Страница 15 из 18
Теперь перед нами был враг; усталость солдат как ветром сдуло. Нервы были напряжены, все инстинкты к действию обострены. Наши воины пользовались традиционной тактикой, применяемой в труднопроходимой местности, поддерживали друг друга, находили при подъеме уступы для опоры. Рота Крааса также удалилась от пропасти вправо и взбиралась на гору; ей выпало пройти самый длинный путь. Я взял на себя заботу об отделении, которое должно было наступать по дороге. Оно состояло из 30 бойцов. В нашем распоряжении было несколько бронемашин, противотанковых пушек и отделение 88-мм зениток.
Дорога серпантином уходила все выше и выше, и у нас совсем не было связи с другими ротами. Было тихо. Ничто не нарушало тишину ночи, не раздавалось ни единого выстрела. Луна исчезла за горами, и ночь становилась все темнее и темнее. Судя по карте, мы достигли большого изгиба дороги, которая должна была идти вокруг последней скалы в тыл противника. Его позиции должны были находиться высоко над нами. Наш замысел состоял в том, чтобы обойти его фланг и отрезать пути к отступлению.
Дорога сворачивала за гору и тянулась еще на 400 метров в северном направлении, прежде чем снова повернуть на запад, к группе крестьянских домов. Возле этих домов и находился перевал, где дорога пересекала гребень хребта, а затем спускалась к озеру Кастория. Я не осмелился двигаться дальше вперед. У меня было ощущение, что что– то было не так. Нужно было подождать рассвета.
На перевале было ветрено и холодно; мы плотно прижимались к скале. Взвод Наумана вытянул на позицию 88-мм зенитку – так, чтобы она могла накрыть своим огнем крестьянские дома и гребень хребта.
Постепенно становилось нестерпимо холодно. Поскольку у нас не было ни шинелей, ни одеял (внизу от жары мы обливались потом!), мы сильно страдали, дрожа от холода. О сне не могло быть и речи. Если бы можно было хотя бы покурить! Медленно полз вверх автомобиль радиосвязи. Под его прикрытием я покурил и вновь изучил карту. Чем дольше я на нее смотрел, тем сильнее меня охватывала дрожь. Сначала я думал, что мои зубы стучат из-за ужасного холода, но затем я понял, что был очень напуган. Чем больше проходило времени, тем напряженнее я становился. Я уже больше не мог находиться в машине. Радиопередатчик с его бесконечным «бип, бип, бип» действовал мне на нервы.
Снаружи я старался ни с кем не разговаривать; я боялся, что кто-нибудь услышит, как стучат мои зубы, и поймет, что я напуган. Мы все молча сгрудились за скалой, вглядываясь в темноту. Боялись ли мои товарищи тоже? Я не знал. Мотострелок Йон из 1-й роты разведывательного подразделения СС прибыл с докладом. Однако он не выглядел напуганным. Он коротко и четко доложил мне ситуацию, а потом ему дали хлебнуть спиртного из фляжки медика.
Стало светлее. Вскоре мы смогли различать очертания деревни. Атака трех наших боевых групп должна была начаться огнем 88-мм орудий. Я склонился за щитом пушки и попытался что-нибудь разглядеть в темноте через бинокль. Чем ближе приближалось время открывать огонь, тем сильнее во мне крепла уверенность в успехе атаки. Она просто должна была быть успешной. Я рассчитывал на то, что противник выучил азы военной науки в военной академии и предугадывал, какие меры мы можем предпринять в данном случае. Из всего, чему был научен греческий командир, он будет ожидать от меня продвижения моей моторизованной части по дороге. Вот почему я атакую его через два хребта, а на дороге предприму только отвлекающую атаку.
По мере того как таяли ночные тени, можно было различать очертания домов. Прижавшись к земле, я дал Науману приказ открыть огонь. В считаные секунды мы оказались как в кипящем котле ведьмы. 88-мм зенитка посылала снаряд за снарядом по хребту справа от нас; минометы и пехотные орудия также осыпали обороняющихся минами и тяжелыми снарядами. Высоко над нами мотоциклисты штурмовали оборонительные позиции противника. Мне не было видно, как атаковали две мотоциклетные роты, но я слышал яростный пулеметный огонь и взрывы их гранат.
