Золотая ловушка

Дождь прекратился. Ветер стих. Раскаты грома в дальних одиноких ущельях на юге казались отсюда беспомощным щенячьим урчанием. Облака, гонимые ветром, метались, не находя покоя, соперничая со звездами за место на небе. А Джим Бостуик лежал совсем один, беспомощно раскинувшись на камнях этой горы; у него не осталось никаких сил — он ослаб от потери крови и переохлаждения, пролежав всю ночь под проливным дождем. А потом он протянул руку и нашел свой револьвер. Каким-то образом ощутил, что у него есть колени, подтянул их и приподнялся. Попробовал крутануть барабан револьвера, и это ему удалось.

Непослушными пальцами нажал на стержень отражателя и вытолкнул пустые гильзы. Потом тщательно зарядил револьвер, достав патроны из пояса. Рядом с ним никого не было. Он это хорошо видел. Где теперь Моффит — неизвестно, но по крайней мере не здесь.

Джим пошарил вокруг себя, ощупывая камни, и нашел сломанную ветку. Пользуясь ею как костылем, поднялся.

Блэки, скорее всего, убежал. Его прогнала буря. Бостуик знал, что перед ним, на тысячу футов ниже, находится ранчо и, если он хочет остаться в живых, он должен туда вернуться.

Пытаться идти в обход по тропе бесполезно. Ему ни за что не осилить такой путь. Нужно как-нибудь постараться и ощупью, ползком спуститься прямо вниз. Он не знал, сколько ему потребовалось времени, опомнился, только когда понял, что находится уже внизу, и в тот момент обнаружил кое-что еще. Следы лошади!

Если здесь следы, это означает, что они оставлены после бури. Он кликнул, рискуя получить пулю от Моффита, если тот еще жив и находится поблизости. Потом звал снова и снова. И наконец услышал тихое радостное ржание и знакомое цок-цок-цок.

— Блэки! — шепотом позвал он. — Блэки!

Лошадь фыркала и пятилась назад, потом подошла ближе, принюхиваясь к чему-то в темноте. Бостуик потянулся к ней, но она снова отпрянула. Он назвал вороного по имени, и лошадь успокоилась. Одна рука ухватилась за стремя, Джим подтянулся, и вот он уже в седле, мокром от дождя.

— Домой, Блэки! — прошептал он, и вороной, словно только и ожидая этого приказания, послушно повернул и направился через неширокую долинку к фермерскому дому.

Навалившись на луку, он все-таки ухитрялся держаться в седле. Наконец конь остановился у ступеней крыльца, Бостуик практически свалился на землю. А когда стал подниматься по ступеням, его рука наткнулась на человеческое лицо, неподвижное лицо. И тело тоже не шевелилось, но было теплое.

В тусклом свете серых холодных предрассветных сумерек он увидел перед собой скорчившуюся фигуру. Кэп Моффит!

Джим Бостуик засмеялся — этот хриплый звук больше походил на кашель.

— Ты… Значит, ничего у тебя не получилось! — насмешливо сказал он своему врагу.

Обернувшись к вороному, он ухватился здоровой рукой за подпругу, каким-то образом ухитрился ее распустить, так что седло упало на землю. Потом наклонил лошади голову и снял уздечку.

— Поваляйся как следует, парень, — прошептал он, — а потом иди щипать травку.

Он отворил дверь, потом взял за шиворот Моффита и втащил его в дом, оставив снаружи один сапог, зацепившийся шпорой за порог. Достав револьвер Моффита, он положил оружие и его хозяина рядом с собой.

Ему понадобился целый час, для того чтобы рассмотреть свои раны, и еще час, для того чтобы промыть их и кое-как перевязать. Занимаясь этим делом, он хмуро поглядывал на Кэпа, который не приходил в чувство.

— А я вот все еще двигаюсь, — усмехнулся он. — Меня так просто не одолеешь.

Покончив со своими ранами, он принялся за раны Моффита. Джим держался на нервах, знал, что в нем ничего, кроме нервов, не осталось. Он заставлял себя держаться, заставлял свое тело двигаться. Окончив перевязывать раненого, он поставил греть воду на плиту и тяжело опустился в кресло. Его лицо, обросшее щетиной, потемнело, глаза ввалились, в спутанных волосах было полно песка и крови — последняя пуля рассекла кожу на голове и, должно быть, вызвала нечто вроде небольшого сотрясения мозга. Бостуик мрачно смотрел на киллера, который все еще не пришел в сознание.

