Мой вечный странник

Джек встряхнул головой, видение исчезло. Еще через секунду он стукнул себя ладонью по лбу и воскликнул:

— Так вот оно что! Кажется, я понял. — Джек взял телефонную трубку и быстро набрал номер.

— Агентство слушает, — произнес голос Дмитрия Сергеевича.

— Митя? Привет, дорогой. Хорошо, что ты на месте, — обрадовался Джек. — Надо срочно встретиться.

— У тебя какие-то новости? — заинтересовался Дмитрий Сергеевич.

— Я прочитал сценарий Ларисы Сосновской. Очень здорово написано.

— Ты что, собираешься обсуждать со мной сценарий? — удивился Дмитрий. — Я думал, у тебя что-то серьезное…

— Это очень серьезно, Митя, — сказал Джек. — Не хочу говорить по телефону, но в этом сценарии действительно есть интересные вещи. Конечно же, Лариса написала это чисто интуитивно, но она как бы предсказывает нам некоторые возможные события…

— Ладно, я понял, — сказал Дмитрий Сергеевич. — Ближе к вечеру заеду к тебе. У меня тут тоже есть кое-что… Обменяемся впечатлениями и подумаем, что делать дальше…

На следующее утро Лариса вышла из ванной, села в кресло и медленно выпила кофе, стоявший на тумбочке. Через несколько минут дверь в палату приоткрылась, и заглянула Вероника.

— Лариса, доброе утро. Как вы себя чувствуете?

— Хорошо, — улыбнулась Лариса. — Какой чудесный кофе, спасибо, Вероника, у тебя просто золотые руки.

— Да что вы, — смутилась девушка. — Я просто варю его, как меня бабушка учила. Заливаю горячими сливками, кладу немного сахара, вот и все. Это может каждый.

— Нет, не каждый, — сказала Лариса. — Так варить кофе можешь только ты, и не спорь со мной!

— Ну хорошо, не буду. Там пришел посетитель, Константин Астахов. Евгений Борисович может разрешить ему посещение, если вы, конечно, не против.

Улыбка исчезла с лица Ларисы, она задумчиво поглядела в окно, потом на Веронику и сказала чуть-чуть взволнованным голосом:

— Что ж, пусть заходит. Я буду готова через пять минут. Если можно, принесите мне сигарет, Евгений Борисович разрешает мне немного курить.

— Я знаю, сейчас принесу, — Вероника направилась к двери, обернулась, — а после этого приглашу Астахова.

Лариса даже не думала, что будет так волноваться перед встречей с Константином. С тех пор как она пришла в себя и начала новую жизнь, одинокую, бессмысленную, жизнь без Артема, она почти не вспоминала о своем недавнем любовнике. Вся эта история не просто казалась ей глупой, она никак не могла отделаться от чувства вины за свой роман, какие бы доводы ни приводили ей Евгений Борисович и Вика. Отгоняя мысли о Косте и о своей преступной связи с ним, а именно так она мысленно называла теперь их отношения, она думала, что его появление вызовет у нее только холодную неприязнь. Но вдруг она почувствовала, что это не так, а ее полное к нему равнодушие — удобная ложь, которую она внушила сама себе. Вот сейчас откроется дверь, он войдет в палату, поглядит на нее… По телу Ларисы пробежала нервная дрожь, трясущейся рукой она взяла сигарету из принесенной Вероникой пачки, закурила. Да что же это такое, в конце концов? Неужели и правда Костя Астахов совсем ей небезразличен? Нет, это никуда не годится, надо взять себя в руки и ни в коем случае не показывать виду, как она волнуется!

Через минуту раздался негромкий стук в дверь.

— Войдите, — произнесла Лариса напряженным, чужим голосом.

Дверь отворилась, и в палате появился Костя Астахов с огромным букетом светлых желтоватых роз. Он был бледен, на осунувшемся лице вспыхнул лихорадочный румянец и почти сразу исчез. Шагнув вперед, он нерешительно остановился, прижимая к себе букет, молча поглядел на Ларису покрасневшими от бессонных ночей глазами из-под опухших век.

Лариса, продолжая нервно курить, смотрела то на него, то на букет, и вдруг ей стало смешно. Блеклые розы в его руке были точно такого же цвета, как и его ресницы, какие-то желтовато-выцветшие. Она почувствовала, как напряжение спадает с нее, облегченно вздохнула, даже улыбнулась и сказала:

— Привет.

