Страница 6 из 49
Постарайся освоить хрестоматийные правила ведения боя и обороны, а затем разработай свои собственные. Великие военачальники всегда хорошо знают военную историю и то, что было предпринято в той или иной ситуации, а затем, исходя из чужого опыта, они планируют операции с учетом собственного опыта и особенностей конкретной ситуации. Александр, Ганнибал, Велизарий… изучи их опыт. Они были великими полководцами».
Выслушав меня, Джублейн спросил:
— Разве твой отец был всего лишь простым солдатом? У него, по крайней мере, должен бы быть капитанский чин.
— Капитанский чин дается людям знатного происхождения. Мой отец был всего лишь сильным и храбрым воином, искусно владеющим оружием… вероятно, если бы он жил в другое время, в другой стране…
— Да, конечно, — согласился Джублейн, продолжая потягивать эль. — Иногда я думаю о заморских странах и невольно задаюсь вопросом: если там могли прославиться такие грубые солдафоны, как этот Писарро[2], то почему бы мне не оказаться на его месте? Ведь этот неотесанный мужлан не мог похвастать ни знатным происхождением, ни высоким званием. У него не было ничего, кроме личной храбрости, силы воли и шпаги.
— В Новом Свете все возможно, — согласился я. — Я тоже много размышлял над тем же. Вероятно, только в Новом Свете можно добиться большого успеха, не обладая привилегиями, дающимися по наследству. Рождение в знатной семье еще ничего не значит, если ты ничего собой не представляешь.
— В Новом Свете простой человек имеет возможность даже стать королем. Там он свободно может стать владельцем земли, как в свое время было с норманнами, пришедшими в Англию, а еще раньше — с саксами.
— Лично у меня нет желания становиться королем, — сказал я, — хочу лишь полной свободы и возможности жить, как мне нравится.
Два дня мы наслаждались чревоугодием и покоем. Джублейн с удовольствием отсыпался, поскольку последнее время он провел в голоде и холоде, а у меня накопилась уйма дел по хозяйству. Несколько последних месяцев я занимался отхожим промыслом в карьерах и наведывался домой всего лишь пару раз.
Вдруг меня осенило, перед моим мысленным взором возникло лицо некоего человека. Он уже работал в карьерах в Риче. Сейчас я точно вспомнил, что видел его в Стамфорде.
В душу закралось предчувствие беды. Возможно, этот человек и не запомнил меня, возможно, он меня не выдаст, а то и вообще не знает, откуда я. И все же…
Когда Джублейн отлучился из дома, я вытащил из тайника все спрятанные там монеты и переложил их в потайной карман одежды, которая была на мне. Возможно, нам придется покинуть это убежище, и я хотел заранее подготовиться к этому.
Утром четвертого дня, перед самым рассветом, меня разбудил цокот копыт. Я встал с постели, снял со стены графскую шпагу и, положив ее на стол, вышел из дому.
Утро было прохладным и влажным. Туман окутывал болота, обильно орошая росой лужайку у меня перед домом, отчего она казалась изумрудно-зеленой.
Цокот копыт замедлялся по мере приближения всадника и вскоре затих у ворот. Всадник отворил ворота и провел свою лошадь во двор. Только теперь я разглядел, что это был Коувени Хазлинг.
Времени он не терял и сразу же объяснил цель своего приезда.
— Ты попал в беду, парень, в весьма серьезную беду. Кто-то опознал тебя в толпе. К завтрашнему дню этот человек и люди оскорбленного тобою дворянина наведут о тебе справки в Риче, а потом нагрянут сюда.
— Весьма любезно с вашей стороны приехать и предупредить меня.
— Тебе понадобятся деньги, — продолжал он, извлекая из кармана горсть монет и протягивая их мне. — Возьми вот это, рассчитаешься со мной позже, когда продашь то, что у тебя имеется. А сейчас укройся в болотах.
— Я так и поступлю. Но вы устали, преодолев столько миль. Прошу вас, спешивайтесь… вам необходимо подкрепиться перед обратной дорогой. Я давно усвоил простую истину: если имеется такая возможность, то лучше на всякий случай подкрепиться, ибо никогда не знаешь, что тебя ожидает впереди.
Он слез с лошади, привязал ее к забору и вместе со мною вошел в дом. Там нас уже поджидал Джублейн со шпагой наготове.
