Капитан

— А как же «стратегическая задача», товарищ майор?

— Побольше или поменьше? — тотчас отреагировал Вязьмин.

— Общая…

Они разом рассмеялись и крепко пожали друг другу руки.

Погонные метры

После трехлетнего отсутствия я приехал к родителям. Была середина июля — самое любимое время года в детстве, — много фруктов, жарко. Но это было в детстве, а сейчас Кубанское море внесло свои коррективы в природу; жара с тяжелой надсадной влагой давила все живое — дышалось тяжело. Непривычно уставший, я стоял на перекрестке, ждал зеленого света. Вдруг передо мной остановились бежевые «Жигули». Машинально я заметил, что весь передок у них был обвешан многочисленными фарами, как у гонщиков. Неожиданно меня кто-то окликнул. Из машины вышел высокий, довольно плотный улыбающийся человек. Подошел ко мне, обрадованно крикнул:

— Здорово, старик, — и протянул руку.

— Привет, — ответил я, пытаясь мучительно вспомнить, кто это.

— Не трудись, не вспомнишь, меня никто не узнает, еще больше заулыбался он. — Помнишь игру с восьмой школой? Ну правильно, я и есть Леха! Что, изменился сильно? — продолжал гудеть он сверху. — Садись, поехали.

Собственно, спешить мне было некуда, я сел в машину. Леха сначала включил магнитофон, потом тронул. Как обычно в таких ситуациях, перескакивая с одного на другое, мы начали вспоминать ребят, с кем играли за сборную школы по баскетболу. Леха у нас был «столбом». Несколько неуклюжий, под щитом он преображался. Не оставлял никаких шансов противнику. В той игре с восьмой школой за первое место, на последних секундах Леху под щитом схватили за руки. Судья назначил два штрафных броска. Счет был 68:67 в пользу восьмой школы. В первый момент мы обрадовались, но тут же поняли, что это не спасет, Леха пробивать штрафные не умел. На тренировках — пожалуйста: он бросал с любой точки «чистые» — только сеточка дергалась. В играх тоже — но кроме штрафных. Один на один с кольцом, никто не мешает, не толкает, только и забрасывай, но именно так, чтобы никто не мешал, Леха не умел забрасывать. Судья, успокоив болельщиков и игроков восьмой школы, взял мяч и пошел к кольцу. За ним уныло потянулись остальные: команда восьмой школы с какой-то надеждой на чудо, мы — без. В зале повисла тишина. Судья коротко свистнул. Леха не торопясь стукнул мячом об пол, помял его, опять стукнул и неожиданно быстро бросил, но не с вытянутой руки, а как-то от груди. Сеточка дернулась — чистое попадание. Зал засвистел, закричал, заорал. Мы не верили своим глазам. Леха стоял невозмутимо, уставившись взглядом в пол. Судья поднял руку. В зале опять повисла тишина. Судья передал Лехе мяч. Он опять стукнул его об пол, помял, снова стукнул и вдруг раздался истошный крик:

— Ты что делаешь?

И разом несколько голосов дружно закричали:

— Ми-мо, ми-мо!

Судья взял мяч, дождался тишины:

— Если еще повторится, команде восьмой школы будет объявлено техническое замечание, за безобразное поведение болельщиков.

Техническое замечание — это еще два броска. В зале снова стало тихо. Судья передал Лехе мяч. Коротко свистнул. Леха взял мяч обеими руками, широко раздвинул ноги и, как когда-то в детстве, когда еще не хватало силенок добросить до кольца, снизу, от коленей, бросил. Зрители заревели. Мы схватили Леху на руки и стали качать, Несколькими минутами позже, когда команде вручали кубок, главный судья спросил у Лехи:

— Как же это ты смог?

Леха, переминаясь, ответил:

— Так ведь надо было!

И вот теперь этот Леха сидит за баранкой рядом со мной. Он сильно изменился. Из тощего, неуклюжего подростка превратился в здорового, уже заматеревшего мужчину. Тогда, в детстве, он зачесывал волосы назад, отчего они топорщились во все стороны, сейчас у него был аккуратный, уложенный пробор. Вот только что же произошло с его курносым носом? Поймав мой взгляд, он пояснил:

— Пластическую операцию сделал, поэтому никто и не узнает! Слушай, старик, давай заедем ко мне, на секундочку, понимаешь, позарез надо заскочить, заодно посмотришь, как я живу.