Губы его задрожали, но он ничего не ответил, резко бросился вперед, положил розы к ее ногам и упал перед ней на колени.

— Господи, Лариса! Неужели я вижу тебя! — Он схватил ее руку, поднес к губам и стал осыпать поцелуями.

— Да что ты, не надо, — растерянно сказала Лариса, осторожно убирая руку.

— Я так ждал этого дня, так ждал, — воскликнул он с мелодраматическим пафосом. — Если бы ты могла представить, что было со мной все это время! Я жил только мыслью о нашей встрече, не спал ночами, думая о тебе. Я бродил по квартире и трогал каждую вещь, которой касалась твоя рука, я плакал в подушку, на которой еще сохранялось тепло твоей щеки, я целовал домашние тапочки, в которых ты ходила!

«Какой ужасный фарс, — промелькнуло в сознании Ларисы. — Что ж, и поделом мне…» Она встала, медленно подошла к окну, поглядела на осыпанные золотом листья деревьев, на голубоватую дымку старого парка, уходящего за угол здания. На душе стало спокойно и ясно.

Константин, не вставая с колен, подполз к ней, уткнулся головой ей в бедро. Лариса осторожно отстранила его, быстро прошла на середину палаты и, глядя на Константина, тихо, почти шепотом произнесла:

— Зачем вы говорите, что целовали землю, по которой я ходила? Меня надо убить…

— Что? — испуганно пробормотал Костя, вскинув на нее свои опухшие глаза в выцветших ресницах.

Стоя все в той же позе и словно не замечая его, Лариса заговорила совсем тихим, обычным голосом. Но почему-то при звуках ее голоса у Константина возникло ощущение почти гипнотического воздействия.

— Я так утомилась! Отдохнуть бы… отдохнуть… — Лариса медленно подняла голову, закинула за нее руки и словно превратилась в грациозную статую. — Я — актриса. — Произнеся это, она вдруг опустилась на пол, села в свободной позе и продолжала: — Он не верил в театр, смеялся над моими мечтами, и мало-помалу я тоже перестала верить и пала духом… О чем я? Я говорю о сцене. Теперь уж я не та… Я уже настоящая актриса, я играю с наслаждением, с восторгом, пьянею на сцене и чувствую себя прекрасной. А теперь, пока живу здесь, я все хожу и думаю, думаю и чувствую, как с каждым днем растут мои душевные силы.

Константин, продолжая стоять на коленях, замер в неподвижной позе, не смея шелохнуться, и потрясенным взглядом смотрел на Ларису. А она вдруг повернулась к нему и заговорила так проникновенно, что у него чуть не полились слезы из глаз:

— Я теперь знаю, понимаю, Костя, что в нашем деле — все равно, играем мы на сцене или пишем, — главное не слава, не блеск, не то, о чем я мечтала, а умение терпеть. Умей нести свой крест и веруй. Я верую, и мне не так больно, и когда я думаю о своем призвании, то не боюсь жизни.

Лариса замолчала. Константин схватился за голову и прокричал:

— Господи! Какая актриса! Какая ты потрясающая актриса… Я уничтожен, у меня просто нет слов.

— Ну зачем же так? — улыбнулась Лариса, встала, взяла сигарету, перешла к креслу. — Это был чистый экспромт. Я вспомнила этот монолог Нины Заречной, который читала когда-то на вступительных экзаменах, потому что ты вдруг ужасно напомнил мне Треплева. Такой же беспомощный, самовлюбленный, сентиментальный… — И, почти не меняя интонации, Лариса снова перешла на чеховский текст: — Хорошо было прежде, Костя! Помните? Какая ясная, теплая, радостная, чистая жизнь, какие чувства — чувства, похожие на нежные, изящные цветы… — Она протянула руку к букету роз. — Помните?

— Господи, Лариса! Да что ты со мной делаешь?! — Астахов закрыл лицо руками и всхлипнул. — Это невозможно… Я без ума от тебя. Теперь, когда ты свободна, нам никто не помешает быть вместе! Скорее выходи из больницы, мы снова будем работать, мы никогда не расстанемся, мы будем вместе всегда, всегда…

— Нет, — ответила Лариса, глядя на него спокойным ясным взглядом, и заговорила дальше, мешая текст пьесы с собственными словами: — Я люблю его. Я люблю его даже сильнее, чем прежде… Я поняла это слишком поздно, но это ничего не меняет. Мне все равно, живой он или мертвый. Я люблю его, люблю страстно, до отчаяния люблю.