Командир батареи тяжелых 150-мм гаубиц сообщил мне, что не может больше оказывать огневую поддержку атакующих рот, не ставя под угрозу личный состав расчетов. Орудия заняли позиции вдоль горной дороги, одно за другим. Но из-за того, что дорога была слишком узкой, они не могли закрепить в земле свои сошники. Командир отказывался принимать на себя ответственность. Такого рода чушь была последней каплей в чаше моего терпения. В гневе я приказал ему открыть огонь. Мы должны были это сделать. Тяжелые снаряды прогрохотали над первым гребнем и взрывались на позициях противника с каждой стороны маленькой горной деревушки.
Пулеметный огонь противника полоснул градом по дороге и по скалам над нами, вызвав камнепад по склону, – камни с грохотом проносились вокруг нас. Ничего не оставалось делать, как двигаться вперед. Мы стремительно, прыгая как лягушки, бросились к первому повороту дороги и укрылись, преодолев еще несколько метров вперед, за скалой. У следующего поворота мы будем находиться прямо под позицией противника в 100 метрах выше. После такого спринта я рухнул, в изнеможении, за каменной глыбой и ловил ртом воздух. Наше продвижение вперед было затруднено тем, что приходилось перебегать от одной груды камней к другой, используя их как укрытия, чтобы не стать мишенью для вражеских снайперов.
Мы слышали над собой крики и яростные звуки сражения. Подразделения 2-й роты 1-го разведывательного батальона СС прорвались на позиции противника на первом гребне. Мы ринулись вперед. На последнем большом повороте серпантина дороги мы наткнулись на нескольких солдат, которые в ходе атаки оказались отделенными расселиной от остальной роты. Среди них был унтерштурмфюрер СС Варвжинек, который кратко доложил мне об операции на гребне хребта. Из сведений от пленных мы узнали, что нам противостоит усиленный пехотный полк, находящийся на левом фланге греческой обороны. У него была задача удерживать перевал Клисура, обеспечивая отход с албанского фронта III греческого корпуса, который отводился, чтобы избежать окружения германскими моторизованными частями и продолжать сражение за Грецию во взаимодействии с британскими силами. Нельзя было допустить осуществления греческого плана. Отход не только должен был быть предотвращен, но и потерпеть полный провал. Мы должны были завершить переход по горам и заблокировать долину за Касторией.
Мы продолжали продвигаться по дороге. Вдруг земля перед нами взметнулась вверх. Я не верил своим глазам. В том самом месте, где только что была дорога, образовалась огромная воронка. Дорога оборвалась в пропасть. Пот оставлял светлые полосы на наших лицах. Мы ужаснулись. Ведь в следующие несколько секунд мы тоже могли взлететь на воздух! Еще через 100 метров земля снова затряслась, и, когда улеглась пыль, на дороге была еще одна гигантская воронка.
Мы спрятались за скалами, не осмеливаясь пошевельнуться. Меня душила тошнота. Я крикнул Эмилю Варвжинеку, что надо атаковать. Но добрый старый Эмиль посмотрел на меня так, будто сомневался в том, что я нормален. Пулеметный огонь резанул по скалам перед нами; наше головное подразделение состояло всего из десяти солдат. Черт подери! Мы, конечно, не могли тут оставаться, в то время как на дороге образуются воронки от взрывов, а пулеметный огонь прижимает нас к камням. Однако я, как и все, забился в укрытие и боялся за свою жизнь. Как я мог приказать Варвжинеку идти первым? Продолжая переживать, я ощутил гладкую округлость яйцеобразной гранаты в своей руке. Я окликнул группу. Все ошеломленно посмотрели на меня, когда я показал гранату, выдернул чеку и она покатилась к последнему гренадеру. Я еще никогда не видел такого дружного рывка вперед. Как будто укушенные тарантулом, мы рванули через скалы и сиганули в только что образовавшуюся воронку. Состояние ступора было сломлено; граната сделала свое дело. Мы дружно усмехнулись и рванули вперед к новому укрытию.
На вершине гребня хребта наши атакующие роты все дальше и дальше углублялись в оборону греков. Наши 88-мм орудия были в облаках пыли и дыма от разрывов снарядов горной артиллерии греков, но зенитки Наумана продолжали вести огонь. Снаряды зенитных 88-мм пушек пробили для нас дорогу, похоронив очаги греческого сопротивления под грудами обломков.