Зов западных рек

Он внимательно посмотрел на меня, потом произнес:

— Загляну к тебе на минуту. Кое-что надо бы уточнить.

У меня в комнате он сел на банкетку, занимавшую оконную нишу, ноги калачиком, как ему больше нравилось.

— Это родственник молодой леди?

— Ее брат, — пояснил я. — Она едет на Запад, чтобы его разыскать. Уверена, что он угодил в какие-то неприятности.

— Что угодил, то угодил, — скривился Батлин. — Перебежал дорожку довольно-таки опасным личностям.

— Откуда тебе это известно?

Обратил ко мне прямой взгляд.

— На Западе секретов не существует, хотя находятся такие, кто верит в обратное. Там шагу не шагнешь, чтобы кто-нибудь этого не видел, и слова не промолвишь, чтобы кто-нибудь не слышал. Индейцы — публика любопытная. Чудные вещи, которые творят белые, их интригуют, и за трубками частенько ведутся разговоры об этих интересных загадках. Сейчас некоторые индейцы говорят о войне. Об оружии, о том, как от моря привезут много винтовок. Из племени в племя ходят люди, с ними недовольные индейцы, и передают, что многие слушают, развеся уши.

— А Чарльз Мейджорибанкс? — спросил я.

— Время от времени говорят и о нем.

Было темно, когда я снова вышел на улицу. На водах Мононгахилы сияли отраженные огни. Несколько минут я стоял на улице, просто глядя на реку и прислушиваясь.

Дальше по улице затренькало пианино, кто-то торжествующе завопил. Мимо меня прошли двое, распространяя дух вина и смолы, оба не слишком тверды на ногах. Откуда-то рядом доносился приятный запах свежераспиленного дерева. А вот и оно: громадные штабеля досок, уложенных сушиться на солнце, клети толстых брусьев и мачтовых деревьев.

А все-таки думается про мисс Мейджорибанкс и как она поедет на Запад. Не по себе, что обещал Тэйту… но ведь обещал-то я только доставить ее в целости досюда. Сейчас же она отправится в Сент-Луис, а если и там не разузнает о брате, двинется вверх по Миссури или Платт.

Незачем мне себя грызть. Макейр мужик крепкий. Как каменная стена.

Тем не менее я беспокоился. Уж очень она молода и сверх всякой меры самоуверенна, по всей видимости.

Я зашагал вдоль речного берега. Несколько кильботов строятся. По крайней мере один корпус станет пароходом, плавающим по Миссури, судя по плоским очертаниям.

В будке около дальних штабелей леса светится огонек. Позади нее берег уходит откосом в воду, и видны причаленные вдоль реки дощаники. С некоторых долетают голоса, в окнах кают горит свет. На этих баржах живут. Сплавляют их вниз до Нового Орлеана, продают и оплачивают проезд обратно вверх по реке.

Вот это да! Я замер на полушаге, с напряжением вглядываясь в собирающуюся черноту. Из воды поднималась голова гигантского морского чудовища или дракона. Несущего на спине пароход.

Я спустился к пирсу. «Западный механик»! Так вот какое оно, судно, отправившееся с экспедицией майора Стивена X. Лонга на Запад. Даже в Канаде, далеко отсюда, слышали новости об этом предприятии. Тридцать пять дней от Питтсбурга до Сент-Луиса, с несколькими остановками по дороге. Я отыскал глазами название, написанное на борту, потом принялся разглядывать длинное, точно покрытое чешуей, похожее на змею судно. Голова поднимается до самой палубы. Хвостовые плавники скрывают от взгляда с боков кормовое гребное колесо.

Есть на что полюбоваться, даже в сумраке, окружавшем пароход, когда я подошел. Говорили, его построили с расчетом напугать индейцев. Я знал кое-кого из индейцев и сомневался, чтобы кто-то из них мог перепугаться надолго. Однако он должен был выглядеть впечатляюще, плывя под парами против течения, дыша дымом из ноздрей, оставляя позади вспененную воду.

— Нравится?

К поручню, шедшему вдоль чешуйчатой спины, прислонился человек.

— Наверно, здорово было его строить.

— Строить? Да… я к этому рук не прикладывал, но на реке он ведет себя отлично. По-моему, это безобразие.

— Какое безобразие?

— Его построило правительство, а теперь он правительству надоел. Хотят отвести его повыше по Огайо и пустить на слом.