Леха жил в только что построенном доме на окраине города. Дом, незаметный с улицы — рядом таких много, — внутри поражал продуманностью планировки. Со всеми удобствами, телефоном, чешской и румынской мебелью. В большой комнате стояла стенка, вся заставленная хрусталем и посудой. Оглядев это величие, я не сразу понял, что меня что-то беспокоит, что-то не так в доме. Невольно я еще раз мысленно пробежал взором по всем комнатам, Леха первым делом показал мне их, и вдруг меня осенило: в доме я не видел ни одной книги. Удивленный, я повернулся к Лехе и спросил, мысленно усмехаясь про себя:

— Леха, а ты принципиально без книг живешь?

— Да нет, — смущенно ответил он, — просто руки не дошли. Я ведь шесть лет строил, а въехали два месяца назад. Но я этот вопрос решу. Будут и у меня книги. Все будет, дайте Лехе только время.

Забрав какие-то бумаги, мы поехали в центр города. Меня разбирало любопытство, и я еще раз вернулся к домашней теме.

— Леш, но ведь для дома, машины и книг нужно не только время, но и еще что-то? — и показал пальцами.

— Ну, это не проблема, я уже десять лет как арбузы выращиваю, потом на грузовик и в Донецк, к шахтерам. За десять лет можно не только машину и дом купить.

На том же перекрестке мы распрощались, а через день я улетел. Прошел год. Опять в отпуск я прилетел к родителям. Через день приехал Леха. Едва увидев меня, схватил за руку и потащил к машине.

— Старик, поехали скорей ко мне, очень надо, буквально на полчаса, мне нужна твоя помощь.

Я без слов оделся.

Дома Леха широко распахнул дверь в большую комнату, и я замер на пороге. Вместо былого хрустально-посудного великолепия вдоль стены тянулись огромные полки с книгами.

— Ну и Леха! — вырвалось у меня. Я подошел ближе, стал внимательно рассматривать книги. Большинство книг были старые, многие дореволюционного издания. Из новых бросались в глаза свежим пятном тома Всемирной литературы. На полках стояли полные собрания Соловьева, Ключевского, дореволюционный Достоевский. Книги стояли без всякой системы, рядом с Буниным литературное приложение к «Ниве», тут же томик Пушкина 1899 года. Много книг было по медицине.

— Ну как, впечатляет? — спросил Леха. Его глаза радостно блестели. — Понимаешь, только позавчера завез, но не знаю, что стоит оставить, а что нет. Посмотри, пожалуйста. Плохие ты прямо клади на пол, а остальное я расставлю.

Я стоял ошеломленный, не зная, верить или не верить глазам.

— Ну, Леня, люди десятилетиями такие библиотеки собирают, а ты за год. Силен, но непонятен, — отозвался я.

— А мне чего, ты ведь сказал, нет книг, я и сам думал, что надо, пусть девки мои читают, а там, глядишь, и я буду. Я сначала стал по магазинам каналы наводить, но понял, что это долго. Решил у кого-нибудь библиотеку купить полностью. А тут как раз профессор мединститута умер, а дети объявление повесили, что книги продают. Ну я к ним пришел и говорю: «Все покупаю». Стали думать, как определить стоимость, я прикинул и предложил им: «Давайте я за погонные метры платить буду. Полторы тысячи метр». Они и согласились.

Я сразу не понял и переспросил:

— Как, как?

— Полторы тысячи рублей погонный метр. Здесь шесть с половиной метров: и им тоже удобно — не возиться, и мне хорошо.

Стекла еще не были вставлены, и я прошелся вдоль шкафа, рукой поглаживая корешки. Последним в ряду стояли одиннадцать томов А. П. Чехова.

«Даже он, знаток человеческих пороков, слабостей, — подумалось мне, — не предполагал, что его книги будут покупать на погонные метры».

Поздний ребенок

— Встреть, пожалуйста, Елену, — позвонил двоюродный брат из Москвы, — она завтра прибывает в Ленинград из-за границы. В отпуск едет.

Брат женился недавно, и я еще не знал его многочисленную новую родню.

— Елена вышла замуж за американца и уже три года живет там. Раз в два года приезжает домой, — пояснил Борис.