Когда вода вскипела, он сварил себе кофе, плеснул в него виски и, обжигаясь, выпил чашку и потом другую. Затем двигаясь вместе со стулом и опираясь на стенку, дотащился до Моффита и связал раненого киллера по рукам и по ногам. Через какое-то время Бостуик оказался на кровати и снова потерял сознание.

Спустя несколько часов, когда в комнату через дверь уже лился поток лучей заходившего солнца, Бостуик проснулся. Первым делом он посмотрел на Моффита. Раненый киллер лежал на полу, устремив на Бостуика свирепый взгляд.

Джим скинул ноги на пол, глядя на Кэпа усталыми мутными глазами.

— Лежишь, как цыпленок, готовый для вертела, — издевался он. — Здорово ты стреляешь, нечего сказать.

— Сам-то ты хорош, — огрызнулся Моффит.

Бостуик ухватился здоровой рукой за выступ в стене и поднялся на ноги. Он похлопал по револьверу, заткнутому за пояс.

— Мой револьвер все еще на месте, — сказал он и пополз, держась за стену, на кухню. Там он развел огонь и бессильно опустился в кресло. — Не слишком-то ловко ты стреляешь из своего дробовика.

— Ну, тебя-то я достал.

Бостуик хихикнул:

— И держишь меня, да? Может, даже и убил, да? Эх ты, убийца недоделанный! Не настал еще тот день, когда ты сможешь меня убить.

Моффит покачал головой.

— Может, ты и прав, — согласился он. — Но все равно в тебе сидят три пули.

— Четыре раза в меня попал, — уточнил Джим, посмеиваясь. — Но свинца во мне нет.

Он чувствовал тошноту, но все-таки заставил себя вскипятить воду и приготовить кофе. Потом снова уселся в кресло, чувствуя, что слабость и тошнота все усиливаются.

— Сидел бы ты лучше спокойно, — бросил Кэп, — а то совсем ведь доходишь. — Он помолчал. — Почему ты меня не застрелил, когда имел возможность?

— Ну… — Бостуик глядел на киллера с мрачной ухмылкой. — Мне нравятся крепкие ребята. Я всегда с удовольствием смотрел на настоящего бойца. Ты здорово себя показал на этой проклятой горе вчера вечером, гораздо лучше, чем какой-нибудь поганый киллер.

Кэп Моффит промолчал. В первый раз в жизни слова другого человека показались ему обидными. Он смотрел на свои ноги без сапог и не находил подходящего ответа.

— Собираешься меня сдать? Отправить на виселицу?

— Нет. — Бостуик налил в чашку кофе и пододвинул ее на другой конец стола. — Кто-нибудь тебя все равно пристрелит, это так же верно, как и то, что Бог создал маленькие яблочки. Явишься сюда еще раз, и это сделаю я. Больно хороший человек Том Этербак, здешний хозяин.

— Друг у него хороший, вот это точно.

Двое мужчин, больные и раненые, боролись за свою жизнь в течение четырех дней, вернее, боролся Бостуик. Моффит за ним наблюдал, не в силах поверить своим глазам. Он просто не мог себе представить, чтобы человек так упорно старался выжить, что существует такая сила воли. И все-таки этот большой и искалеченный человек никак не хотел сдаваться. Убить такого невозможно, внезапно подумал Моффит. Есть в нем что-то темное, ожесточенное и сильное, что-то неподвластное смерти.

Наутро шестого дня Кэп Моффит ушел. Он взял серого из запасного загона и ускакал на своем собственном седле. Раненый, но живой.

Том Этербак вернулся на ранчо на девятый день. Он с удивлением смотрел на бледную тень, оставшуюся от человека, который поздоровался с ним, держа в руках ружье. Смотрел на окровавленную повязку на его ноге.

— Неужели ты участвовал в драке, которая произошла в городе? — строго спросил он.

— Что за драка?

— Ее затеял какой-то чужак, Кэп Моффит. Перекинулся парой слов с Чарли Гором и его двумя приятелями. А они подняли стрельбу.

— Убили его?

— Не знаю. Ранили это точно, но уехал он сам. На собственной лошади.

— А что с Гором?

Этербак покачал головой.

— Этот чужак настоящий дьявол. Он убил Гора и одного его приятеля, а другого ранил.

— Да-а, хороший человек, это точно. Сварил бы ты кофе, а? И что-нибудь приличное пожрать, а то я совсем того.