Я глянул на корпус. Примерно семьдесят пять футов в длину.

— Какая у него осадка?

— С полным грузом девятнадцать дюймов. Как раз для западных рек, там то и дело воду с собакой искать надо.

— А как с котлами?

— Полный порядок. Хорошее судно… что называется хорошее. Дело просто в том, что его послали выполнить задачу, а получилось, что выполнили только наполовину. Так ведь это люди виноваты, которые плыли на нем, ну и объявившиеся трудности.

Мы поговорили еще немного, и, боюсь, я спрашивал об условиях, существующих в верховьях реки, столько же, сколько о возможности построить корабль. Начал чувствовать лихорадку, вот ведь что.

Прибыв в Питтсбург, Цинциннати или Лексингтон в ту пору, человек только и слышал что о Западе. От людей со всех концов света. Каждый либо побывал там, либо туда собирался. Велись разговоры про индейцев, бизонов, дичь, но больше всего говорилось о самой земле, о прериях и горных цепях.

Иногда происходящее трудно было взять в толк. Люди, имеющие хорошую работу, доходные профессии, процветающие деловые предприятия, — и говорят, что отправляются на Запад. Многим из них достаточно оставаться, где они есть, чтобы разбогатеть, но живущее в них стремление не считается ни с деньгами, ни с успехом. Это было стремление исследовать неизведанное, освоить новую страну, заселить огромные пустые земли за горизонтом.

Это стремление пронизывало воздух, которым я дышал в городе, граничащем с новыми краями, а в Сент-Луисе, куда, казалось, решил отправиться весь Питтсбург, должно быть, дело обстоит куда хуже. Уже обсуждают открытие торговли с Санта-Фе, упоминают Калифорнию — это еще где?

Мой собеседник тоже заразился. Звали его Джон Масман, он дважды ездил в Сент-Луис, а до этого поднимался на кильботе по Миссури.

— Индейцы? Видел полно. Неплохой народ, но взбалмошный. Раз-два, и передумают, а белых в грош не ставят. Большинство мало кого нас встречали, и кто ни приди к индейцам — торговать хочет. Убеждены, что белым без них никуда. Для индейца бизоньи одеяла — это все, а про нас думают, будто у нас нет бизонов и не на кого охотиться, поэтому и приходится ехать на Запад, чтобы раздобыть меха у индейцев.

Некоторые из них бывали на Востоке и видели города. А другие им не верят. Обзывают лжецами и говорят, что им затуманило разум белое колдовство. С индейцами надо полегоньку, пока не расчухаешь, откуда ветер. Они много между собой воюют, нападают на деревни, перехватывают охотничьи партии, даже женщин, собирающих хворост… Убивают и снимают скальпы. Если ведешь дела с каким-нибудь племенем, другое племя может посчитать тебя за врага. Приходится действовать с оглядкой, пока не разберешь, кто в каких отношениях.

Звучало, как хороший совет, а я в таких нуждался.

Теперь лихорадка овладела мной полностью.

Я расстался с Масманом и долго ходил по улицам. Когда вернулся в отель, было очень поздно. Жобдобва сидел в зале, расчесывал бороду и бурчал себе под нос. За гребешок он брался, когда что-то его расстраивало. Расстраивало и сейчас.

Перед ним стоял стакан рома, и по раскрасневшимся щекам я угадывал: это не первый. А ведь он был из тех, кто пьет немного и головы при этом не теряет.

— Они тут, паренек, — сообщил он мне, — нагнали нас.

— Кто «они»?

— Маклем и та шайка. Только их больше стало. И чудорезная же эта компания! Снюхались еще с восемью — десятью подонками Бог знает откуда и налаживаются отправиться на Запад.

— К нам это не имеет отношения. — Я пожал плечами. — Чем раньше они уберутся, тем лучше.

Он метнул в меня жесткий взгляд. Глаза слегка вылезают из орбит — так с ним бывало, когда он выходил из себя.

— Не имеет отношения, говоришь? Можно считать и так, а я вот думаю, что мы с ними накрепко связаны, и вместе будем плыть или тонуть, пока кто-то не захлебнется!

Глотнул рома.

— Этот, со змеиными глазами… он заходил сюда, про тебя спрашивал. Меня не видел. — Он указал назад. — Я стоял там сзади, у двери, и он прямо про тебя и спросил.