Страница 5 из 91
Люси осталась в гостиной. Даже у камина она не могла избавиться от озноба и стучала зубами. Она всем сердцем ненавидела дом дяди, но оказаться на улице без денег было невообразимо. Ей исполнилось двадцать, и по закону дядя Лоуэлл абсолютно не обязан о ней заботиться. Кроме того, он был человеком, совершенно не склонным к размышлениям, и мог выставить Люси на улицу, не задумываясь о том, какие страдания и ужасы ей уготованы. Когда Люси осталась сиротой и только приехала в дом дяди, она часами сидела и размышляла о чудовищной несправедливости судьбы. В эти первые месяцы миссис Квинс была ее другом, успокаивала ее, и Люси ей доверяла. Потом все переменилось, и миссис Квинс стала холодной и злобной. Люси казалось, что она самая несчастная девушка на свете. Обрушившиеся на нее тогда несчастья были вполне реальными, но она знала, что у них есть предел. Теперь же она стояла на краю бездонной пропасти страданий, ее ждала жизнь, где боль, унижение и невиданная нужда не имели предела. Все это было вполне реальным и могло начаться чуть ли не завтра.
Когда доктор Снайдер прибыл, он тотчас поднялся наверх, а дядя Лоуэлл и миссис Квинс присоединились к Люси в гостиной. Дядя Лоуэлл потребовал, чтобы Люси освободила место у камина, где он мог бы согреться и отдохнуть в тишине. Миссис Квинс устроилась подле него и занялась шитьем — пальцы у нее были быстрыми и ловкими. То и дело она испускала хрипловатый смешок, будто ей на ум приходило что-то забавное. Высокие напольные часы, отстающие минут на пятнадцать, неровно тикали, как сердце человека при смерти.
Не долее чем через полчаса в гостиную вошел доктор, поклонился и встал, заложив руки за спину, как офицер, ожидающий приказа. Снайдер был человеком серьезным, многие выбрали бы его в качестве своего лечащего врача. Он был приблизительно одного возраста с дядей Лоуэллом, но носил свои годы с большим достоинством. Одевался он во все темное, и его часто принимали за служителя церкви. Невысокого роста, худощавый, с серьезными узкими глазами цвета грязи. За годы, что Люси прожила в доме дяди, она встречалась с доктором Снайдером часто, но ни разу не видела, чтобы он улыбался. Обычно он объявлял о результатах осмотра с абсолютной уверенностью, но сегодня выглядел слегка растерянным. Несколько раз Снайдер принимался говорить, но не мог подобрать слова.
— Боюсь, сэр, я ничем не могу помочь вашему гостю, — сказал он наконец.
Люси непроизвольно охнула, и, хотя поспешно прикрыла рот рукой, было уже поздно. Миссис Квинс усмехнулась, глядя в ее сторону.
Дядя Лоуэлл сорвался со своего кресла с пылом глубоко уязвленного человека:
— Вы хотите сказать, что он умрет здесь? За похороны я платить не намерен, будьте уверены.
Мистер Снайдер поддел изношенную бахрому ковра носком ботинка.
— Я хочу сказать, сэр, что если и можно что-либо сделать, то это не по моей части. Он страдает не из-за болезни. — Снайдер выпрямился, словно готовясь сказать что-то важное. — Полагаю, этот человек страдает от того, что в обиходе называют проклятием.
В гостиной воцарилась напряженная, сводящая с ума тишина. Люси видела, как незнакомца рвало булавками, но при этом она была поражена ничуть не меньше, как если бы доктор сказал, что этот человек страдает от последствий путешествия на Луну.
Дядя Лоуэлл топнул ногой, как рассерженный ребенок. В ответ поднялось облако пыли.
— Проклятье, Снайдер? Вы что, старуха, чтобы говорить такое? Я был о вас лучшего мнения.
Мистер Снайдер поклонился:
— В прошлом вы делали мне честь, следуя моим советам. Настоятельно прошу сделать то же самое и в этом случае.
— Я полагал, вы приверженец натурфилософии, а не суеверный болван! — рявкнул дядя Лоуэлл.
