Страница 70 из 70
— Ой-ой!
Из соседней комнаты выходят, становятся вдоль стены, слушая своих сыновей, женщины. Это для них я пою о безымянном пастухе, который, преодолев страх перед силой, умерил потребности алчных, сведя их к нулю, и тем самым еще раз подтвердил возможность преодоления в настоящем и в будущем.
В каком это веке было? Кто помнит?
— Ой, пастух Черной горы!
Таксист-клятвопреступник толкает меня локтем в бок. Поворачиваюсь к нему недоуменно.
— Хорошо поют, — кивает он на братьев моих. — Не мешай.
Умолкаю на мгновение, и вспоминается мне, как в детстве мы ходили после уроков к реке — пятеро друзей-одноклассников, — усаживались на берегу и пели цыплячьими голосами, вернее, учились петь:
— Ой, пастух Черной горы!
Один из нас стал военным летчиком, если вы помните.
Второй работает в Садоне на руднике.
Третий строит БАМ.
Четвертый сидит в тюрьме за махинации с сухофруктами.
А пятый — я сам:
— Ой-ой! — пою-подпеваю.
Вижу — отец головой качает: не получается, мол, у тебя, не получается…
Когда же я пел последний раз? Когда это было?
— Ой, пастух Черной горы!
К матери поворачиваюсь с надеждой, но и она хмурится, палец ко рту прикладывает…
Умолкаю.
Я умею петь молча.
Умею петь.
Молча.
Вы слышите меня?
Сижу на крылечке, созерцаю закат. Бычок Какузо задумчиво чешет бок о ствол дикой груши.