им и пришлось натянуть вязаные шапочки.

Как только мы приехали, я повел их на длинную неспешную прогулку по всем своим любимым садам и вокруг пруда с золотыми китайскими карпами, к огромной радости Тоби. Мы полюбовались всеми строениями миссии, какие имели отношение к жизни людей прошлых веков, и больше всего Тоби заворожил рассказ о сильном землетрясении, уничтожившем церковь.

Он не терял времени даром и, без устали щелкая фотоаппаратом в телефоне, сделал не один десяток наших портретов на всех мыслимых фонах.

Пока мы бродили по сувенирному магазину, рассматривая четки и индийские украшения, я спросил Лиону, можно ли мне повести Тоби в часовню на молитву.

— Я знаю, что он иудей, — сказал я.

— Ничего страшного, — ответила она. — Просто возьми его с собой и объясни все так, как считаешь нужным.

Мы вошли в часовню на цыпочках, потому что внутри было сумеречно и тихо, несколько человек истово молились, сидя на простых деревянных скамьях, и свечи мерцали теплым благоговейным светом.

Я повел Тоби за собой, и мы опустились на колени у отдельно стоящей скамьи, предназначенной для жениха и невесты во время венчаний.

Я осознал, как много изменилось в моей жизни с появлением Малхии, с того дня, когда я в последний раз заходил в часовню и смотрел на табернакль, на небольшую копию дома Господня на алтаре и священный свет, льющийся из-за него.

Меня охватила благодарность за то, что я живу, не говоря уже о том, что мне предоставили в жизни такой шанс, не говоря уже о том, что мне даровали Тоби.