— Натурфилософия, помимо прочего, занимается тем, что можно наблюдать, — сказал доктор умиротворяющим тоном, к которому прибегают врачи, когда требуется убедить собеседника в том, что они знают, о чем говорят. — Если бы я решил, что обладаю способностью излечить этого человека, просто потому, что у меня медицинское образование, то был бы повинен в иррациональной вере в то, чему нет доказательств. И в данном случае был бы повинен в приверженности суеверию.
Во время этого разговора Люси сидела, сжимая руки с такой силой, что болели костяшки пальцев. Все это казалось нереальным, но все же касалось ее, как ничто другое. Она бросила взгляд на миссис Квинс, которая в эту минуту отвернулась от Снайдера. Кто, если не она, должен кое-что знать о проклятиях, но миссис Квинс молчала.
Люси отважилась высказать, что было у нее на уме:
— Сэр, мы все наслышались сказок, из которых следует, что если человека рвет булавками, то на него наложено проклятье, но, может, он их просто проглотил?
— Нет, — ответил Снайдер. — Я кое-что видел во время осмотра. Опущу подробности. Я никому никогда не скажу, что я видел. Достаточно того, что я уверен: этот джентльмен страдает от недуга, излечить который медицина не в силах.
— И поэтому вы намереваетесь оставить меня? — спросил мистер Лоуэлл. — Не можете его вылечить и сбегаете, бросив человека на мое попечение?
— Не совсем так. В годы моей юности в графстве жили несколько искусных целительниц с отменной репутацией, — сказал мистер Снайдер, — но они давно умерли. Однако мне известно, что недавно в город прибыла дама, не колдунья — уважаемая дама, сведущая в подобных делах.
— Вы предлагаете пригласить в мой дом ведьму? — воскликнул мистер Лоуэлл, не веря своим ушам.
— Она не ведьма, а дама с возможностями.
С большой неохотой мистер Лоуэлл выслушал сведения об этой даме и позволил мистеру Снайдеру уйти. Потом он обернулся к миссис Квинс и велел ей срочно найти и привести эту женщину.
— Скажи ей, что я не потерплю никаких проволочек, — сказал он, очевидно забыв или проигнорировав замечания мистера Снайдера о положении дамы.
— Уже темно, и меня разволновали все эти события, — сказала миссис Квинс. — Пусть мисс Деррик пойдет со мной.
Люси никогда не испытывала особого желания ходить куда бы то ни было с миссис Квинс, а в сложившихся обстоятельствах она желала этого еще меньше, чем когда-либо. Обычно присутствие Люси требовалось миссис Квинс, только если предстояло выполнить трудную или неприятную работу, но сейчас такая просьба Люси не удивила. Учитывая необычность обстоятельств, им придется вести речь о деликатных вещах, об их общем секрете. Деваться было некуда. Судьба распорядилась так, что, несмотря на то, что ничего, кроме горечи, их не связывало, они оказались в положении, когда были вынуждены защищать друг друга.
3
Медленно, будто во сне, Люси натянула перчатки, надела теплый капор и простую муслиновую пелерину. Они вышли из дому и какое-то время двигались молча. Ноттингемские улицы опустели. Было прохладно и свежо. Они шагали по фешенебельному району, окружавшему замок, и Люси надеялась, что дикари, причинившие столько вреда по всей стране, вряд ли посмеют напасть на таких женщин, как они. Но весной 1812 года кто не боялся? Некогда тихие улицы наводнили обездоленные люди, физически крепкие, голодные, доведенные до нищеты и вооруженные лопатами и молотами. Они жаждали разрушения, отмщения миру, который предал их, обрек на войну, голод и рост цен. До этого Люси дважды видела банды этих луддитов, и то на расстоянии. Ее поразили их впавшие глаза и животное отчаянье в них.
Через несколько минут миссис Квинс наконец прервала молчание. Не утруждая себя повернуться к Люси, она сказала:
— Предположу, что это ты — причина неприятностей этого человека.
Люси не удержалась и рассмеялась:
— Вы более сведущи в таких вопросах, чем я.
— Будешь теперь называть меня ведьмой? — недовольно спросила миссис Квинс.
— Я всего лишь хотела сказать, что то немногое, что мне известно, я узнала от вас.
— Я сама мало что знаю. Может, ты училась еще где-то? — спросила миссис Квинс.
— Разумеется, нет, — ответила Люси, и это было по большей части правдой, во всяком случае относительно практического применения.