— Джублейн — мой друг и боец, он из Стамфорда. Он помог мне избежать преследования, — объяснил я.
Глаза Хазлинга быстро обежали комнату и остановились на шпаге.
— Так вот она! Клинок, подаренный твоему отцу графом?
— Да, она самая…
— Этот факт мне хорошо известен, — продолжал Хазлинг, повергнув меня в еще большее удивление. — Мне рассказал об этом один человек, в разговоре с которым я упомянул твое имя. Он оказался твоим другом.
— Моим другом?
— Да, именно. Это человек, который коллекционирует антикварные вещи. Он знал твоего отца.
— У Барнабаса также есть и враг, — с нескрываемым раздражением не преминул заметить Джублейн. — Что вы можете сообщить нам об этом человеке?
— О Руперте Дженестере? Это весьма отвратительный тип, однако обладающий большой властью и высокими связями. Худшего врага трудно даже представить. Это человек в высшей степени амбициозный, богатый наследник, страдающий манией величия и пышущий ненавистью. Он был публично осмеян, и этого он никогда не простит.
Тем временем мы допили эль. После этого Хазлинг снова сел на лошадь, но в обратный путь он отправился другой дорогой, которую я ему посоветовал.
Стоя у ворот, я вслушивался в удаляющийся цокот копыт. Войдя в дом, я решил прицепить к поясу шпагу и кинжал, затем перезарядил пистолеты. Джублейн с иронией наблюдал за моими действиями.
— Ты все схватываешь на лету, — улыбнулся он, осушая очередной стакан эля.
Болотные люди всегда отличались своей независимостью. Мы относимся к той категории людей, которых называют людьми дела, поэтому мы презираем бездельников.
Столетиями контрабандисты использовали территорию болот, проводя свои суденышки по одним им ведомым водным путям. Мы не обращали внимания, но всегда знали об их делах. Кое-кто из болотных людей поступил на военную службу, а несколько человек были насильственно принуждены служить на флоте. Мы жили своей замкнутой жизнью и были весьма ею довольны.
Из сундука я извлек боевой шлем своего отца, а со стены снял его оружие. Потом я собрал весь наличный провиант — копченую ветчину, сухофрукты, сыр и прочую снедь, и мы погрузили все это в мою плоскодонку.
Не успел я вернуться в дом и закрыть все двери, как на меня со всех сторон набросилось полдюжины мужчин. Без предупреждения они набросились на меня, но на этот раз моя шпага была готова к бою.
— Убейте его! Я хочу видеть его мертвым! Вы слышали мой приказ!
Их возбужденные голоса и тяжелое дыхание приближались ко мне, но неожиданно для нападавших, как только их кольцо сомкнулось, я начал действовать с молниеносной быстротой на опережение. Я отбил удар одного из нападавших, а когда он проскочил мимо меня и оказался между мною и другими нападающими, я метким ударом своей шпаги пронзил его насквозь.
Злодей рухнул, а я, выдернув из его тела шпагу, заметил, что нападавшие оробели и утратили боевой дух. Смерть одного из них повергла их в смятение, поскольку они намеревались безнаказанно убить землевладельца, а не жертвовать своими собственными жизнями, ужас охватил их, и они застыли на месте в нерешительности. Именно этого момента я ждал и теперь с воинственным кличем ринулся на них.
Я сделал финт, ложный выпад, и нанес неотразимый колющий удар… шпага глубоко вонзилась в тело второго нападающего. Разъяренные моим отчаянным сопротивлением злодеи вновь сомкнули кольцо вокруг меня и в очередной раз взмахнули шпагами. Я оборонялся отчаянно, моя шпага разила беспощадно: отбив — удар — защита — удар, я стремился выиграть время, так как знал, что в таком неравном бою долго не продержусь. И в этот момент у меня за спиной раздался голос моего нового друга.
— Рази их! Не дай им уйти!
Его неожиданное появление окончательно деморализовало нападающих, и они поспешно ретировались. Совершить безнаказанное убийство — это одно дело, но достойно сражаться не на жизнь, а на смерть — совсем иное. У них достало храбрости всей оравой напасть на одного, но при появлении моего сторонника они обратились в бегство, покинув своих поверженных соучастников. Их даже не смогли остановить гневные окрики их господина.
2
Писарро Франсиско — испанский конкистадор (1502-1548).